Разборки дезертиров - Сергей Зверев

– Объясните, в чем проблема? – шептал я. – Мое поведение отличается невиданным послушанием и служит примером для подражания… Я старательно работаю, не веду крамольных бесед…

– Вы старательно нас злите, – перебил мучитель. – Что за глупая привычка создавать себе неприятности на ровном месте? Мы обшарили все озера на пути возможного следования вашей колонны. В них не обнаружено затопленного грузовика. Вам имеется что сказать, Михаил Андреевич?

А ведь они не знают про лесок, где мы прятали грузовики! – мелькнуло в угасающем сознании. – Кто им скажет об этом? Сопровождающие мертвы, в том числе «Олегович» и лжемайор, Булдыгин не в состоянии, Маша прочно свихнулась… Остается их покорный слуга. Почему я действительно такой вредный?

– Это было глубокое озеро… – упрямо твердил я. – Чертовски глубокое… В нем, наверное, чудовище проживает – вроде Несси, вы ничего о таком не слышали?..

Последовал удар плоским предметом. Поплыли круги перед глазами – словно камень бросили в воду, и воде это не понравилось.

– Что такое?.. – тупо промямлил я.

– Особая папка, – лаконично ответствовал ведущий. – Никакой фантазии у вас, Михаил Андреевич. Низший пилотаж, знаете ли. Итак вы настаиваете на том, что грузовик был утоплен в озере?

– Я настаиваю… А еще я настаиваю на том, чтобы мне перестали светить в лицо, избивать и отвезли обратно в барак, если уж не хотите выпустить меня на свободу…

– Может, вам еще и пузо почесать? – изумился изувер. – Вы совсем не понимаете, куда вас угораздило вляпаться. Хорошо, вам предоставляются два дня на размышления. Послезавтра, на том же месте, в тот же час. Постараемся усилить терапевтический эффект.

– А завтра вы не можете? – умудрился пошутить я.

– Дела, знаете ли. Вынужден уехать. Но обязательно приеду по вашу душу, Михаил Андреевич. Кстати, вы не определились с ответом на щедрое предложение Благомора? Время уходит, терпение не безграничное, и с каждым прожитым днем шансов благополучно встретить восход становится меньше.

– Я весь в раздумьях, уважаемый… Хотя, пожалуй, соглашусь. Наберу вес, добьюсь высокого положения в тутошнем свете и в один прекрасный день без промаха врежу вам в глаз…

Второй удар «особой папкой» выключил меня, словно лампочку.

Очнулся я с гудящей головой и соломенными ногами в «родном» бараке – вопил Чвыр: «Подъем, страна родная!!!» и пронзительно гудел в игрушечный китайский рожок. Куда девалась ночь, оставалось только удивляться…

– Прокурор, почему не реагируете? – тревожно бормотал, тряся меня за коленку, Хомченко. – Вставайте, а то помогут.

– Положительные вибрации Космоса привлекает, – ухмыльнулся, тащась мимо, Шмаков. – Это то, чего нам не хватает вместе с витаминами…

Третий день начинался так же беспросветно, как и предыдущие. Далекое от кулинарного совершенства изделие, комом стоящее в горле, чай из тухлой водицы. Невозможность почистить зубы морально убивала. Страшный кариес подтачивал десны и готовился показать свою личину. По пути из столовой я украдкой подобрал хвойную веточку, сунул в рот, языком возил по зубам. Лучшего не придумаешь…

По прибытии на место сменили охрану. Сутки – выходные. Осточертевшие до тошноты вертухаи забрались в пикап, на смену явилась новая четверка, в рожи которых я не всматривался. Проводили глазами понуро уходящих женщин (опять тоскливый выразительный взгляд), мысленно помолились, полезли в «забой»…

За час до обеда, когда мы бегали с ведрами от ямы к оврагу, произошло интересное событие. Из глубин долины подвалил красавчик «Прадо», въехал на площадку и трубно просигналил. Всполошились конвойные. Выбежал из каморки «производитель работ», резвым колобком покатился к джипу. Подобострастно согнулся, начал что-то быстро говорить.

Прибыл, судя по всему, «плантатор». Громилы в черных беретах молча встали по бокам машины, задумчиво обозрели плавающие в дымке кручи. «Плантатор» был одет, как клоун. Ковбой из Оклахомы, прибежавший с родео. Фетровая шляпа с сиреневым отливом – лихо заломлена на затылок, клетчатая рубаха, шейный платок, голубые джинсы с латками на коленях. Хмуро выслушав прораба, хозяин небрежно кивнул и сделал выразительный жест: отвали. Прораб растаял, как клочок тумана. Хозяин обозрел безрадостные дали незавершенного строительства, вытянул из-за уха длинную сигарету. Подскочил охранник с зажигалкой. Выпустив колечко дыма, щеголь нагнулся над задней дверцей и выпустил… спутницу.

