Варианты - Валерий Мит

Не теряя времени, я прошёл в мастерскую – хотелось примерить новое колесо и просто побыть одному, спокойно обдумать всё, что со мной приключилось. Сделать это требовалось не откладывая – завтра могло и не получиться. Новый день скроет своими событиями всё, что произошло сегодня. Воспоминания перестанут быть чёткими – то, что сегодня кажется необычным, завтра таким не покажется, детали сотрутся, и я найду всему рациональное объяснение. Но кому нужны объяснения? Необходимо другое: попытаться переосмыслить всё, пока воспоминания остаются свежими, прокрутить ещё раз недавние события – понять, что случилось со мной.

Я не спеша снял с велосипеда переднее колесо и поставил на его место новое. Накачал его и крутанул. То, что я увидел, мне понравилось – идеальный круг, чётко отцентровано, нет даже намёка на восьмёрку. Заодно крутанул и заднее колесо. Тут не всё было идеально, но тоже ничего критичного, и я, подтянув отдельные спицы, легко всё поправил.

Заглянул мой друг.

– Вот ты где, – сказал Сашка. – А я тебя по всей базе ищу. В раздевалке нет, в душевой нет, думаю, наверняка в мастерской колесо примеряет. Все ребята уже ушли, ты домой собираешься?

– Чуть позже, Саша, надо проверить велосипед. Обратно ехали, скорость переключал – чуть цепь не слетела.

– А ты нежнее с ним обращайся – на гонке ты так рванул, что он мог бы и рассыпаться, это же всё-таки велосипед, а не ракета.

– Да уж, – ухмыльнувшись, ответил я, – досталось нам с ним. Не сердись, сейчас всё поправим, – добавил я, обращаясь уже к своему велосипеду, и нежно погладил его по раме.

– Ладно, вы тут можете и дальше со своим стальным другом обниматься, а мне некогда, – ответил Саша, – Я со Светкой договорился в кино сходить и уже опаздываю.

Света училась с нами в одном классе, была девушкой моего друга, и он, к моему облегчению, торопился к ней. Я же никуда не спешил, на тот момент у меня девушки не было, и я мечтал как можно скорее остаться один.

Саша ушёл, но не прошло и пяти минут, как ко мне в мастерскую заглянул тренер.

– Ну что, Володя, оправился от гонки? – спросил он.

– Да что мне сделается, Иван Трофимович? Всё в норме, вот только велосипед, нужно в порядок привести.

– Молодец, профессиональный подход. Устал, не устал, а своего боевого коня бросать нельзя. Сам всегда так делал. Вроде бы просто велосипед, неодушевленный предмет, но относишься к нему с любовью – и он отвечает тебе тем же. Даже едет потом по-другому. Иногда, кажется, что сам катит, помогает. Не замечал?

– Так и есть, Иван Трофимович. Это не просто велосипед, это друг, – ответил я. – Намучился со мной на этой гонке. Ну да ничего, сейчас подремонтируем, смажем, и будет опять как новенький.

– Правильно Володя, – сказал тренер, улыбаясь. – Но долго не засиживайся, отдыхать тоже нужно.

– Да тут недолго, – ответил я, – минут на двадцать работы.

– Хорошо, занимайся. Хотел с тобой серьёзно поговорить, но сегодня, наверное, для серьёзных разговоров уже поздновато, поговорим в следующий раз.

Тренер ушёл, а я остался в мастерской один. Поправил и подтянул цепь, проверил передачи, смазал шестерёнки, подтянул и отрегулировал тросики тормозов. Мой велосипед стал полностью готов к новым испытаниям.

Я присел на кожаный диванчик, стоящий у стены, тут же в мастерской.

– О чём он хотел поговорить со мной? – мысленно спрашивал я себя. – Точно трудно угадать, но почти наверняка это было связано с гонкой. Сегодня вообще очень странный день, – думал я. – Все говорят загадками, какие-то намёки на важный разговор – тренер, а ещё раньше, сразу после гонки, мой друг Сашка. Что-то их беспокоит, но вряд ли они могут себе представить, что я чувствовал во время гонки. Хотя тренер и говорил, что испытывал нечто подобное, но всё-таки он, видимо, имел в виду другое. Скорее всего, он хотел рассказать мне о том, через что я впервые прошёл пять лет назад и очень много раз в последующие годы. Тогда я, чтобы не отставать от ребят из команды, тренировался, превозмогая себя, почти на пределе и впервые открыл своё второе дыхание. Понял, как это бывает, когда, перешагнув через собственную невыносимую усталость, начинают работать два лёгких одновременно, подпитывая кислородом открывшиеся дополнительные резервы организма. Я очень хорошо знал, как это тяжело, мучительно и вместе с тем невероятно приятно. Там, за гранью невозможного, настоящий спортсмен испытывает почти наслаждение, которое человек, не переживший подобное, назвал бы извращением. Поддавшись этому чувству, можно, израсходовав все свои силы, надорваться и даже умереть, причём сделать это с удовольствием. Видимо, тренер хотел предостеречь меня от этого. Но он опоздал, опоздал на пять лет. Я давно научился контролировать в себе это состояние и никогда не позволял погружаться за эту грань слишком глубоко.

