Без собаки. Книга прозы - Павел Катаев

– Помнишь спор возле Мавзолея?

– Как же…

Конечно, Владимир Семенович прекрасно помнил тот далекий спор – нужны ли будут или не нужны часовые у дверей, ведущих в усыпальницу Ленина, когда Советский Союз перестанут окружать враги. Вот только он не помнил, кто из них какую позицию отстаивал.

– Я написал статью, что никаких часовых не нужно будет! И вообще, институт охранников – дело подозрительное. Хочешь почитать?

Владимир Семенович не успел ответить (а его, честно говоря, совсем не интересовала статья Алика, как, впрочем, и его рукописный журнал – так, детские игрушки!). Алик все понял, махнул рукой, словно бы прогоняя собственный вопрос, и воскликнул:

– Ладно, Вовочка! Все это тебе не интересно!

После той нечаянной встречи, когда Алик, как оказалось, вовсе и не собирался к Владимиру Семеновичу в гости, а просто шел мимо его дома, друзья еще несколько раз виделись, но было ясно, что живут они разными интересами. Теплые чувства друг к другу сохранились, но от душевной близости не осталось и следа.

Жизнь Владимира Семеновича была, что называется, устроена. Складывалась она довольно удачно. От занятий в институте он получал удовольствие, да и ребята в группе оказались интересными, думающими. Что же касается, так сказать, непростых отношений с собственным отцом, то глубоко они Владимира Семеновича не задевали – он не сердился на отца, потому что уже давно понял: у того не было достаточно душевных сил, чтобы сохранять спокойствие в трудных обстоятельствах его собственной жизни.

А вот жизнь Алика после окончания школы казалась Владимиру Семеновичу какой-то несерьезной, по-ребячески легковесной. Встряхнуть бы его, усадить за учебники, заставить поступить в какой-нибудь институт. Хоть в театральный! Голова-то светлая.

Как-то Владимиру Семеновичу позвонил незнакомец и попросил о встрече. Впечатление от телефонного разговора осталось какое-то странное. С одной стороны, в голосе незнакомца слышалась этакая ленца, свидетельствующая об отсутствии к Владимиру Семеновичу какого-то интереса, и беседу он ведет просто от нечего делать. Но при этом, словно бы противореча самому себе, позвонивший заявил, что ему необходимо поговорить с Владимиром Семеновичем с глазу на глаз, и, если тот не возражает, они, не откладывая дело в долгий ящик, будут ждать Владимира Семеновича завтра часов в одиннадцать-двенадцать возле института.

Владимир Семенович опешил. Что значит – они? Незнакомец не один, с ним еще кто-то будет?

А голос в трубке настойчиво продолжал:

– Вы согласны? – И многозначительно добавил: – Нам это очень важно.

Встреча состоялась на другой день в сквере возле факультета.

«Ими» оказались два сравнительно молодых человека, немного постарше Владимира Семеновича, настолько невзрачные, что, расставшись, тот уже не мог вспомнить – ни во что они были одеты, никакого они роста. Единственное, что буквально врезалось в память, – темные, почти черные тени вокруг глаз, которые делали этих двух незнакомцев чуть ли не близнецами. В дальнейшем, встречая людей с такими тенями вокруг глаз, Владимир Семенович относил их к сотрудникам тайной полиции, то есть к стукачам – кагебешникам. Ведь именно такими и оказались – незнакомец, вызвавший на встречу Владимира Семеновича, и его молчаливый коллега.

Разговор получился каким-то мутным. Незнакомец принялся расхваливать математические способности Владимира Семеновича, и на вопрос, откуда у него такие сведения, ответил, что ему рассказал студент с одного с Владимиром Семеновичем учебного потока. Подобное утверждение не могло не насторожить – ведь на математическом факультете никаких таких учебных потоков не наблюдалось.

– Это кто же такой? – поинтересовался Владимир Семенович, но вместо ответа последовало:

– Да вы и рисуете, и стихи пописываете…

– А об этом – откуда вы знаете?

Незнакомцы многозначительно переглянулись.

– Знаем от друга вашего, от Алика, – и весело добавил: – От кого же еще?

– А его-то вы откуда знаете?

Вопрос сам собой выскочил из уст, хотя Владимир Семенович уже прекрасно понял, с кем имеет дело и что вопросов лучше не задавать и вообще по возможности помалкивать. Незнакомцы привычно переглянулись и уставились на Владимира Семеновича двумя парами своих темных глянцевых глаз, окруженных черными кругами, точно ваксой намазанными.

