Адвокаты города Тебриз - Мирза Ахундов

Ага-Мардан. Нет, клянусь твоей жизнью! Знаешь, когда я родился? Спустя год после большого тебризского землетрясения.

Ага-Керим. Но ведь ты женат.

Ага-Марадан. Я же не потому хочу жениться что у меня нет жены. Если с помощью аллаха мы вырвем эти деньги из рук сестры Хаджи-Гафура и отдадим этой женщине, то нельзя же допустить, чтобы она вышла замуж за другого. Я сам женюсь на ней, и богатство ее будет моим. Это выгодно и тебе. А какая тебе польза, если она выйдет за другого?

Ага-Керим. Правильно, но в таком случае безразлично, красива она или нет. Пусть будет хоть ведьма! Согласится — женись! Но она слишком хороша собой. Я не думаю, чтобы ты ей понравился.

Ага-Марадан. А каков я, по-твоему?

Ага-Керим. Ты сам знаешь, что физиономия у тебя не очень…

Ага-Марадан. Странно, что на твой взгляд я непривлекателен. Дай-ка посмотрюсь в зеркало. (Смотрит в большое зеркало.) Ради аллаха, Ага-Керим, какие ты видишь недостатки у меня в лице? Если ты насчет того, что зубов у меня нет, так это вовсе не от старости, а от золотухи. А что щеки впали, так это не очень заметно: их закрывает борода.

Ага-Керим. Да ладно, будет тебе! Успокойся, сейчас должна прийти эта женщина.

Ага-Мардан. Тогда надо надеть архалук из кашемировой шали и суконную накидку. Да бороду причесать. (Приушает-ся за туалет.)

Ага-Керим. Ну к чему тебе все это? Лучше садись на место.

Ага-Мардан. О, это все очень важно. Наши женщины сами скрываются от мужчин, но очень любят наблюдать за ними. Если вдова Хаджи-Гафура увидит меня принаряженным, то обязательно заинтересуется мною, и слова мои приобретут в ее глазах больше веса, а может быть, я даже понравлюсь ей.

Ага-Мардан переодевается, расчесывает бороду и садится. Открывается дверь, и входят вдова Хаджи-Гафура, Зейнаб, и ее брат, Ага-Аббас.

Ага-Аббас. Салам-алейкум!

Ага-Мардан. Алейкум-салам! Добро пожаловать! Очень вам рад! Извольте, садитесь!

Закутанная в чадру вдова Хаджи-Гафура и ее брат садятся.

Я буду говорить с тобой, Ага-Аббас, а Зейнаб-ханум пусть слушает и отвечает, когда нужно. После смерти Хаджи-Гафура прошло уже шесть месяцев. Между собой мы должны быть совершенно откровенными. Всем известно, что Зейнаб-ханум не была в постоянном браке с Хаджи-Гафуром и не имеет никаких прав на долю в его наследстве, но я, зная это, послал к вам Ага-Керим а сообщить, что если вы будете во всем меня слушаться и следовать моим советам, то я сделаю так, что все богатство достанется Зейнаб-ханум. Сестра Хаджи-Гафура не имеет никакой поддержки, у нее нет сильных родственников. У девушки только жених, молодой человек, который ничего в судебных делах не смыслит. Вы согласились со мной и послали к казию человека заявить, чтобы он не выдавал оставленных Хаджи-Гафуром денег его сестре, так как вы тоже имеете на них права. Казий задержал деньги и сообщил вам и сестре Хаджи-Гафура, чтобы вы выбрали адвокатов и явились в суд. Я ваш адвокат, и Зейнаб-ханум должна слушаться меня и исполнять мои советы, чтобы выиграть дело.

Ага-Аббас. Разумеется, иначе и быть не может. Мы готовы выслушать ваши советы и предложения.

Ага-Мардан. Прежде всего, Зейнаб-ханум должна дать мне на предварительные расходы пятьсот туманов, которые мы учтем при окончательном расчете. Она призналась Ага-Кериму, что взяла тысячу туманов, которые оставались в сундуке после смерти Хаджи-Гафура и о которых сестра его не знала.

Зейнаб-ханум. Мы согласны. Каковы ваши другие предложения?

Ага-Мардан. Второе предложение заключается в том, что ты должна согласиться на половину денег Хаджи-Гафура, то есть получить тридцать тысяч туманов из общей суммы в шестьдесят тысяч, а другая половина этой суммы должна поступить нам: мне, Ага-Кериму и другим нашим помощникам.

Зейнаб-ханум. Вай! Как много ты хочешь, Ага-Мардан!

Ага-Марадан. Это совсем не много, ханум! Ведь ты не имеешь никаких прав на это наследство, и эти тридцать тысяч получишь только благодаря моей помощи.

Зейнаб-ханум. Как то есть не имею прав? Годами я жила и трудилась в доме Хаджи-Гафура, ключи от всех сундуков с деньгами находились у меня! Сестра Хаджи-Гафура не смела потратить даже пяти аббасы. А теперь получается, что я должна отойти в сторонку, а деньги достанутся этой легкомысленной девчонке, и она будет пить, есть, наслаждаться жизнью?