То, что случилось со мной на гонке, было другим. Я лично о таком никогда не слышал. Никто не рассказывал мне ни о чём подобном. Возможно, такого вообще никогда не было. Случилось невероятное – преодолев свою собственную усталость, я не просто открыл второе дыхание, я перешагнул куда-то дальше, на следующую ступень.

Я даже помыслить не мог, что там есть что-то ещё.

Перепрыгнув сразу через ступень, я вообще перестал чувствовать своё тело – а там, где нет тела, нет и усталости. Выйдя за границы своего собственного медленного мира, я перешёл в состояние, при котором ощущения тела уже не успевали за мной. Я оказался быстрее и выше любых физических ощущений. Видимо, поэтому я и смог заставить себя двигаться намного быстрей – быстрей, чем это вообще возможно. Хорошо, что длилось это недолго, к большему я не был готов – сработал защитный механизм, и меня выбросило обратно. Это было неожиданно, болезненно и очень тяжело – я вернулся назад опустошённый, чуть живой, отдавший, сам того не заметив, все свои силы, ошарашенный, потерявший на время способность ориентироваться в пространстве и связно мыслить.

Что это было? Как такое возможно? Приходилось признать, что ответов на эти вопросы у меня нет и скорее всего не будет – я не знал людей, которые испытывали подобное, а значит, помочь эти ответы найти не сможет никто. Пережитое мной было более чем необычно, и я опасался, что оно никуда не ушло и рано или поздно может повториться снова. Мне это крайне не нравилось.

Несмотря на то что я никогда не хотел быть таким, как все, для меня это было чересчур. Я ценил собственную индивидуальность, но хотел при этом оставаться обычным человеком. Я понимал, что любые сверхспособности хороши только на первый взгляд. Если разобраться, от них больше неприятностей, чем пользы, и это пугало меня.

Я представил, что все, кого я знаю, отвернутся от меня. Мне казалось тогда, что это будет неизбежно. Сначала всем будет любопытно – ещё бы, человек может то, чего не может никто, но постепенно люди начнут шарахаться от меня, я стану уродом в их глазах. Никто не любит людей, отличающихся от себя, – к ним испытывают неприязнь, их боятся, они обречены на одиночество.

Так думал я, и эти странные мысли выбили меня из привычной колеи, я почти потерялся в своей безысходности.

– Я не хочу быть таким, – прошептал я.

О том, что случилось со мной, нельзя рассказывать никому, – решил я. – Во время гонки толком никто ничего не заметил. Те, кто находился от меня недалеко, были заняты в основном собой. Гонка подходила к концу, все очень устали, и им было не до меня. Ближе всех в тот момент находился Сашка. Он хоть и удивился, но не придал этому слишком большого значения. В его глазах я оказался сильнее, чем он предполагал, но всё же, с его точки зрения, я не сделал ничего невозможного. Так же скорее всего думал и мой тренер. Наверное, так думали и все остальные, по крайней мере, я очень на это надеялся.

– Пусть всё так и остаётся, – чуть слышно прошептал себе я, – Я не хочу меняться.

Именно в тот момент моё желание быть особенным, не таким, как все, развеялось, как дым; мне больше всего на свете захотелось стать незаметным, одним из многих. В собственной индивидуальности я уже не видел ничего хорошего.

* * *

Тот же туман, всё та же неопределённость. Я всё ещё стоял неподвижно на холодной гладкой поверхности, не решаясь сделать шаг.

Стоял и вспоминал своё детство.

Отсюда многое виделось иначе; смешанное чувство: с одной стороны, я многое забыл и освежить воспоминания было и полезно, и приятно, с другой – переживая прошлые события заново, я словно смотрел на себя со стороны. И тот, прошлый я мне нравился далеко не всегда.

Например, я видел, что индивидуальность, за которую я цеплялся, была просто юношеской заносчивостью и ложной уверенностью в себе. Именно поэтому мои претензии на исключительность и перестали существовать. Попав в нестандартную ситуацию, я испугался, по-другому и быть не могло – я не был готов к серьёзным переменам.