Рваный край - Джон Кристофер

Увидев его, осел закричал еще громче и жалобней. Он лежал и одна нога его была подвернута под таким углом, что ясно было, что она сломана. Мэтью подошел к животному и похлопал его по голове. большие влажные глаза смотрели на него, ослик хрипло застонал. Мэтью прижал ствол к голове животного, спустил предохранитель и нажал на курок. В тишине прозвучал выстрел, волосатая голова откинулась.

Мэтью возвращался к дороге, когда снова услышал ржание. Он повернулся и с недоверием посмотрел назад. Звук доносился не с поля, а из изгороди; взглянув туда, он увидел четвертого осла. Тот застрял в густых ветвях терновника. Вид был такой комичный, что Мэтью чуть не рассмеялся. Он перешел ручей и начал пробиваться сквозь заросли.

Осел был зажат прочно, но казался невредимым. Вероятно, его забросило сюда одним из первых толчков. Осел бился и из-за этого еще сильнее запутался в коконе из колючих ветвей; но кокон и сохранил его, как бамбук спас Мэтью. Теперь необходимо освободить животное. Мэтью попытался растащить ветви голыми руками, но лишь поцарапался. Нужно оружие – топор или что-нибудь такое. Он подумал, что сможет найти что-нибудь в развалинах конюшни. Мэтью, пятясь, выбрался из зарослей, и осел ржал ему вслед. Теперь Мэтью узнал его – это была светлая ослица, по кличке Паутинка: четыре осла были названы именами фей Титании.

– Не волнуйся, старушка, – сказал он, – я вернусь.

Вначале поиски принесли разочарование. Типичная гернсийская конюшня построена из тяжелых балок и гранитных блоков, и Мэтью вскоре вспотел и начал задыхаться, но не продвинулся далеко. Солнце начало жечь; вскоре было еще несколько толчков, слабых, но достаточных, чтобы заставить его на время искать убежища в открытой местности.

Но потом он нашел лопату. Она оказалась в хорошем состоянии, с острыми краями. Он взял ее в заросли и начал рубить ветви, с силой ударяя лезвием. Осел вначале бился, но потом успокоился. Работа оказалась нелегкой: колючие ветви пружинили, и лезвие часто скользило по ним. Через полчаса напряженной работы он, казалось, почти не продвинулся. Мэтью остановился и вытер с лица пот.

Ему пришло в голову, что он неправильно тратит силы. Другим людям, возможно, необходима его помощь. Смешно тратить все силы на то, чтобы высвободить осла из зарослей. Ослик снова закричал. Мэтью пожал плечами, подобрал лопату и продолжил работу.

Он представления не имел, через сколько времени ему удалось освободить животное. Он высвободил последнюю ногу из держащих ее ветвей, и ослик отошел в сторону. Мэтью потрепал его по пушистой голове, по мягкому гладкому носу. Паутинка пошла к ручью и наклонила голову к воде. Мэтью понял, что тоже хочет пить. Он колебался: даже в нормальных условиях вода ручья вряд ли пригодна для питья, а теперь кто знает, чем загрязнены его воды. Впрочем, выбора не было. Мэтью наклонился рядом с ослом, набрал воду в пригоршни и начал пить.

Пока Мэтью отдыхал и думал, что делать дальше, Паутинка спокойно щипала траву в нескольких метрах от своих мертвых товарищей. Мэтью снова подумал, как бессмысленно было тратить столько времени и сил на освобождение животного, когда люди – может быть, Карвардины или Мэг Этвелл с ее детьми – могут нуждаться в помощи. Нужно как можно быстрее добраться до них. Конечно, осла придется оставить. Он вспомнил о мотке веревки, который отбросил в стороны, отыскивая конюшню, принес ее в поле и привязал Паутинку к одной из ив. Это помешает ей уйти и в то же время даст достаточно простора для того, чтобы пастись.

Дальше по дороге он снова встретил руины домов. Он стоял и звал, прислушиваясь к звукам, которые могли бы означать, что кто-то еще жив. Но никого не было. Мог ли кто-нибудь выжить в развалинах? Он вспомнил, как удар следовал за ударом в бесконечную прошлую ночь. Самое вероятное, что те, кто выжил после первого толчка, были убиты последующими. Мэтью посмотрел в пустое небо, в котором солнце стояло уже высоко. Он искал чего-то, вначале не понимая, чего именно. Потом понял: самолеты. Остров уничтожен полностью, но ведь должна прийти помощь с большой земли? Он вспомнил, как смотрел по телевизору снятые с вертолета картины других катастроф. Сейчас они должны уже быть здесь. И если их нет, что же это значит? Только то, что разрушения затронули гораздо большее пространство, чем он думал; то, что произошло на маленьком острове, кажется неважным на фоне общей картины уничтожения.

Джейн, подумал он. Достигли ли разрушения Восточного Сассекса? Он покачал головой. Если и достигли, то не могли быть такими страшными, как здесь. Тут, должно быть, хуже всего. Здесь, на повороте, обломки домов загромоздили дорогу. Он видел торчащую из руин ногу с опухолью на большом пальце. Снова крикнул, уже не ожидая ответа.