Все подробности давней встречи стерлись из памяти, осталось ощущение опасности, исходящей от этой пары незнакомцев, от слившихся в один взгляд двух пар одинаковых глаз, несущих в себе угрозу и вызывающих неприятный тошнотворный страх. Владимир Семенович, испытав это унизительное чувство, рассердился, можно даже сказать, пришел в ярость, но заставил себя сдержаться, и тихо спросил:

– И откуда же вы все так хорошо знаете, интересно?

– Да мы его слушаем. Мы знаем все, о чем он говорит – и по телефону, и просто так, в квартире.

– Хорошенькая работа, – вставил свою реплику Владимир Семенович, но ее оставили без внимания, и продолжали:

– Мы вообще-то люди серьезные, и не шутить пришли.

В словах звучала угроза, но Владимир Семенович сделал вид, что не заметил ее.

– А я – то зачем вам нужен, не пойму?

– Не кипятись, – проговорил спокойным безразличным тоном до сих пор молчавший второй незнакомец. – Скажи-ка ты своему другу-приятелю, чтобы поменьше трепался, и вообще вел себя потише. – И добавил: – Пусть с тебя пример берет.

Вечером этого же дня Владимир Семенович без звонка пришел домой к Алику, чтобы рассказать о странной встрече и, главное, предупредить, что за ним следят и знают обо всех его телефонных разговорах. В глубине души он надеялся, что не застанет Алика дома, и можно будет ничего не рассказывать, а дальше, все это забудется, как дурной сон. Но нет – школьный друг оказался дома. Он открыл дверь и, увидев Владимира Семеновича, радостно вскинул руки и громко, на всю лестничную клетку, крикнул:

– А, это ты, Вовочка! Заходи, гостем будешь!

– Постой, Алик… – Владимир Семенович отступил на шаг и замер, прислушиваясь. – Мне надо тебе сказать что-то очень важное.

– В комнате поговорим.

– Да нет, лучше здесь…

И, понизив голос, он принялся подробно пересказывать свою беседу с опасными незнакомцами.

Он увлекся рассказом, старался покрасочнее описать внешность этих малоприятных личностей, и тревога, которая не отпускала его в течение всего дня, полностью исчезла. Тем более что Алик ничуть не встревожился и слушал его с веселым интересом. Могло показаться, что он радостно приплясывает и прихлопывает в ладоши.

С улыбкой закончив рассказ, Владимир Семенович серьезно добавил:

– Будь поосторожней!

На что Алик воскликнул:

– Да пусть они идут в жопу со всеми своими прослушками!

И дальше разразился страстной речью о том, что он свободный человек, думает, как хочет, и вовсе не обязан никому отчитываться. А если эти идиоты взяли себе в голову, что могут ему приказывать, то они вдвойне идиоты.

– У них сила! – вырвалось у Владимира Семеновича, и это восклицание для него самого было неожиданным. Оказывается, в его подсознании мир был разделен на две части – на «них» и на всех остальных, в число которых входили и они с Аликом, а также множество других, знакомых и незнакомых людей…

Но лучше об этом не думать!

Алик пропустил восклицание друга мимо ушей.

– И вообще, Вовочка, – проговорил он довольно спокойно, – они меня слышат только лишь потому, что я хочу, чтобы они меня слышали. – И вдруг громко, на весь подъезд крикнул: – Пусть знают! У меня нет секретов!

В голове мелькнуло воспоминание об Алике, и тут же решение было принято – это он! Речь шла об одном из действующих лиц задуманного романа, о злодее, который в конце должен совершить убийство. Этот персонаж существовал пока что только лишь теоретически, и ему необходимо был придать какую-то форму, поместить в человеческое тело.

Персонаж был довольно-таки страшноватый, что и понятно – убийца!

Почему же все-таки именно Алик? Решение было принято спонтанно. Владимир Семенович и сам был в полном недоумении. При всем старании разумного объяснения этому не находилось.

Пришлось подводить теоретическую базу. Как и всякому пишущему человеку (или считающему себя таковым), ему хорошо была известна истина: образ злодея получается объемным, выпуклым, а не плоским, как лист бумаги, если внутренний мир персонажа – мерзавца – будет спорить с его внешностью – человека милого и душевного.

С внешним обликом у друга школьных лет все обстояло отлично, но вот внутренний мир никак не отвечал сути задуманного персонажа: отпетого уголовника, каким Алик никак не мог оказаться!

Да, глупая затея! Вот, если бы требовалось описать какого-нибудь безумного смельчака, – тут бы Алик, безусловно, оказался на своем месте. И придумывать ничего не потребуется. Жизнь сама все придумала. Остается лишь хорошенько все вспомнить, обдумать и вписать в общий пейзаж.