Разборки дезертиров - Сергей Зверев

– Давно начались, – икнув, сообщил Райнов. – Наше счастье, что общежитие охраны не в этой стороне. До поместья километра два. Но его можно объехать.

– Вы не поняли, – опомнился я. – Объезжать не будем. Нам нужен высокопоставленный заложник, иначе грош цена нашим потугам вырваться из этого дерьма!

– Я не знаю… – оробел бывший дезертир. – Через тамошний забор трудно пролезть, охрана, собаки. У Саула связь со всеми постами – наверняка сообщат, что в лагере была пальба, народ разбегается… Пригонят карателей, усилят охрану поместья…

– Значит, надо успеть, – отрезал я. – Цени, рядовой Райнов, сегодня твой звездный час. Двинем с заднего крыльца, и пусть хоть одна падла нас остановит. Диктуй дорогу!

Дальнейшие движения становились какими-то зигзагообразными. Пришлось уйти с основной дороги. Мы объехали скалистую гряду посреди долины и со скоростью усталого пешехода маневрировали между разбросанными глыбами. Приблизились к основанию обрывистого склона, вклинились между каменистым подножием и разросшимся кустарником. По левому борту проплывали очертания гряды, похожие на разлегшегося верблюда; справа теснились камни. Закончился кустарник, и дезертир Райнов каким-то севшим голосом проинформировал о приближении цели…

Оставив машину под скалой, мы карабкались по острым булыжникам, выражая недоумение, какое, собственно, отношение к нашим изысканиям имеет ходячее недоразумение по имени Ульяна и почему мы должны ее всюду подсаживать и поддерживать?

– Я вам помогу… – всхлипывала бывшая невольница. – Я многое умею, вы меня еще не знаете…

– Ты умеешь стрелять из автомата? Ты освоила восточные единоборства? – брюзжал Шмаков. – Дьявол, никогда не думал, что попадем в зависимость от бабы.

– Да кончайте вы… – Она пыхтела и падала. Дыхание перехватило, она зашлась кашлем, поползла на корточках.

– Боже мой, какое грузило… – Я в сердцах схватил ее под мышки. – Трудно было в машине посидеть?

Ветер гнал на восток грозовую тучу, оставляя колючую изморось. Мы лежали на приземистой горке, всматриваясь в раскинувшуюся под ногами красоту. Очень кстати выбралась луна. Площадь поместья была не меньше гектара. Ландшафтный дизайн – безупречен. Витая ограда в приличную высоту, дорожки между клумбами, компактный бассейн, увенчанный скульптурой – то ли «обнаженный горнист», то ли «мальчик, ковыряющий в носу». Белокаменный дом с выступающим «комодом», башни с куполами и стилизациями под колонны – изящное сочетание витиеватой «купеческой» архитектуры и слащаво-пышного барокко. Арочные окна (на втором этаже мерцал свет), каменные портьеры вместо наличников… На территории под навесом прохлаждалась пара крупных джипов; от крыльца, оформленного в классическом колониальном стиле, к воротам простиралась мощеная дорожка – упиралась в замок и кирпичную будку, в которой тоже горел свет. У помпезного крыльца мелькал человек с собакой. Сомнительно, что это хозяин выгуливал перед сном своего любимца. Время далеко за полночь…

Что-то шевельнулось за воротами – практически в кустах. Бдили товарищи. Я невольно задумался: интересно, обитатели поместья уже в курсе, что произошло в семи верстах южнее?

– Мать моя… – завистливо затянул Шмаков. – Мне бы так жить…

– Прикупишь пару сотен рабов – будешь, – фыркнул Хомченко.

Я поддакнул:

– По принципу, кажется, Нерона: «Нужно жить либо скромником, либо царем».

– Не Нерона, а Калигулы, – прошептала Ульяна.

– А ты откуда знаешь? – возмутился я. – Какая, вообще, разница?

– Да, в сущности, никакой, – усмехнулась девица. – Оба полные кретины, оба Германики, один, правда, Гай Юлий, другой Клавдий Друз, один племянник, другой дядька. Племяш прославился тем, что сжег Рим, прикончил Сенеку, мамашу с теткой, шлялся по кабакам, избивал и грабил прохожих, истребил аристократию и вообще половину империи, а дядюшка собирался сделать консулом любимого коня, ввести его в сенат, да только смерть сломала планы…

– Обалдеть, – изумился я. – Ты профессор кислых щей?

– Выпускница, – скисла Ульяна. – Энского исторического. А сейчас должна находиться на преддипломной практике в Иркутске.

– Практику мы тебе зачтем, – хмыкнул Шмаков, – если, конечно, не выкинешь какой-нибудь фортель.

