«Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою - Иоганн Фосс

— Руки вверх! Бросайте оружие!

Противник решил не сдаваться.

В следующее мгновение красноармейцы спрятались за санями и наугад открыли по нам огонь из стрелкового оружия. Мы сбросили с ног лыжи и рассредоточились по краю озера, готовясь к атаке. Маннхард, укрываясь за стволом дерева и наблюдая за противником в бинокль, стал громко и четко отдавать нам приказания. Под его командой, поддерживаемые огнем из винтовок, наши товарищи, вооруженные автоматами, устремились вперед. Бежать по снегу было тяжело, и они передвигались прыжками. В это время мы поливали Иванов огнем, не давая им высунуться из-за саней. Противник сопротивлялся отчаянно, но шансов на успех не имел никаких. Вскоре русские почти прекратили стрельбу, хотя последние оставшиеся в живых продолжали отчаянно сопротивляться. Наши товарищи были уже рядом с противником, так что нам пришлось прекратить огонь, чтобы не задеть их. Взвод Маннхарда через считаные секунды оказался позади саней, зайдя с тыла.

Еще несколько автоматных очередей, и все было окончено.

Мы встали. К нам приблизился один из норвежцев. Он вел за собой единственного пленного русского. Тот шел, подняв вверх руки. Все его товарищи погибли. С нашей стороны потерь не было. Вскоре вся наша группа собралась вместе. Среди убитых красноармейцев оказался командир лыжного батальона противника, что объясняло упорное сопротивление русских солдат. Забрав у него документы и карты, мы осмотрели сани, в которых нашли большой запас продуктов.

Было понятно, что больше нельзя терять ни минуты. Хотя бой продолжался не более 20 минут, его звуки вполне могли встревожить все русские тылы. Мы направились к озеру № 17, на северо-запад, где предполагали соединиться с отрядом фон Хартманна. К сожалению, наш храбрый пленник оказался скверным лыжником и поэтому мы были вынуждены двигаться очень медленно. Мы поставили позади себя несколько противопехотных мин и двинулись дальше. Наша осторожность оказалась не лишней, и мы с удовлетворением услышали у себя за спиной, спустя примерно час, грохот взрыва.

Ближе к полудню мы, наконец, добрались до расположения отряда фон Хартманна. Хотя мы находились в пути вот уже 20 часов, нам еще предстояло идти не менее трех. Часть отряда фон Хартманна присоединилась к нам, и дальше мы пошли вместе. На двух санях они тащили скорбный груз: тела трех наших солдат, погибших в бою еще в начале зимы и пролежавших в снегу до этого дня. Теперь их забрали, чтобы переправить на кладбище.

Остальная часть отряда фон Хартманна осталась, чтобы, если понадобится, прикрыть нас и встать на пути русской боевой группы, которая предположительно действовала в этих местах. Мы, выполнив в целом задание, почувствовали, как напряжение последних суток постепенно начинает спадать. Почти двадцатичетырехчасовой лыжный рейд изрядно вымотал нас. Прошел примерно час, когда мы услышали доносившиеся откуда-то сзади звуки перестрелки. Скорее всего, это люди фон Хартманна вступили в бой с врагом где-то в районе озера № 17. Спустя какое-то время все стихло. Интересно, что там случилось? Позднее, уже после полудня, до нашего слуха снова донеслись звуки боя. Сейчас дело показалось нам более серьезным. Прежде чем установилась тишина, мы услышали грохот взрывов и выстрелы из тяжелых минометов. Стало ясно, что отряд фон Хартманна попал в беду.

Мы же добрались до наших позиций без приключений.

На следующий день отряд фон Хартманна вернулся. Из тридцати человек погибло пятеро. Пятнадцать человек получили ранения. Они выложили тела своих погибших товарищей на снег перед домиком, в который я прибыл несколько дней назад. Среди погибших был и фон Хартманн. Новость о его смерти распространилась со скоростью степного пожара. Он умер от прямого попадания осколка мины.

Два дня отдыха, которые мы получили после возвращения, были омрачены гибелью нашего командира. Конечно, потери у русских были более тяжелые, но мы все равно считали, что заплатили за рейд на ничейную землю слишком высокую цену. Смерть фон Хартманна я воспринял как личную утрату. Мне казалось, что мы потеряли хорошего человека и образцового офицера. Я видел, как он проверял готовность своего отряда за день до рейда. Он строго и в то же время уважительно обращался с подчиненными. Фон Хартманн в последнее время хромал уже меньше, но все равно не расставался с тростью.

Немного освоившись на новом месте, я стал воспринимать северный фланг по-другому. Теперь он казался мне более привлекательным и привычным. До этого трагического происшествия я надеялся, что найду возможность пообщаться с моим бывшим командиром, и когда узнал о его гибели, то на мгновение почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Это стало новым шагом в обретении военного опыта.

Однажды Маннхард пригласил меня зайти в его дом, чтобы забрать томик Гамсуна. Мы сели за стол возле жарко натопленной печки. Убранство комнаты было спартанским. Когда-то в этой скромной бревенчатой хижине жили люди, наверное какая-то семья, которой пришлось эвакуироваться со всем скарбом и домашним скотом. Остался лишь пустой дом, в котором уже ничто не напоминало о его прежних обитателях.

— Этот дом как будто сошел со страниц гамсуновских «Соков земли», — сказал Маннхард. — Это — настоящий мир Исаака и Ингер, их первое жилище в Селланраа, наверное, было именно таким.

Его слова не требовали подтверждения. Какое-то время мы молча смотрели на огонь, размышляя о том, насколько изменчива человеческая судьба. Война занесла нас в удивительный мир, не похожий на тот, к которому мы привыкли, и так напоминающий романы великого норвежского писателя. Маннхард был в подавленном настроении и нуждался в собеседнике. Он продолжал переживать не только из-за смерти фон Хартманна. Его потрясло недавнее известие о бомбежках в Вестфалии, где было разрушено много домов, в числе которых и дом его родственников. Маннхард сказал, что война уже не ограничивается уничтожением военной силы противника, а перешла к истреблению мирных городов и их обитателей. Этим занимаются уже не противоборствующие стороны, принадлежащие к разным культурам. Старая Европа перешла к самоуничтожению. Если так будет продолжаться и дальше, сказал мой собеседник, то Европа станет легкой добычей для Красной Армии.

Когда он попросил меня рассказать о моей семье, я сообщил, что дом на Стене в моем Брауншвейге недавно был уничтожен, и «райский уголок» Изы сгорел до основания. Я также поведал о последнем письме матери, которая написала, что мой младший брат Петер поступил во вспомогательную службу люфтваффе и приписан к зенитному расчету, расположенному в окрестностях Брауншвейга. Он стал четвертым солдатом в нашей семье. Отец сейчас находится в Италии, а старший брат Ник учится в офицерской школе во Франции, в Суассоне. В общем, новости были малоутешительные.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});