Разборки дезертиров - Сергей Зверев

А за углом стрельба разгоралась. Пауза – достаточная, чтобы вертухай сменил магазин, и снова истерично лаял проверенный историей пулемет. Решение нашлось. Раз уж я оказался на обратной стороне… Я помчался дальше, вдоль восточной оконечности. Нырнул в траншею, вырытую в полный профиль, продвинулся на корточках вдоль забора – трансформаторная будка, северо-восточный угол, поднял автомат, прижался к дощатому ограждению и, лелея слабую надежду, что товарищи не станут палить по своему, начал смещаться под извергающую лавину свинца вышку…

На нас играло этой ночью многое. Отсутствие собак (их держали в специальном собачатнике рядом с подсобками, а вертухаям, ввиду «большого пива», было влом спускать живность), твердая вера, что с пятью охранниками никто не сможет сбежать из концлагеря – святая правда: разве могут вырваться на волю полностью ослабленные люди?.. Сердце стучало, как пионерский барабан, у которого заклинило барабанщика. Вышка практически надо мной, запрокинув голову, я видел, как извергаются язычки пламени: стрелок лупил короткими очередями. Со стороны машины почти не отвечали – попробуй высунься…

Стрельба оборвалась – магазин покатился по бревенчатому настилу, щелчок, клацнул затвор. Этот парень имел определенный боевой опыт.

– Друг, я помогу тебе! – воскликнул я пафосно.

Эффект последовал незамедлительно – показалась удивленная физиономия. Но чтобы узреть «спасителя», пришлось перегнуться. Я плавно потянул за спуск, автомат запрыгал – радостно и очень кстати. Первым чмокнулся пулемет – я носком подтянул его за ремень. Очень своевременно – с ревом повалилось тело, разбросав конечности. Струйка крови вытекала из глаза.

Типичный «королевский» выстрел – когда подстреленная дичь падает у ног охотника.

Я подхватил пулемет и, сгибаясь под тяжестью страданий и железа, побежал через двор…

Они уже летели мне навстречу с распростертыми объятиями. Мокрые, как мышата, двое в барачной робе, третий в камуфляже.

– Михаил, эффектно ты его! – вопил Шмаков. – Точно в лобешник, блин!

– А пулеметик-то не забыл! – радостно вторил Хомченко, хлопая меня по плечу. – А ну, шевели ходулями, прокурор, фаэтон подан, чешем отсюда!

Я споткнулся о лежащее ничком тело. Еще двое – между кузовом и распахнутой подсобкой – мордами в траву, неподвижны…

– Т-такая вот х-хрень, М-михаил Андреевич… – заикаясь, бормотал Райнов. – У-услышал выстрелы в б-бараке и не стал ж-ждать, п-пока они п-п-прочухаются… Б-ботва отлить на п-пустырь отошел, с-сказал, что это р-ребята в бараке з-забавляются, с-стреляют, то бишь, а Квашняк и Н-наум р-решили проверить… Я с-сначала этих свалил, они и обернуться н-не успели, а п-потом и Б-ботву… – Парень явно находился под впечатлением своей решительности. – З-знаете, Михаил Андреевич, очень с-странно беседовать с л-людьми, зная, ч-что ч-через минуту они умрут…

Я нетерпеливо перебил:

– Это лучше, боец, чем беседовать с людьми, зная, что через минуту умрешь ТЫ! К машине, господа бледнолицые! Делать нечего, наш путь усеют победы!

По итогам блиц-опроса выяснилось, что из всей четверки на «гражданке» шоферил один лишь Шмаков – полгода возил по любовницам и баням директора шарикоподшипникового завода. Ему и выпала честь вести экипаж. Хомченко помчался к воротам – расправляться с конструкцией. Мы запрыгнули в салон. В этот момент и поперла из барака ошеломленная толпа! Пикап уже катил к воротам. Понимаю, мы вели себя не очень гуманно, бросая людей в трудную минуту, но в машине оставалось лишь одно свободное место – не объявлять же конкурс! А набивать несчастных в кузов – далеко же мы уедем! Хомченко долбил из автомата по запору – концлагерь компактный, пропускного пункта нет, а роль впускающих и выпускающих выполняли псы, обязанные слоняться по двору, и вертухаи на вышках…

Хлипкая конструкция трещала, разъезжались створки… Хомченко ковылял к машине, когда нас кто-то нагнал, начал скрестись по двери. Райнов дернулся, завертел головой.

– Не открывать! – рявкнул я. – Достаточно с этих дохляков одного подарка!

– Это баба, Михаил Андреевич…

– Да хоть супруга президента! Хомченко, в машину! Гони, Шмаков!

– Занято, не видишь, что ли! – орал кому-то невидимому Хомченко, втискиваясь на переднее сиденье. – А ну, отвали, халява, блин!..

