«Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою - Иоганн Фосс

Ожидаемое в конце зимы наступление русских войск так и не состоялось. Сейчас, когда земля раскисла и окружающая местность превратилась в болото, вести военные действие практически невозможно. На всем участке фронта, где дислоцировалась наша дивизия, наступило затишье. Пришло время передышки, особенно для тех взводов, которые постоянно находились в блиндажах, где у солдат сильно износились нервы за долгие месяцы несения охранной службы, когда постоянно приходится вглядываться и вслушиваться в темноту. Настало время отдыха от тягот боев и монотонных будней коротких промежутков между ними.

Мы старались максимально использовать солнечную погоду. Когда ветер немного отгонял мошкару в сторону, в редкие часы досуга мы выбирались в небольшую низину позади нашего блиндажа, и, раздевшись до пояса, загорали, наслаждаясь каждой минутой затишья, жмуря от удовольствия глаза. Стоило нам открыть их, как нашим взглядам представала весьма прозаическая картина — бледнокожие, незагорелые молодые мужчины выбирали вшей из швов нижних рубашек и мундиров.

То, что я находился среди них, было сродни чуду. Весной, когда наступила оттепель, я как-то раз отправился на наши старые позиции, чтобы повидаться с Генрихом. Был ясный погожий день. Вместо того чтобы обойти холм, я пошел прямо по траншее, которая, как я уже говорил ранее, была неглубока и представляла собой некоторую опасность для передвижения по ней. Я бежал по ней, лишь слегка пригибаясь. Неожиданно до моего слуха донесся пронзительный свист и шлепок пули, вонзившейся в стенку окопа возле меня. Я мгновенно бросился плашмя на дно окопа и быстро отполз в более глубокое ответвление траншеи. Когда я добрался до моего старого блиндажа, Генрих ужаснулся тому, как я выглядел.

— О, боже! Ты что, заболел? На тебе лица нет. Ты белый как мел.

— Со мной все в порядке, — отозвался я. — Все нормально. Просто я споткнулся в окопе и упал.

Генрих моментально все понял, потому что явственно слышал один-единственный винтовочный выстрел, нарушивший безмятежную тишину утра.

— Думаю, что мне не помешал бы добрый глоток шнапса, — виноватым тоном произнес я. — Да побольше, если ты не возражаешь.

Теперь, в утро моего дня рождения, настала очередь Генриха прийти ко мне. Он принес мне бутылку шнапса из своего месячного рациона. Мы сидели на солнце позади блиндажа и допивали то, что осталось после того, как я угостил парней из моего взвода. Я получил суточный отпуск. Шапер предложил мне побывать в дивизионном доме отдыха для солдат. По словам Генриха, он располагался в деревянном сооружении, построенном нашими саперами. Он тем не менее предупредил меня:

— Возможно, это будет совсем не то, что ты ожидаешь увидеть. Сходи и сам посмотри.

Через полчаса я отправился в путь. Не знаю, что было тому причиной, выпитый алкоголь, или прекрасная погода, или и то, и другое, но я шел вприпрыжку. Тропинка петляла по лесу, я поднимался вверх по склонам холмов и спускался вниз, переходил заболоченные низины и ручьи по настилам из досок и бревен. Я не переставал восхищаться небом Заполярья, его бескрайним голубым сводом, по которому были развешаны белые кучевые облака. Артиллерийские огневые позиции остались позади. Напряжение, которое я испытывал в последнее время на передовой, постепенно отпускало меня, и я почувствовал, как у меня становится радостно на душе.

Здесь, в зоне коммуникаций, земля сохраняла первозданную, ничем не опороченную чистоту. За последний час я не встретил ни единого человека и лишь позднее увидел стадо коров, которое сопровождали на выпас два пастуха. Отойдя в сторону, я пропустил их и проводил взглядом. На плече у меня был небрежно накинутый ремень автомата, который должен был усиливать контраст между бесстрашным, закаленным в боях солдатом-фронтовиком, коим я считал себя, и мирным населением, живущим в тылу.

В поисках точки лучшего обзора я попытался найти какое-нибудь возвышение в стороне от тропы. С высоты безлесного холма открывался прекрасный вид на безмятежную всхолмленную болотистую местность, поблескивающую водную гладь далекого озера. Меня неожиданно поразила чистая суровая красота этого края, я испытал спокойную тихую радость на грани с блаженством. Все горести последних месяцев и страх смерти куда-то отступили. Я сел на камень, наслаждаясь волшебными минутами бытия, сентиментально желая заключить весь мир в объятия. Я был один и мог никого не стесняться и вскоре почувствовал, как слезы катятся по моим щекам. В моем романтическом настроении я зашел настолько далеко, что стал думать о том, что если мне суждено погибнуть на этой войне, то было бы неплохо погибнуть в этих прекрасных местах.

Вспоминая этот летний день 1944 года и пытаясь найти объяснения моему настроению, я думаю, что оно было вызвано тем, что я, молодой солдат, провел несколько счастливых минут, которые наша земля порой дарит людям, как, например, первым охотникам северной Карелии две тысячи лет назад, когда они бродили по пустынным землям этого замечательного края.

Меня вывели из этого радостного, почти эйфорического состояния и снова вернули на землю тысячи злобных комаров, неожиданно набросившихся на меня. Я подумал, что если хочу добраться до дома отдыха к обеду, то мне следует поторопиться.

Я прибыл на место вовремя и сразу же получил добрую порцию гуляша с лапшой. Мне довольно редко удавалось так насытиться, как сегодня, потому что молодому организму обычного пайка хронически не хватало. Чуть позже, покончив с едой и закурив сигарету, я стал наблюдать за тем, как две медсестры Красного Креста обслуживают посетителей у барной стойки и оживленно беседуют с солдатами. Я понял, насколько это замечательно, — увидеть молодых женщин и услышать их мелодичные голоса. Мы уже давно были лишены женского общества. Я почувствовал неловкость из-за того, что одет в пропахшую потом, не первой свежести форму и не слишком чистые сапоги. Наблюдая за милыми девушками в легких платьях и белых передничках, я понял, о чем предупреждал меня Генрих. Мне стало неуютно. Когда одна из медсестер случайно коснулась моего лица своим платьем, я чрезвычайно смутился. Затем быстро встал, вышел наружу и отправился в кино.

Когда я смотрел кинохронику, у меня возникло впечатление, что дела на Восточном фронте обстоят для нас крайне неважно. На экране показывали боевые действия наших танковых и пехотных войск. Меня почему-то впервые поразило несоответствие изображения и неестественно бодрого голоса диктора, сообщавшего о каких-то фантастических победах вермахта. Вопреки всем намерениям пропагандистов возникло впечатление фальшивого, неуклюже сфабрикованного показа истинных событий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});