Звезда второго плана - Георгий Ланской

Постепенно жизнь выправилась.

К выпускному классу Марина уже твердо решила, что уедет в Москву и станет певицей. Чем она хуже других? К тому времени она уже научилась сносно играть на гитаре, сочиняла музыку и даже спела прощальную песню на школьном балу. Москва представлялась раем.

Мать, естественно, взвилась на дыбы. Отпустить единственную дочь в столицу порока и разврата?! Нет, нет, этого не будет!

– Опомнись! – кричала мать. – Какое музыкальное училище, ты что? Что это за профессия – музыкант? Максим, ты это слышишь?

– Угу, – бурчал отец из-под газеты с такой равнодушной интонацией, что Марине, сидевшей на табуретке в обнимку с гитарой, захотелось надеть ее отцу на голову. Хоть бы раз поддержал дочь!

– И что ты там будешь делать? В переходах стоять со своей гитаркой? Подайте, люди добрые?

– Да почему в переходах-то? – возмущалась Марина. – Буду нормально учиться, вокалу там, музыке… На кастинги похожу…

– Не выдумывай! – вскипела мать. – Знаем мы, что на этих кастингах делают.

– Что?

– Проституток! Вон их сколько в телевизоре! Не думай даже о Москве. Пока мы с отцом тебя кормим, будешь делать, что тебе говорят! Пойдешь в медучилище, как миленькая, получишь профессию, а потом живи, как хочешь…

Марина сдалась.

Авторитарная мать, привыкшая «давить характером» учеников, добилась своего. Отец, как всегда, промолчал. Смотреть на мир сквозь газетные страницы после рабочего дня было куда более привлекательно, чем вникать в житейские трудности…

Марина поступила – правда, в педагогическое, поскольку в медицинское попасть было почти нереально. Мама похвалила за выбор:

– Учителя всегда нужны. Они часто в дефиците, особенно хорошие. Вот, к примеру, у нас в школе четыре ставки свободны. Закончишь училище, я замолвлю за тебя словечко…

Марина вяло кивала, думая, что дефицит педагогов прежде всего связан с тем, что ни один нормальный человек такую профессию не выберет. Себя Марина причисляла к нормальным. Поэтому на втором курсе она перекрасила волосы в рыжий цвет, бросила училище и, не поставив родителей в известность, уехала в Москву – благо вожделенное совершеннолетие уже наступило. Трясясь в плацкартном вагоне, на проклятом всеми пассажирами тридцать седьмом месте у туалета, Марина смотрела в окно и думала, что рано или поздно докажет всем, а прежде всего матери, что была создана совсем для другой жизни!..

Через два года она думала по-другому.

Топая по холодным московским улочкам, Марина мрачно вспоминала, что ей не один раз приходилось делить постель с потными, волосатыми кавказцами, обещавшими замолвить за нее словечко в шоу-бизнесе.

– Будешь хорошей девочкой? – говорил очередной Резо или Арарат. Она кивала и закрывала глаза…

Итогом этих встреч были редкие, как правило, одноразовые выступления в кабаках, немного денег, мелкие подарки и горькое понимание, что мать оказалась права. Сознавать, что меняется не в лучшую сторону, Марине было неприятно. Два года постоянной борьбы сделали ее жесткой. Москва выжгла каленым железом все, что было в ней от простой девочки с Урала.

От холода зубы выбивали барабанную дробь. Дойдя до квартиры, Марина набрала горячую ванну, вылила туда остатки дешевого шампуня и села на бортик, уставившись невидящим взглядом на вздымающуюся кверху мыльную пену.

В дверь звонили с маниакальной настойчивостью.

Горячая ванна накануне не слишком помогла. Промерзшая до костей Марина еще вечером почувствовала, как в переносице накапливается жгучая горечь, предвещавшая простуду. К ночи ей совсем поплохело: поднялась температура, но насколько она была высокой, Марина не знала, так как градусника в ее хозяйстве не водилось. Не имелось в квартире и жаропонижающих средств. Обшарив все ящики, она нашла несколько завалившихся в угол старых таблеток без упаковки грязно-серого цвета, но принять их не решилась. Прометавшись полночи в жару, Марина забылась лишь под утро тяжелым беспокойным сном.

Незваный гость все давил на кнопку звонка и, судя по всему, уходить не собирался. Марина с оханьем села, провела ладонью по волосам и ощутила, что они влажные от пота. Простыни тоже были мокрыми насквозь. Тело изматывала неприятная ломота, в горле царапало. Стены квартиры словно сузились, а простенькие желтые обои с красными цветочками потемнели – как от времени или сырости… В комнатушке было прохладно и невероятно душно.

Когда Марина опустила ноги на пол, не сразу попав в драные тапочки, подошвы обожгло сырым холодом.

– Иду! – крикнула она. Поджимая пальцы, она подошла к двери и повернула ключ, запоздало подумав, что совершает самую большую ошибку этого дня.

– Здравствуй, – неприязненно сказала темная фигура.

В подъезде было темно, Марина не сразу сообразила, кто стоит перед ней, пока фигура бесцеремонно не отстранила ее в сторону, ввинтившись в прихожую ужом. Внутренне простонав, Марина приготовилась к худшему. Ввалившаяся в квартиру тетка нахально прошлась по углам, заглянула на балкон, с гримасой неодобрения оглядела грязные чашки в мойке и с омерзением – разобранный диван со смятыми простынями сомнительной свежести.

– Ну, что же ты, дорогая, – мармеладным голосом произнесла тетка, – конец месяца, а ты не звонишь, не пишешь. Денежки приготовила?

Марина вздохнула.

Прежде она снимала другую квартиру, на пару с Димкой, в новом доме. Арендную плату в основном он и вносил, а Марина покупала еду, хотя частенько кормиться приходилось где придется. Этажом выше жил Егор Черский, нынешняя звезда экрана, у которого частенько можно было стрельнуть чаю, сахару и деньжат. Но потом оба съехали, оплачивать шикарные апартаменты в одиночку Марина не могла и подыскала квартирку поменьше.

Хозяйка этой квартиры не понравилась ей сразу.

Во-первых – сладеньким голосом, в котором плескалось нескрываемое презрение ко всем «немосквичам». Говорила она тихо, вкрадчиво, растягивая гласные. Марина где-то слышала, что коренные жители столицы букву «а» как раз-таки не тянут, так что, скорее всего, хозяйка приобрела этот выговор в детстве, переехав сюда откуда-нибудь из-под Вологодчины.

Во-вторых, квартиросдатчица очень походила на мать: такого же роста, комплекции, и даже стрижка та же: несуразное каре с плохим мелированием и вечно торчащей кверху прядью на макушке.

В-третьих, что самое неприятное, хозяйка жила в этом же доме и могла заявиться за деньгами в любой момент.

Квартира была ужасная. Стандартная хрущевка на четвертом этаже, без лифта, с крохотной ванной и такой же кухней, на которой и одному-то тесно. На пятом, прямо над головой, жила семья с двумя детьми, которые начинали с визгом носиться друг за другом с самого утра. Для Марины, возвращавшейся не раньше трех ночи, это было смерти подобно. Она даже пыталась поговорить с соседями, но те лишь пожимали плечами.