Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Александр Михайлович Горбов

выросла бледная тень — обожжённая, в лохмотьях расползающейся кожи, с оскаленными зубами черепа: Киж растерял весь человеческий вид.

Уж не знаю, тянул он себя за волосы или так дёргался, что свалился, но ему удалось снять самого себя с дерева и освободиться. Он молча, не издавая ни звука, подошёл к испанке сзади. Подмигнул мне подпаленым веком, а затем без размаха всадил в спину Диего нож.

— А!

Она вскрикнула. Глаза её расширились, хватка начала слабеть, а Талант забился, как выброшенная на берег рыба.

Я не успел остановить Анубиса. Разъярённый шакал рванулся вперёд и обрушил на испанку всю свою мощь. Её тело вспыхнуло изнутри, дёрнулось в моих руках и посыпалось на землю серым прахом.

Мария Диего Франсиско Бальбоа де Кастро-и-Тенорио, терциарий Конгрегации священной канцелярии, или, по-простому, агент инквизиции, умерла окончательно и бесповоротно.

* * *

Рухнуть на землю, закрыть глаза и лежать не шевелясь — вот единственное, чего мне хотелось. После схватки у меня болело вообще всё, что может болеть. От пяток до макушки, точно через меня пропустили электрический разряд. От сгоревшего эфира саднило лёгкие, из носа капала кровь, а живот горел адским огнём. Никогда больше не буду накладывать Знаки на самого себя, никогда!

И всё же я не имел права лечь и отдыхать. Рядом со мной были живые и мёртвые, о которых я должен был позаботиться.

Кузьма, верный мой возница, оказался убит. Удар испанки раздробил ему череп и не оставил ни одного шанса. А вот Васька, что удивительно, выжил и почти сразу пришёл в себя, стоило мне плеснуть на него водой. Поразительная у парня способность: получать по голове, пропускать сражение и выходить из него невредимым. Надо проверить, не лежит ли на нём заговор какой-нибудь деревенской колдуньи — народная магия порой бывает эффективней высокой.

Вдвоём с Васькой мы отыскали в кустах орка-учителя и Петра. У Апполинария оказались сломаны обе ноги. Не представляю, как он ползал в таком состоянии? А Бобров, кроме двух выбитых зубов, лишился ещё и левого глаза. Обоих, находящихся в полуобморочном состоянии, мы перевязали и перенесли к дормезу. Как же дорого обошлось предательство испанки!

Последним я занялся Кижом. Мертвец лежал рядом с местом гибели Диего и не шевелился, словно умер по-настоящему. Но стоило мне подойти, как он поднял веки и уставился на меня пустыми глазами.

— Сделал всё, что смог, Константин Платонович, — прохрипел он, — что смог. Не судите строго, больше этого не повторится.

— Лежи и не дёргайся.

Я опустился рядом с ним, разглядывая его повреждения. От лица остался один оскаленный череп, рёбра выглядывают в прорехи сожжённой кожи, правая рука оторвана по локоть. Не жилец, сказал бы любой, кто увидел его. Не жилец, согласился бы я, но он и так был мёртв последние тридцать лет.

— Простите, Константин Платонович, я опоздал.

— Заткнись, будь добр, а? Только твоих извинений не хватает.

Положив ладони ему на грудь, я дёрнул Анубиса и разом влил в мертвеца все силы, которые нашёл.

— Ах-х-хр-р-р…

Меня замутило от перерасхода сил. Голова закружилась, и я плюхнулся на задницу, зажмурив глаза и тряся головой.

— Не надо так резко, Константин Платонович.

Голос Кижа прозвучал откуда-то сверху. И тут же ладонь мертвеца ухватила меня за руку и потянула вверх, помогая встать.

— Идёмте, Константин Платонович, надо ехать домой.

Я проморгался и увидел Кижа, новенького, будто и не было никакой драки. Вот только руку влитая сила не вернула, оставив культю безжизненно болтаться.

— Жаль, — Киж усмехнулся, — я был так привязан к этой руке. Мы столько лет были вместе, а теперь придётся искать новую.

— Э-э-э-э… Что?

— Мне раз десять руку отрубали, — пояснил Киж, усаживая меня в дормез, — но Василий Фёдорович каждый раз пришивал новую. Вы же подберёте для меня что-нибудь подходящее? Только дворянскуюе, пожалуйста, я не могу сражаться рукой простолюдина.

Представив, что мне нужно искать свежий труп, отпиливать ему руку и приделывать Кижу, я покачал головой.

— Нет уж, Дмитрий Иванович, обойдёмся без этого. Каждый раз ходить на кладбище за запчастями для тебя слишком накладно. Сделаю тебе крюк, будете на пару с Бобровым изображать банду пиратов.

На меня напал нервный смех, и Киж неодобрительно покачал головой. Закрыл дверь в дормез и скомандовал Ваське везти нас домой.

Глава 3

Допрос и обыск

Стоило дормезу тронуться, как на меня накатила сонная одурь. Я закрыл глаза, но вместо отдыха провалился на изнанку бытия.

В этот раз поле с жухлой травой встретило совершенно по-другому. Туман смыкался плотной пеленой, такой густой, что его можно ощутить под пальцами. Но я не ослеп и не потерялся — туман был прозрачен, позволяя «чуять» всё вокруг. Будто я волк или шакал, вышедший на охоту в свои угодья.

Едва я «принюхался» и освоился с новой ролью, как почувствовал далеко впереди добычу. В молочном мареве тумана она выглядела для меня как кроваво-красное пятно, манящее и беззащитное. Я завыл и рванул наперерез движущейся цели.

Преследование увлекло всё моё существо, не давая думать ни о чём, кроме неё. Лапы несли меня по жухлой траве так легко и привычно, словно я охотился в этих угодьях уже тысячи и тысячи лет. Я был здесь хозяином, и ни одна добыча не могла от меня скрыться.

На мой азартный клич пришёл ответ. Где-то вдалеке послышался вой, и я сразу узнал его хозяина, волка по имени Тот-кто-открывает-дороги. Он желал мне доброй охоты, как старому другу. Я ответил ему приветственным тявканьем и рванул дальше.

Настигнуть жертву оказалось легче лёгкого. Но я не кинулся в атаку, а начал кружить вокруг неё, заставляя остановиться и ждать своей участи. Душа замерла в центре пятачка свободного от тумана, оглядываясь и выставив перед собой руки в защитном жесте. Увидеть охотника добыча не могла, и только мои горящие алым огнём глаза появлялись в тумане то тут, то там.

— Выходи! Я не боюсь тебя!

Голос добычи звучал тускло, едва прорываясь сквзь стену тумана. Тем не менее я узнал её. Диего! Зарычав, я поднялся на ноги, отряхнулся, как пёс, и шагнул к ней.

— Ты⁈

Она была и так бледна, а, увидев меня, стала совершенно белой. Руки её сжались в кулаки, в глазах отразилась ненависть.

— Не боюсь! Ты не властен здесь надо мной, некрот. — