Люблю и ненавижу - Георгий Викторович Баженов

раз я тебе безобразий не спущу. Ты у меня в этот раз… Надолго запомнишь Полину!

— Побеждать приехала?

— А ты хочешь, чтобы семья от тебя ревмя ревела, а я спокойно со стороны смотрела?

— Я что-то одно не пойму: ты кто такая? Кто ты здесь такая есть?

— Родня твоя!

— Ха, родня! — ухмыльнулся Анатолий. — Мне вон даже жена не родня, так еще ты объявилась на мою голову.

— Как это — жена не родня? — не поняла Полина.

Анатолий вздохнул; глаза его наконец прояснились, обрели осмысленное выражение; потом дотянулся до папирос, чиркнул спичкой:

— А кто она мне по крови? Так, сожительница… — принялся развивать свою мысль Анатолий. — Дети — другое дело, они родные по крови. А жена — нет, она случайный человек. Могла она быть, могла другая, вот хоть ты, к примеру… Верно я говорю?

— Я? Держи карман шире! — откровенно рассмеялась Полина.

— А что? Образованием вознеслась высоко, ага? Иль я слишком близко к земле ползаю?

— Ты дурака-то из себя не корчь! Образование тут ни при чем. Был бы человек стоящий, остальное для нашей сестры не имеет значения.

— Имеет, — твердо возразил Анатолий. — Еще как имеет. Борька твой — он, думаешь, на тебя посмотрел бы, не будь у тебя диплома?

Но тут уже не выдержала Зоя, решила укоротить немного язык муженьку:

— До чего хитер-то, а? Ему говорят — ты такой-сякой-разэтакий, а он свое талдычит: вы образованные!.. Нашел чем попрекать людей — образованием! Взглянул бы лучше на себя…

— Защищает сестрицу… — дымя папиросой, усмехнулся Анатолий. — А того не понимает, чего ради она сюда примчалась… Как же, мы люди темные, лошадки навозные, а она — благородная, образованная, спасать нас приехала, меня, темного неуча, просветить захотела, семью-родню оградить… А не выйдет, слышь, Полька, не выйдет у тебя ни хрена! Вот тебе крест — не выйдет!

— Посмотрим, — спокойно обронила Полина. — Э-эх, — вдруг удрученно вздохнула она, — нет на тебя такой бабы, как я! Пользуешься добротой Зойкиной, отходчивостью ее. А попадись ты мне — я б тебя вот так в кулак сжала, — Полина, вытянув вперед руку, показала, как бы она это сделала, — пискнуть бы не успел, а уж сквозь пальцы отжатым соком полился… понял?

— Видит око, да зуб неймет. — Анатолий дважды — резко, зло — ткнул папиросой в блюдце, потушил ее. — Ладно, набалакался тут с вами. Хватит, сыт по горло!

— Куда это собрался еще? — насторожилась Зоя.

— На кудыкину гору! Сказал же — завтра в командировку. К директору надо заглянуть.

— Не хватило, что ли? — Зоя, ощущая поддержку Полины, разговаривала с мужем необычно твердо, зло, с чувством праведности в голосе.

Анатолий, ничего не ответив, наскоро оделся («Поля вон рубаху тебе привезла!» — крикнула вдогонку Зоя, но Анатолий и бровью не повел), хлопнул дверью и был таков.

Утром, толком ничего не объяснив Зое, Полина куда-то ушла. Анатолий, конечно, дома не ночевал — такое за ним водилось, так что Зоя вновь осталась одна. Странное дело, она даже испытывала некоторое облегчение, что никого сейчас нет рядом; вот думала, особенно когда писала Полине письмо, что приедет сестра — приструнит Анатолия да и ее, Зою, поддержит немного, и будет хоть полегче жить, да, видно, все это только пустые мечтания… Анатолия-то Полина приструнила, а потом, когда он ушел бог весть куда, она вдруг набросилась на Зою: где там пожалела, наоборот — давай ругать на чем свет стоит! И главное ее слово было: разве можно так мужика распускать? Можно ли так позволять ему садиться на бабью шею — она что у тебя, шея-то семижильная? любую нагрузку выдержит? Эх, Зойка, Зойка, смотри, не только себя загубишь — детей, главное, потеряешь, с тебя же потом спросят: почему, мать, позволила этому ироду издеваться над нами и над собой?

Долго эти упреки слушать Зоя не смогла, а что отвечать, тем более не знала, ну и расплакалась в конце концов. Полина, редко когда сама плачущая, не терпела женских слез (эта черта у нее была чисто мужская, шла, видно, от отца — Авдея, который, если баба плакала, не жалел ее, а наоборот — еще сильней озлялся против нее), поэтому на слезы Зои Полина только махнула рукой:

«Поплачь, поплачь, а я пока в огород загляну…»

Зоя и перестала сразу плакать. Плачешь ведь когда сильней? — когда тебя жалеют, потому что слеза просит сострадания, взывает к чужому сердцу. Перестав плакать. Зоя прилегла на диван, где совсем недавно валялся Анатолий, и незаметно для себя, сама не зная как, уснула.

А утром, оставшись одна, даже повеселела как будто: ни мужа рядом, ни сестры-праведницы, которая не просто говорит с тобой, а жжет словом, так и хлещет им без всякой жалости и разбора. Одно слово — Полина…

Побывав на доке, Полина сразу же направилась к директору совхоза. Василий Ивантеевич Чужак, как только увидел ее, сначала нахмурился, потом все же не выдержал, улыбнулся сквозь пышные, лихо закрученные на концах усы, в которых почти без перерыва тлела очередная сигаретина «Памир».

— Если ты насчет Анатолия — его нет, — сразу предупредил директор.

— Для начала — добрый день, Василий Ивантеевич! — Полина не хотела сразу выкладывать козыри, нужно было хоть немножко поговорить с директором, с которым она крепко познакомилась-поссорилась еще в первый приезд сюда. Анатолий — дальний родственник Чужака, и тот хоть и не особо пекся о троюродном племяннике, но все же в обиду его не давал, покрывал, если надо, — особенно перед такими ретивыми правдолюбцами, как Полина.

— День-то, конечно, добрый, — улыбнулся Василий Ивантеевич, — но если ты Анатолия ищешь — его нет.

— А где он? — поинтересовалась Полина. — Хотя, если честно, Василий Ивантеевич, он мне не нужен.

— В командировку в район укатил. И учти — это командировка плановая, еще с прошлого понедельника у меня в календаре записана — вот, посмотри. — И он в самом деле показал на запись, поспешно сделанную на отрывном календаре.

— Уж ты не боишься ли меня, Василий Ивантеевич?

— Тебя-то? — усмехнулся директор и закурил очередную «памирину».

— Совсем спалишь усы, — улыбнулась Полина.

— Обо мне позаботилась? — снова усмехнулся директор. — Так вот: тебя-то я не боюсь, а подвохов твоих побаиваюсь. Зачем пришла-то — говори.

— Слушай, Василий Ивантеевич, твой дом какой — с краю, что ли?

— С краю. А что?

— Да ни разу в нем не была.

— В гости набиваешься? На это ответ у меня один: хоть ты и баба-женщина в самом соку и очень даже мне нравишься, к тому же инженер, рабочий класс, так сказать, а мы здесь — деревня, но жена у меня ой ревнивая! Не то что тебя, а и меня прибьет!

— Ладно, не пугай женой. Скажи уж просто — куркуль ты. Куркуль —