Теперь Мэтью знал, почему он освобождал осла. Потому что не верил, что кто-нибудь, кроме него, выжил на острове. Он, конечно, продолжит поиски, но не найдет никого. Уничтожение полное.

На краю поля зрения что-то двинулось, и он быстро повернул голову. Не только он и осел. Могло выжить много мелких животных. Большая крыса остановилась, потом продолжала пробираться через груду обломков. Мэтью подобрал камень и бросил. Камень не долетел, крыса снова остановилась и села. Он почувствовал в этом вызов, подобрал еще несколько камней и направился к крысе. Та исчезла под грудой дерева и штукатурки.

С нового пункта ему стало видно еще кое-что. Она сидела как крыса, и смотрела на него, но вызывала не гнев, а ужас и тошноту – голова старика. Глаза и рот раскрыты, застыли в крике агонии. Под головой балка, вся в засохшей крови. Мэтью наклонился, его вырвало. Звук рвоты разорвал тишину. Потом Мэтью ушел, стараясь не смотреть в ту сторону.

Дальше он мог лишь догадываться о продолжении дороги. Она терялась в руинах. Стекло, ткань, металл – игрушечный автомобиль, подставка для шляп, викторианский семейный портрет, расколотое пианино. Разбитые бутылки и сильный знакомый запах. Здесь, на углу, был трактирчик. Мэтью чуть не наткнулся на угол картонного ящика, испускавшего запах виски. Ящик был расколот, а бутылки разбиты. Все разбиты. Жаль. Кратковременное опьянение, он чувствовал, было бы предпочтительней трезвости мира, в котором он оказался.

Время от времени он останавливался и звал, и голос его глухо возвращался назад. Стена Воксбеле была разрушена, старый монастырь серой грудой виднелся вдалеке. Мэтью перебрался через щель, потом миновал сброшенную ограду и направился по вспаханному летному полю к аэропорту.

Поле наклонилось, а посадочная полоса вдобавок еще изогнулась и была разорвана глубокими трещинами. Возле одного ангара стоял самолет с переломанными крыльями, с разбитыми фюзеляжами. Мэтью смотрел на него. Для него, как и для большинства островитян в последние годы, гаванью острова, связывающей с Англией, был аэропорт. Больше самолеты не будут приземляться здесь. Можно восстановить ангары, залить трещины, но какой в этом смысл, если земля наклонена?

Стоя в середине наклонной пустоты, он закричал:

– Есть здесь кто-нибудь? Я здесь. Я здесь! Есть кто живой кроме меня?

Пустота поглотила его голос. Он прошел через поле к дороге на Форест. Тут были дома, разрушенные, как и все остальные, и он держался в стороне от них. Он шел к долине Гоффре, где живут Карвардины. Жили – он не надеялся застать их живыми.

Но все же, придя к тому, что осталось от их дома, он принялся за работу, отбрасывая кирпичи, штукатурку, бревна и разбивая мебель. Наконец он нашел их. Они лежали в остатках своей кровати, обнимая друг друга; должно быть, они это сделали, когда толчок разбудил и почти тут же убил их. Мэтью с несчастным видом смотрел на их тела. В воскресенье они должны были прийти к нему на выпивку – завтра утром. Он что-нибудь должен для них сделать. Может быть, выкопать могилу и похоронить. Но он устал, выбился из сил, а лопата осталась у мисс Люси. Все же он не может оставить их так. Он засыпал их разбитой штукатуркой, пока они снова не скрылись.

Он пошел без всякой определенной цели; просто был недалеко от дома, и мысль об обширности и неизменности моря привлекла его. В саду одной из развалин, мимо которой он проходил, пчелы вились на солнце, глубоко забираясь в цветы за нектаром. Цветущий куст, казалось, рос прямо из камня. Мэтью постоял немного, вслушиваясь в усыпляющее жужжание. Он подумал о морских чайках. Так близко от моря обычно уже слышны их крики. Неужели они тоже улетели, как другие птицы? Мэтью считал, что они способны пережить любую катастрофу.

Поднявшись на последний холм, он с недоверием смотрел туда, где должно было быть море. Он видел спутанную зелень водорослей, скалы и песок. Тут и там блестела вода, задержавшаяся в углублениях. Но голубой размах волн исчез. Затонувшая земля сохла на раннем летнем солнце.

3

Мэтью шел по береговой тропинке. Виднелось несколько мелких полосок воды – озер или прудов, – но сколько хватало глаз, морское дно обнажилось. Далеко на юго-востоке возвышался горб Джерси; вряд ли там было лучше, чем на Гернси. Мэтью вспомнил оглушительный гул, шум, вой, визг, сменивший свою высоту. Море, осушая пролив, ринулось на запад к новому уровню. Остров… Больше уже не остров. Мэтью, напрягая зрение, смотрел на север в поисках исчезнувшего блеска моря.