Рыча, как зверь, переваливая бугры на дороге, машина одолела распахнутые ворота. За спиной пронзительно кричали – теперь уже с моей стороны – тоскливо так, безысходно. Помешательство сразило – что ж мы делаем-то, в конце концов, безжалостные люди? Бросаем людей на верную погибель. Ну, рванут они в горы, пока охрана не подоспела, а дальше? С голоду подохнут, звери съедят, карательные команды повылавливают… Скрипя зубами, я распахнул дверцу.

– Слышь, рулило, притормози… А ну, упрямая, шевели колготками…

Голова, пыхтящая, как насос, втиснулась в салон. Я схватил бегущую за отвороты робы, рванул на себя, доставляя ей немыслимую боль. Она хрипела, брызгала слюнями. Трое загалдели разом, выражая протест моей мягкотелой гуманности. Я вволок невольницу в салон, подогнул ей колени. Вякнул Райнов, когда чужая голова вонзилась под ребро. Дышать совсем стало нечем, грудь сдавило. А сзади подбегали отстающие, царапались в стекла, кто-то норовил отбросить щеколду с дверцы кузова. Машину понесло, как бешеную кобылу. Дама врезала мне коленом в грудину. Дыхание перехватило. Я подпер локтем неприлично торчащую тазовую косточку.

– Понежнее, барышня, не забывайте, что кто-то в нашей компании на птичьих правах…

– Билет со скидкой, блин! – резко обернулся Хомченко.

– Скидывать будете? – пискнула дамочка, тщетно пытаясь вылезти из ребра дезертира. Мы невольно загоготали.

Ночь неслась за стареньким пикапом. Дождь лупил без остановки. «На фразе «Преимущественно без осадков» потоками воды смыло Гидрометеоцентр», – пошучивал Шмаков. Машину подбрасывало на ухабах. Меланхолично работали дворники. Фары вырывали из мрака извилистую грунтовку, окаймленную развалами камней и лентами подорожника. Бледная линия между скалами и небом напоминала какой-то замысловатый график курсов акций. Совместно с Райновым мы кое-как развернули даму, втиснув ее между нами. Покряхтывая несварением желудка, она гнездилась, доставляя нам досадные неудобства. В прошлой жизни у нас с Натальей водился наглый кот Тимка, он вел себя примерно так же – громоздился со смиренной миной между нами на кровать, расширял плацдарм, отодвигая нас подальше, и абсолютно беззастенчиво храпел.

– Спасибо, что подбросили, – хрипло вымолвила дама, перестав вертеться и уложив чумазую головку мне на плечо.

– Вам куда? – хохотнул, не оборачиваясь, Шмаков.

С легким удивлением я признал в беглянке ту самую барышню, что в финале «купания» прикрывала никому не нужные прелести и несколько раз искала мой взгляд. Тесен мир, нечего сказать.

– У вас имя есть? – хмуро поинтересовался я.

– Ульяна… – она завозилась на моем плече – непоседа какая.

– Вы уверены, Ульяна, что поступили правильно, потеснив наши сплоченные ряды?

– С вами лучше…

– С нами лучше, – подтвердил подозрительно завозившийся Хомченко. – Правда, и риск смертельный прилагается… Пиво будете, мужики? – он извлек из недр реквизированной пятнистой куртки (понятно, почему реквизировал) предмет интересной формы, резко вскрыл о клык затвора, отпил, срыгнул и передал в мою резко выстрелившую руку.

– Буду, – возбудился Шмаков.

– А ты рули давай…

От глотка пенистой жидкости непривычно закружилась голова. Я хлебнул еще, передал Райнову. Дезертир схватил бутылку дрожащей рукой – в горле яростно забулькало.

– Держи…

– Да ладно, допивайте, – отмахнулся Хомченко. – Есть еще одна, оприходуем с товарищем водителем… Ума не приложу, мужики, почему мне этот литр не помешал воевать?

Напряжение таяло. Сдержанно хихикали. Шмаков уверял, что только алкоголь открывает ему глаза на дорогу, Хомченко сокрушался, что не прихватил целый ящик, а у меня хватило догадливости сунуть ополовиненную бутылку дрожащей Ульяне, о чем немедленно пожалел – она схватилась за нее обеими руками, махом опустошив.

– Голодненькая, – посочувствовал Хомченко, извлекая из бездонного камуфляжа… третью бутылку!

– Как же вас угораздило-то, девушка, в наш просвещенный век вляпаться в эдакое… рабовладельчество? – ехидно поинтересовался я. – Вы же девушка, не так ли? А не старая облезлая вешалка, коей выглядите на первый взгляд?

– Дура я сплошная, – всхлипнула Ульяна. – Постойте… а куда вы меня везете?

– Везем мы, девушка, не только вас, – совершенно верно заметил Шмаков. – А вопросец, между прочим, интересный… Послушай, боец, когда начнутся владения вашего феодала?

– Давно начались, – икнув, сообщил Райнов. – Наше счастье, что общежитие охраны не в этой стороне. До поместья километра два. Но его можно объехать.