Дружно облизнулись вертухаи. Дама была вся из себя. Завита какими-то продолговатыми колечками, напомажена без меры. Явно за тридцать, о чем (а также об отсутствии вкуса) наглядно сообщали толстые бедра под обтягивающими полосатыми штанами и отвислая грудь, прикрытая топиком. Животик к телу также прилагался, причем украшенный неплохими складками. В физиономии у дамы присутствовало что-то лошадиное, но это не считалось дефектом, я мог бы привести десяток мужчин (включая покойного Аристова), считающих лошадиную внешность верхом сексуальности.

По губам «прекрасной» незнакомки отлично читалось: какого хрена ты меня сюда привез? Но подтянутый «землевладелец» не стал оправдываться. Поманил пальчиком старшего из вертухаев – тот сорвался, как спринтер. Внимательно выслушал, кивнул в нашу сторону, что-то быстро произнес. Затем компания новоприбывших, ощетинившись автоматами охраны, направилась к нам.

Не скажу, что это были приятные минуты.

– Работать, канальи! – взревел вертухай, и рабочая площадка мигом стала муравейником. Плантатор подошел к наспех заделанной опалубкой яме, опасливо глянул вниз. Задумчиво уставился на бегающих людей.

– Чем вы их кормите?

Старший вертухай растерялся:

– Перловкой, сэр…

Хозяин криво усмехнулся, дав понять, что шуткой он доволен, а вот внешним видом изможденного рабского племени – не совсем. Он выстроил вертухаев, подозвал прораба и начал с угрожающими нотками что-то вещать. Приходилось бегать, смысла монолога я не постигал, но ясно, что разнос был неслабым. Один из вертухаев крикнул: «Луговой!» Екнуло сердце, но пришлось подойти.

– Ты прокурор? – обозрев мой не самый презентабельный вид, поинтересовался «плантатор». Вблизи он сделался морщинистым мужчиной, отдаленно напоминавшим небезызвестного Данди по прозвищу Крокодил.

– Так точно, ваше сиятельство, – буркнул я. Не сказать, что мне сильно польстили, но из общей серой массы явно выделили.

Вертухаи не сообразили, что данное обращение – всего лишь изысканное хамство (другим ответить не можем – прибьют), растерянно молчали. Хозяин пристально смотрел на меня, составляя мнение. Дама сделала то же самое значительно раньше. Первые мгновения она озирала меня с брезгливостью, потом ей стало интересно. «Отбрасывает одежды, – догадался я. – Смывает грязь и пытается представить прокурора в постели». Фантазия у дамы разыгралась не на шутку: похотливая мордашка растянулась, как в кривом зеркале, ротик приоткрылся, показался язычок, совершающий задумчивое шевеление. Господин в фетровой шляпе явную крамолу не заметил, он стоял на корпус ближе и меньше всего был озабочен реакцией спутницы. Пытливости господина, с коей он изучал презренного раба, мог бы позавидовать даже упертый натуралист, открывший неведомую науке гусеницу.

– Я понял, – поколебавшись, вымолвил господин. – Можете идти.

«А поговорить?» – подумал я.

Спотыкаясь, я побрел на рабочее место. Смешался с толпой, погрузился в работу.

– Начинаешь пользоваться успехом, – завистливо прошептал Шмаков. – Особенно баба – ты видел, как она от тебя пыхтела?

– Счастливчик Луговой, – проворчал Хомченко. – Скоро вас начнут приглашать на разные вечеринки, брать интервью. Не пора ли обзаводиться импресарио?

Гости не стали задерживаться. Сели в джип, укатили восвояси. Прибыл низкокалорийный обед. Вылизав картонные тарелки, мы работали под землей. Галерея расширялась, превращаясь в продолговатый зал с кособокими колоннами. Меж колонн бродил охранник, поглядывая на копошащихся в жидкой грязи людей. На этого молчаливого парня я почти не обращал внимания – пот заливал глаза, да и какой резон обращать внимание на вертухая, если он тебя не донимает? Однако мне пришлось это сделать, когда по цепочке передали команду приостановить работу (авария с лестницей) и народ застонал от временной лафы. В этой части подземелья посторонних не было – Шмаков с Хомченко работали в соседних отсеках, от прочих бедолаг меня отделял простенок из застывшей скальной породы. Охранник продолжал болтаться без дела. Помочился на колонну, позевал, прошел в мою сторону. Нарисовал фигуру на стене, похожую на знак бесконечности, задумался. Странный был какой-то охранник. Потом он повернулся на девяносто градусов и устремил тоскливый взор сквозь толщу глинистых пород.