Пятое Евангелие. Явление пятистам - Владимир Буров

– Ну, может все-таки попадется что-нибудь хорошее. Может быть, когда-нибудь.

Сокращено 3 страницы

Почему нельзя говорить нормальным человеческим голосом? Например, вот так: «Последней и первой по-русски радио-публикацией Иосифа Бродского у нас было эссе, которое вы сейчас услышите в переводе Александра Сумеркина и чтении Дмитрия Волчека.

Итак, – заканчивает Сергей Юрьенен, – Иосиф Бродский. «Трофейное».

И начинает Дмитрий Волчек:

«В начале была тушенка…»

Когда потом я вспомнил это эссе, я думал, что его читает сам Бродский. Вспоминался именно его голос. Ставлю кассету, оказывается, читает Дмитрий Волчек. Вот это чтение. Магия какая-то.

Сокращено четыре абзаца

Только здесь совершенно разное занижение. Агата Кристи занижается до своего мнения. Она решает думать по-своему. Считает, что возможно, если так сложились обстоятельства, работать кухаркой и считать, что очень важно, эту работу не хуже работы академика.

Сокращена 1 страница

Когда главного редактора, или заместителя главного редактора – не помню сейчас точно, потому что это было несколько лет назад – американского журнала «Ньюйоркер» спросили, почему они печатают только один рассказ в номере, а не два, как раньше, он сказал поразительную вещь. Сказал, что нечего печатать, некому писать, все ушли в телевидение, в кино.

Что же происходит? Он сказал, что раньше за произведениями Сэлинджера выстраивались очереди у киосков, ждали продолжения. Чего же они ждали?

Я читал роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Это было какое-то откровение: как роман Хемингуэя «Острова в океане», когда я первый раз прочел эту книгу.

Я думаю, каждый человек стоял в очереди за самим собой. Эта книга открывала в голове читателя парадоксальную извилину: вдруг оказывалось, что я и так хорош. Именно таким нужен богу, какой я есть.

Сокращено две строки

У нас и так все есть, а мы этого не знали. Книга покупалась, как приспособление быть самим собой. Каждый, кто покупал книгу оказывался лучше, моральней самого могущественного, самого морального существа на свете – государства.

Наверное, все покупали эти книги и плакали от счастья, как японцы, любящие поплакать, когда победят.

Сокращено 2 страницы

Тогда как Пушкин считал, что гения узнает каждый. Все. Он не фокусник. Все, что выше читателя, к гениальности не относится. Пушкин говорил, что он хочет быть Как Все.

Сокращено один абзац

Здесь мы опять переходим на сторону Моцарта. Ибо: только Подлинник бог. Копия – это дьявол. Значит, человек должен быть не только Сальери, но и Моцартом. Как Пушкин. Пока отложим это исследование. Замечу только, что мои Моцарт и Сальери – герои пьесы Пушкина «Моцарт и Сальери». К сожалению, этой разницы между героями пьесы и историческими персонажами не заметил Марио Корти. Он ругал Пушкина за то, что Пушкин приписал любителю конфет Сальери ужасное убийство. Замечу здесь только, что Пушкин никогда не ошибался. Он брал только стопроцентно достоверные материалы для своих произведений. Ни на один процент меньше. Только стопроцентная достоверность.

Как в Библии. Дальше будет ясно, что это именно так.

Сокращено 2 страницы

Какой язык, какой стиль в фильме «Казино» с Робертом де Ниро? Какое действие в фильме «Красная жара» с Арнольдом Шварценеггером? Едет в Америку, мы смотрим сцены охоты за матерым преступником, сцены битв в гостинице на ружьях и пистолетах, на улице смотрим сцену лобовой атаки на автобусах. Какое тут экшэн?

Сокращено две строки

Какое действие в фильме «Спасая рядового Райана»? Разве в нем сюжет сжимается, как пружина и зритель с нетерпением ждет, когда он начнет разворачиваться? А вот в фильме «Банковский билет в миллион фунтов стерлингов» такая пружина есть. Но ведь этому фильму, сколько лет-то уже?

Почему кажется, что произведение представляет собой ряд более-менее связанных между собой сцен? Ведь тоже самое происходит в фильме «Спасая рядового Райана». Мы видим, как качаются мягкие белые куски хлеба, нагруженные колбасой и сыром, как дымится кофе в кружке, а мимо идут и идут люди и едут машины десанта. Утро после боя. Мы видим, как затаившиеся снайперы ищут друг друга в оптические прицелы. Видим то одного, то другого. Видим противника через прицел одного, а потом через прицел другого. Мы слушаем песню, которую поет Эдит Пиаф. Долго слушаем. Смотрим, как переводится, комментируется песня. Разве такой акцент на сцене соответствует сюжету, смыслу фильма о спасении рядового Райана? Нет. По отношению к этой идее сцены начинают выделяться, и фильм выглядит, как ряд более-менее связанных между собой сцен. Зато есть, что посмотреть. Даже пересмотреть. Я так, уже смотрел раз пять.

