Организм - Игорь Колосов

Павел просеменил вдоль торца здания, чтобы уже за магазином снова увидеть мальчишку. Тот ударил по мячу, мяч отскочил от тыльной стены магазина, покатился в кустарник. Мальчик полез в кусты, выкатил мяч, снова ударил его. И, прежде чем побежать за ним, снова размахнулся.

Павел напрягся. Он заметил здоровенный булыжник, и в следующее мгновение нога ребенка уже вонзилась в него. Мальчишка бил со всей силы, как футболист – дальний штрафной.

Булыжник громоздко перекатился не больше, чем на пару шагов.

Учитель сжался. Ему показалось, что ступня становится горячей-горячей, как будто это он ударил булыжник. Он уже видел, как сын Димы и Джины падает, хватается за ногу, и послеполуденную тишину разрывает его истошный вопль. У Павла даже успел появиться вопрос: как теперь поведут себя родители мальчика? Исчезнет ли их механическая размеренность в движениях? Как вообще выглядят их лица в момент паники?

Ничего этого Павел не узнал – он ничего не услышал.

Мальчишка не закричал. Не взвыл. Не заплакал. Он подбежал к мячу, снова схватил его. При этом он ковылял – его нога была сломана. Он был в шортах и сандалиях на босу ногу, и Павел не мог ошибиться. Футболка у Павла прилипла к спине, он почувствовал головокружение, как при солнечном ударе.

Казалось, это было галлюцинацией – мальчик, сломавший ногу о булыжник, но продолжавший играть. Боль, которую он должен был почувствовать, не смог бы игнорировать даже взрослый человек. И после такой травмы нереально даже ходить, не то, что бегать.

Мальчишка чуть присел, готовый подкинуть мяч вверх, но в этот момент замер, глядя куда-то в сторону. Он напоминал ребенка, услыхавшего, как его зовет мать.

Потом он побежал, огибая угол здания, к тротуару. Он по-прежнему жутко хромал.

Павел вяло, неуклюже вернулся к фасаду магазина.

Серый «Фольксваген» уже разворачивался, выезжая на Центральную улицу. Мальчик, только что сломавший ногу, спокойно сидел на заднем сидении рядом с сестрой.

В машине не было ни единого признака, что родители обеспокоены тем, что случилось с их ребенком.

Учитель остановился и смотрел на машину, пока она не скрылась за поворотом. Его состояние напоминало необъяснимый транс. Когда звук двигателя растворился, Павел очнулся. Он огляделся и заметил, что продавщица стоит у входа в магазин.

Павел вздрогнул, словно его застали за подглядыванием, медленно пошел вдоль фасада, сближаясь с продавщицей. Та, не глядя на него, сказала:

– Я бы не расстроилась, если бы они перестали приезжать в мой магазин.

Павел остановился. Внезапно он почувствовал потребность все рассказать. Все, даже о приезде этих семей в поселок. Говорить, говорить, только бы вернуть прежнее нормальное состояние. Возможно, он хотел, чтобы его убедили в том, что ему померещился удар мальчика по булыжнику.

Конечно, он ничего не рассказал, только спросил:

– Григорьевна, скажите, пожалуйста. Вы слышали, как они звали мальчика?

Продавщица покосилась на него.

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Павел пожал плечами, отвел взгляд.

– Да так…

Он попрощался, пошел вдоль Центральной улицы.

2. Подозрения

1

Павел, поворачивавший с шоссе на Тополиную, услышал звук приближавшегося автомобиля и оглянулся.

Это был «уазик» участкового.

Что за наваждение, подумал Павел, отходя на обочину и останавливаясь. Всего полчаса назад он подумывал, не встретиться ли с лейтенантом Седовым. Не то, чтобы в этом была срочная необходимость, просто Павел хотел вывести участкового на разговор о новых жителях. Учителю хотелось знать, что думает о странных семьях представитель органов правопорядка. Он ведь знает гораздо больше, нежели обычные жители поселка. Во всяком случае, должен знать больше.

Павел понимал, что не решится прийти к лейтенанту в кабинет, их встреча должна быть случайной. Такая «случайность» могла осуществиться нескоро, и учитель, оправдываясь перед собой, посчитал, что его желание – глупость.

Зачем ему это? Да, семьи выглядят странно, отличаются от жителей поселка, вызывают неприязнь. Но что с того? Стоит ли заниматься поисками неизвестно чего?

И все-таки внутри нарастало некое противление. Оно начинало терзать Павла, как будто нечто требовало от него действий. Он понимал, что основная причина смутного беспокойства – тот случай с мальчиком за магазином. Но будь это единственным пятном на чистой скатерти, подобное можно было игнорировать. Таких же пятен было множество.