Не думаю, что к этому часу мы были подвержены приступам криминофобии – боязни совершить преступление. Уродов надо уничтожать! И девиз – решительно иезуитский: цель оправдывает средства… Мы пробились через заднюю калитку, практически не потеряв времени: разбили очередью хитроумный замок. Растеклись по территории «бэкъярда», залегли в ожидании хозяев. Фишка в том, что субъекта по кликухе Саул не поставили в известность о событиях в лагере! То ли впопыхах, то ли от страха. Ловили разбегающихся рабов. Суета, неразбериха. А о наличии пикапа с грузом продуктов карательная команда могла и не знать – данные акции находятся в ведении хозчасти и узнают о них в последнюю очередь… «Законные хозяева» тащили свою службу не очень умело. Услышав выстрелы на заднем дворе, поперли в полном составе, как мотыльки на огонь. Два серьезных бультерьера с прыгающими за «кормой» поводками (лампа над крыльцом давала представление о происходящем) – вырвались из-за угла со злобными харями. За собаками – охрана без мозгов. Роли расписали заранее – мне и Райнову справиться с собаками, остальным отсекать живую силу. Шквал огня встретил контратакующих. Бультерьер хряпнулся челюстью о щебенку, продолжая по инерции бороздить двор. Второй скакал зигзагами, увертываясь от пуль. Прыжок – чарующая картина: собака в полете! – я перевернулся на спину, сведенный ужасом – и уже на излете брюхо прошила очередь…

Людей, застигнутых врасплох, шпиговали свинцом скрупулезно и качественно. Четыре рыла – все войско в полном составе. Когда я поднимался с колен, впечатленный жутковатой пастью, они уже не шевелились. Не слишком ли кровавой получалась жатва?

– Райнов, собрать боеприпасы! Трупы – с глаз долой. Остальные – в дом! Быстро! Он не должен успеть позвонить! Девчонку… мать ее за ногу! Ульяна, где ты?!

– Туточки я, гражданин начальник… – воспарила над благоуханием розы дрожащая мордашка…

Мы ворвались в дом – эдакие сеятели ужаса и смерти. Растеклись по этажам, готовые стрелять во все, что движется и шевелится. Откуда эта злоба? Из охраны в доме никого (не пускают быдло в дом). Щелчок по выключателю – от какой, интересно, электростанции питалась эта домина? – озарился вестибюль, устланный паркетом. Канделябры с натуральными свечами, лепнина на углах, люстра – полный шик – изящно проживают, уроды… Две широкие белокаменные лестницы с помпезными перилами и тяжелыми балясинами. Взбираться по таким – сплошное удовольствие. Я махнул Шмакову – осмотреть первый этаж, не исключено, что где-то прячутся недобитки – сам помчался на лестницу. Хомченко на вторую – молодец комроты, соображает…

Мы врывались в помещения, ногами распахивая двери. Уйма комнат, куда столько? Кожаная мебель, зеркальные купе, банкетки, плюшевые мишки на диванах, зимний сад с розоватым освещением, поразивший бы кого угодно, только не меня – ввиду моего полного равнодушия к растительной жизни…

Первый сюрприз – относительно безвредный – достался именно мне. Пинком распахнув дубовую дверь, я ворвался, надо думать, в спальню. Знакомые лица! Увядающая красотка с лошадиным лицом, облаченная в умилительно короткую ночнушку, стояла на коврике над внушительным «траходромом», парализованная от ужаса, и не могла сдвинуться с места.

Могу представить, какой кошмар вырос у нее перед глазами. Грязное, нечесаное, в хламиде, да еще глаза горят и автомат вот-вот выстрелит.

– Ой, – сказала дамочка, сглотнув, – автомат…

– Точно, – согласился я. – Символ мужества и брутальности. Не спится, мэм? Может, чем-то помочь?

Крутанулся вокруг оси – нет ли посторонних в спальне? Особа облизнула пересохшие губы. Отклеила глаза от автомата и посмотрела на меня. Над страхом явно доминировало неистощимое женское любопытство. Ох уж эти одинокие жены «плантаторов» и декабристов, смертельно уставшие от мужей, переспавшие со всем их окружением и обращающие алчущие взоры на самые абсурдные объекты. Одной ногой в могиле – а все туда же…

– В доме есть посторонние, мэм? – строго спросил я. – Помимо, разумеется, меня.

Она мотнула головой:

– А что вы хотите?..

Я обернулся на дверь – не прилетит ли одинокая пуля. Приставил автомат к дрожащему горлышку, морщинки на котором выдавали возраст, и безжалостно надавил. Во взоре дамы образовалось ощущение смутной тоски.

– Увы, мадам, ВАС мы сегодня не хотим. В другой раз. Хотим вашего мужа. Не проводите?

– Вы его убьете?.. – Она, похоже, поняла, что все происходящее не сон, и начала стремительно чернеть. Я подтолкнул ее к двери.