Выпускной. В плену боли (СИ) - Любовь Попова

рядом с тобой находиться, дышать с тобой одним воздухом.

— Я не хочу тебе навредить…

— Ты сделал это в тот момент, когда пригласил меня на вальс… В тот момент, когда забрал с собой. Все из-за тебя! Зачем ты вообще приехал! Жил бы и дальше в своем городе!

— Ася, убери ебаный нож! Пока себя не поранила…

— Ты серьезно думаешь, что сможешь выбраться отсюда и забыть обо всем? Забыть обо мне?

— Я не собираюсь забывать и убивать я тебя тоже не буду. Прекрати провоцировать! — я больше не чувствую под ногами пол, я больше не чувствую холода и страха, только острое, несдерживаемое желание причинить ту боль, которую он причиняет мне.

— Давай! Демьян! Одно движение, и мы будем долго и счастливо умирать…

— Можно убить быстро… В шею, — тыкает он в артерию. Туда, куда обычно забивают свинью.

— А знаешь, что если пырнуть свинью в бок, она будет умирать очень долго… Будет носится по загону как угорелая, брызгая кровью…

— Хватит, Ася! Он этого и добивался, — почти прыгает Демьян на меня, обнимает крепко, сильно, сжимая лезвие между обнаженными телами. — Он хочет нас поссорить, но мы не должны поддаваться… Мы должны быть сильными….

— Я устала, Демьян. Может я хоть что — то для тебя значу?

— Значишь… Не сомневайся… Значишь…

— Докажи… Останься со мной. Тут. Не уходи… Вместе. Навсегда.

В его зрачках пожирающая нас темнота. Они все шире. Дыхание все чаще…

— Вместе. Навсегда.

— Обещаешь?

— Да.

— А сможешь ли выполнить обещание?

— Да! Режь меня!

Разворачиваю нож острием к себе резко, легко пронзая собственную плоть… Даже не прерывая взгляда.

— Ася!! — нож вываливается из рук, а я сама оседаю на пол, чувствуя, как сквозь пальцы течет теплая кровь… Он не сможет. Он как обычно обманет меня…

Демьян мотает головой, смотря на то, как мое тело секунда за секундой теряет жизненные силы…Холодно… Зато голод не чувствую… ни голод, ни тела… Лишь презрение к тому, что не пойдет со мной до конца…

— Думала я слабак? — усмехается он, подбирает нож и легко, словно каждый день этим занимается, вводит острие в свой красивый пресс, вызывая у меня судорожный вздох… Он смог. Он сделал это. Мой мужчина. Моя любовь. Вот это я понимаю, навсегда. Он жмет на свою рану, но крови все больше. Он подползает ко мне, обнимает и жадно целует губы…

— Попробуй только после этого сказать, что я тебя не люблю…

— Никогда не посмею.

Глава 41…

*** Много лет назад на одном выпускном ***

— Ну Петенька, ну что ты стесняешься, разве я тебе не нравлюсь? — Глупый вопрос. Скворцова была самой красивой девочкой в школе. Самой популярной. У меня на нее давно стоит. Однажды спер ее трусы и дрочил на них пока член не онемел.

— Нравишься, конечно.

— Ну тогда поцелуй меня…

Оглядываюсь по сторонам. Пустая лестница. Никого. Но мурашки ледяные под кожей зудят.

— Трусишка…

— Я не трус! — дергаю рукой и волос нежных светлых касаюсь. Дрожь по телу, член колом. Почти нежных губ касаюсь. Она сладким дыханием обдает. Хочется задохнуться в нем.

— Ну давай, снимай штаны… Покажи, как сильно ты меня хочешь.

— Ты отсосешь?

— Да, не сомневайся… Давай же, я хочу поскорее его увидеть…

Тороплюсь расстегнуть брюки, ширинку, достать член… Страх по венам бродит. Хмелит. Хочу чтобы как в фантазии она на колени встала и рот открыла как собачка.

— Ниже штаны, не видно же ничего. И рубашку сними… Я так долго об этом мечтала. Даже жаль, что пришлось дожидаться выпускного.

— Ожидание того стоило. Давай, садись на колени…

— Да, да, конечно… Только волосы распущу…

Она красиво поднимает руки вверх, заставляя засмотреться на ее грудь третьего размера… Она прижимается к стене, стучит зачем — то три раза…

А потом вдруг вспыхивает свет, а меня толкают на Скворцову. Она крепко меня обнимает, не отпускает… Выше меня, она не дает мне даже вздохнуть, прижав к своей шикарной груди…

— Давай быстрее, — пыхтит она, а я не понимаю, о чем речь, когда вдруг задний проход взрывается такой болью, что дыхание перехватывает и из горла вырывается крик…

— Ну все, теперь ты и правда Петушок… Как долго я ждал этого… Теперь будешь знать, как фотографировать трусы наших девок и посылать их родителям. Кассету с этой видеозаписью я пошлю твоей матери, всем твоим родственникам, долбанный извращенец. Никакого тебе медицинского, никакой учебы, завтра весь город будет знать, как тебя проткнули шваброй.

— Давай, я не могу, его больше держать…

Под мой крик меня раздевают до гола, а та, кого я так любил все школьные годы снимает это на камеру с разных ракурсов, пока ублюдок Андронов насилует меня в задницу. Я чувствую, как медленно стекает по ногам кровь, как она расползается под коленками, заставляя по ним скользить…

Они бросают меня прямо там. Не оставляют даже одежды… Я зову на помощь, снова и снова зову на помощь… Но темнота поглощает, а сил становится все меньше… Меня находит охранник, вызывает родителей… Я прошу отвезти меня в скорую, но мать не дает…

— Не хватало еще позориться!. Вставай! Чего лежишь убогий! Даже постоять за себя не смог! — она бросает мне одежду, в которую с трудом одеваюсь… Иду тоже с трудом, почти ползу до нашей старенькой шестерки. Мать отвозит меня домой. Требует рассказать все как было. Я надеюсь, что она успокоит, впервые пожалеет, но она вдруг берет ремень и бьет меня со всей дури.

— Ах ты безбожный грешный! Это тебе за рукоблудие кара настигла! Ты меня опозорил! Унизил! Ты осквернил наш дом своей грязью… — она толкает меня к алтарю с иконами. — Молись! Молись и проси прощения за свои грехи… Молись, ублюдок!

Она уходит, а я всю ночь стою на коленях, шепчу одно и тоже отче наш, а своей голове трахаю Андронова и Скворцову, приказываю им, распоряжаюсь их дырками. И так мне нравится думать об этом, что боль утихает, а на ее место приходит чертово наслаждение.

Я грязный, отвратительный, но и они не лучше… Они выполнили свою угрозу и теперь лишь ленивый не знал содержание видео «Наказание школьного извращенца»

Мать не выдержала позора и убила себя, перерезав вены…. Я смотрел как из нее утекала жизнь, мне нравилось смотреть. Мне нравилось представлять на ее месте другую, которая меня предала. Сука, что не выполнила обещание.

Никто из них не выполнял. Все они боялись, все они боролись за свою жизнь до последнего. Кроме