И еще для этих мыслей у Павла была дополнительная причина, в чем он упорно не хотел себе признаться. Найдя себе трудно решаемую задачку, он отправил в тень другую проблему – то, что он разведен и подолгу не видит дочь. И то, что он, по сути, одинокий мужчина.

Седов притормозил рядом, хотя Павел не рассчитывал, что тот остановится. Учитель собирался поприветствовать лейтенанта кивком и двинуться следом за машиной.

– Гуляете?

Седов высунулся из машины, протягивая руку, и Павел пожал ее.

– Решил пройтись.

– Подвезти?

– Нет, спасибо. Мне ходу всего минут десять.

Лейтенант помедлил, заглушил двигатель, выбрался на обочину. Достал платок и вытер влажный лоб.

– Духотень. Давно такого лета не было. По такой погоде гулять не больно-то приятно, а?

Павел пожал плечами.

– Я привык. Не сидеть же весь вечер дома?

Седов улыбнулся.

– Точно.

Он был моложе учителя лет на пятнадцать и обращался к нему на «вы», хотя Павел чувствовал: Седов, так сказать, мент по призванию, вряд ли уважает мужчин такой профессии, как учитель.

Они еще немного поговорили о погоде, посетовали, что земле давно нужна вода, перешли на тему, что Велич в такую жару выглядит еще более вымершим, нежели обычно, и разговор незаметно коснулся новых жителей.

Павел почувствовал, что лейтенанту эта тема почему-то небезразлична.

– Вы не знаете, откуда они приехали? – спросил учитель.

Седов пожал плечами.

– Чума их разберет, – и, как бы оправдываясь, сказал. – Не звонить же мне в ФСБ, чтобы они там покопались в их прошлом? У меня на них ничего нет.

Ого, подумал Павел. Неожиданные рассуждения участкового вынудили учителя решиться на откровенность. Теперь он почему-то не думал, что покажется Седову одним из тех в поселке, кто из-за избытка свободного времени постоянно обмениваются сплетнями. Кроме того, Павлу очень хотелось поделиться хоть с кем-то тем, что он видел.

На всякий случай он попросил:

– Лейтенант, я вам кое-что расскажу, только пусть это останется между нами. Договорились?

– Не вопрос.

Спустя две минуты любопытство Седова сменилось недоверчивостью. Он смотрел на учителя с приоткрытым ртом, и Павел подумал, что лейтенант сомневается: не шутка ли услышанное?

– Признайтесь, вы мне не очень-то поверили, так?

Седов криво улыбнулся.

– Почему? В общем… Почему нет?

Его слова Павла не убедили.

– Но я это сам видел.

На этот раз Седов промолчал. Он огляделся по сторонам, посмотрел на учителя. Кажется, Павел его серьезно озадачил.

Лейтенант напомнил Павлу его самого, когда он стоял у продуктового магазина и провожал взглядом серый «Фольксваген». С того момента Павел чего только не передумал, пока волей-неволей не отыскал хоть какое-то решение.

– Знаете, – сказал Павел. – В принципе этому есть одно объяснение. Я про сломанную ногу и все такое.

– Да?

Павел кивнул.

– Я как-то читал любопытную статью. Об одной малоизвестной болезни – нечувствительность к физической боли. И такое бывает. Болезнь очень-очень редкая. Если мне не изменяет память, во всем мире этим больны менее полусотни детей.

Рот у Седова приоткрылся еще шире – его озадачила информация, но скоро лейтенант оживился, лицо стало более осмысленным. Теперь невероятная история с мальчиком выглядела не так дико.

– Только представьте. Какой это кошмар для родителей. Да, эти дети никогда не плачут, если вдруг порежутся, обожгутся или ушибутся, но это хорошо лишь на первый взгляд. Не зная, что такое боль, не зная никакой грани, такой ребенок рискует в любой момент погибнуть. Он не обратит внимания, что у него сломалась нога, кость станет крошиться, пока не заметят родители. И таких вариантов множество.

Павел перевел дыхание. Он снова видел перед собой мальчика за магазином, и его удар по булыжнику.

– За такими детьми, – сказал Павел. – Родителям нужно следить каждую минуту. Это несчастные люди.

Лейтенант покачал головой, как бы сочувствуя этим несчастным. Они помолчали, затем Павел сказал:

– Если только предположить, что новые жители – семьи именно с такими детьми, то… Наверное, сообща легче присматривать за ними?

Седов усмехнулся.

– Точно.

2

«Уазик» отъехал, и Павел, прощаясь, поднял руку.

Седов выглядел задумчивым, его первоначальное оживление поблекло. Павел почувствовал, что его объяснение лейтенанта по-настоящему не убедило.