Сокращено 2 страницы

Кто-то же мог остаться жить так, как жил своей жизнью. Именно так делает Вальтер Скотт. В его романе «Астролог» не делается зацикливания эпизодов. Ружьё стреляет, значит, даётся ответ на вопрос, зачем этот герой появился в романе. Ответ такой: они создают картину жизни. Действие, события романа происходят не только в тексте романа, но и в жизни. Так сознательно писал свои романы Вальтер Скотт. Так, по сути дела, написаны все романы.

Сокращен один абзац

Они стараются зациклить все линии, чтобы создать впечатление, что в романе описана вся жизнь, всё тут.

Так не бывает, почему, например, Вальтер Скотт часто использует прием обращения к читателю, чтобы показать, что роман – это только часть жизни. Также делают и Шекспир, и Пушкин. Очень важно, например, что Сальери травит Моцарта не в жизни, а в пьесе. Пьеса и жизнь – это не одно и тоже. И вот не зацикленные эпизоды и показывают это. Они являются своего рода выходом пространства романа в жизнь. Это показ не сцены, где происходит действие, а партера, зрителей. Это именно тот второй шаг, который делает Сальери, чтобы увидеть, что мы уже не в Раю.

Сокращена 1 страница

Так что, думайте сами, решайте сами:

ИМЕТЬ ИЛИ НЕ ИМЕТЬ

P.S. 1

А всё-таки она вертится

Мне кажется, именно благодаря незавершенности эпизода в фильме Стивена Спилберга «Спасая рядового Райана» возникает какое-то четырехмерное пространство, такое же, как в «Одиссее» или «Илиаде» Гомера. Сделано так, как написано в Библии, что можно одновременно находиться в двух местах. Обычно читатель или зритель следует за одним героем. Показ противника возможен, но только с позиции героя, иначе придется читателя или зрителя с противником знакомить. Когда мы видим героя глазами противника, мы должны знать, в чьей шкуре в этот момент находимся, иначе возникнет ощущение, что ружье стреляет, а… а до этого нам ружья не показали. Как же это? Тем не менее мы в фильме «Спасая рядового Райана» видим снайпера-героя глазами снайпера-фашиста, так сказать, знакомимся с ним близко, а… а его тут же убивает снайпер-герой, оптический прицел которого блеснул перед нами, то есть перед немцем и зрителем. – Я замечаю сейчас, что слова:

– То есть, – стоят там, где их трудно заменить, не ухудшив содержания. Это не просто автоматическая присказка, не тавтология. Оказывается, тогда я уже начал кое-что соображать. Придется и их оставлять сейчас. Иначе долго придется думать, чем их заменить. Не хотят они заменяться. Спасибо. Продолжаю дальше.

Только сейчас я знал связь между этими, показанными всего один раз ружьями и бегом Тома Хэнкса в другом фильме «Форрест Гамп». Сейчас вспомню. А! То и другое с точки зрения соцреализма невозможно. Маленький Том Хэнкс бежит по дороге, а за ним гонится машина. А он бежит и бежит. Зачем?! Так не бывает! Не совсем же он чокнутый. Можно ведь свернуть с дороги в сторону, там машина уже не пройдет. И в фильме есть обоснование такого бега, чтобы бег по дороге от машины был правдой, а не просто «придурью» автора. Мол, лишь бы не делать соцреализм, пусть он бежит и бежит по дороге. Нет, по содержанию фильма ясно, что ноги этого бегуна работают лучше, чем голова. Точнее, это он сам так про себя думает, поэтому и решает:

– Лучше бежать, чем придумывать какую-то заморочку. Ноги проверены, а ум, еще неизвестно точно, может и не сработать, не стало бы хуже.

Но это всё только обоснование реальности происходящего, что это правда, а не шутка. Но дело не в этом, а в том, что свернуть с дороги нельзя. Даже плохому бегуну и умному человеку. Этого нельзя сделать в принципе. И Эйнштейн не додумается свернуть с дороги в лес, когда за ним гонится машина. Точнее, наоборот, он-то как раз додумается, что это невозможно. Невозможно, именно так. Надо только бежать и бежать. Так же делает Мел Гибсон в фильме «Храброе сердце». Он там придумывает для врагов «заморочку» в начале боя, но это только так, чтобы хорошо начать бой. Все срываются с места и как бешеные бегут навстречу друг другу, чтобы рубиться. Нет для двух наций (англичан и шотландцев) другого пути, кроме этого поля боя. Его не обойти никаким лесом.