Ага-Марадан. В суде эти доводы не примут во внимание.

Зейнаб-ханум. Почему не примут во внимание? Разве у судей нет совести? Больше десяти лет все это имущество находилось в моих рукаве. Почему же теперь я должна лишиться его?

Ага-Марадан. Вот именно должна лишиться. Лучше послушайся меня и согласись на половину. Иначе ты не можешь рассчитывать ни на одну монету. Ага-Аббас хорошо понимает, что я говорю правду.

Ага-Аббас. Хорошо, мы согласны. Какие еще предложения ты имеешь?

Ага-Марадан. В-третьих, Зейнаб-ханум должна заявить на суде, что имеет от покойного Хаджи-Гафура семимесячного сына.

Зейнаб-ханум. Ой батюшки! Это очень трудное задание, Ага-Мардан! Как я могу солгать, что у меня семимесячный сын?

Ага-Мардан. Ничего трудного! При жизни Хаджи-Гафура ты была беременна. За месяц до его смерти ты родила сына, и ему теперь семь месяцев. Неужели трудно сказать это?

Зейнаб-ханум. Ты мне как отец, Ага-Мардан, и я не смею ослушаться тебя, но это твое предложение слишком трудное. Я никогда не рожала. Разве не спросят меня, где ребенок?

Ага-Марадан. Об этом не беспокойся. Ребенок есть, и его выносила и родила ты. Имеются свидетели, которые видели ребенка у тебя и у Хаджи-Гафура на руках. На этот счет будь покойна. Тебе надо только заявить об этом, а подтверждать будут другие.

Зейнаб-ханум. Ради аллаха, Ага-Мардан, предложи что-нибудь другое. Как я смогу выговорить такие лживые слова? Клянусь аллахом, у меня не хватит смелости сказать это.

Ага-Мардан. Странные вещи ты говоришь. Почему это у тебя не хватит смелости? И чего стесняешься, не понимаю. Весь мир знает, рожать детей — дело женское. Чего же туг стесняться? Мало ли что ты не рожала! Любишь рыбу, не бойся холодной воды. Ты обязательно должна сказать о ребенке, иначе нельзя.

Зейнаб-ханум. А для чего тебе надо такое заявление, Ага-Мардан?

Ага-Мардан. Это надо для того, чтобы имущество Хаджи-Гафура досталось тебе. Другого средства нет. Ты не можешь быть наследницей Хаджи-Гафура, а сын твой-его законнейший наследник. Когда будет доказано, что такой сын есть, все имущество достанется ему. Потом я добьюсь того, чтобы меня назначили его опекуном. Пройдет пять-шесть месяцев, и мы объявим, что сын твой скончался. Таким образом все имущество по закону перейдет тебе. Половину возьмешь ты, другую половину возьму я.

Зейнаб-ханум. Скажи, отец, ради аллаха, неужели можно осуществить такой план?

Ага-Мардан. Было бы нельзя, если бы сестра Хаджи-Гафура имела какую-нибудь опору. Но у нес нет никого, кто бы посмел выступить против нас. Вот если бы она согласилась выйти за купца Ага-Гасана, нам было бы трудно выиграть дело. А теперь и Ага-Гасан со всей родней выступает против девушки и добиваются того, чтобы наследство не досталось ей. Девушка осталась одна со своим юным женихом, который ни на что не способен.

Зейнаб-ханум. А где ребенок, о котором ты говорил?

Ага-Марадан. Сейчас увидишь! Ага-Керим, возьми ребенка у кормилицы в той комнате и принеси сюда.

Ага-Керим выходит.

Зейнаб-ханум. Ребенка кормит кормилица? Ага-Мардан. Нет, кормит-то мать, но-она у тебя кормилицей — запомни это.

Ага-Керим возвращается с ребенком на руках. Ага-Мардан берет у него ребенка и передает Зейнаб-ханум.

Вот твой сын, возьми! Посмотри, глаза и брови у него точно такие, как у Хаджи-Гафура.

Зейнаб-ханум. Ей-богу, похож, в самом деле похож. Но я очень боюсь, что на суде у меня язык отнимется и я ничего не сумею выговорить.

Ага-Мардан. Все это оттого, Зейнаб-ханум, что ты сама не веришь в то, что ребенок есть. Прежде всего надо, чтобы ты сама поверила, что это твой сын. Иначе, конечно, во время суда ты можешь растеряться и у тебя отнимется язык. Будь смелее и обещай нам дать именно такое показание.

Зейнаб-ханум. Хорошо, обещаю, если только смогу.

Ага-Мардан. С помощью аллаха сможешь. Ведь не хочешь же ты, чтобы все деньги получила твоя золовка и растратила на своего дармоеда-жениха?

Зейнаб-ханум. Ты прав. Только бы защитник Секиныха-нум не уличил меня во лжи.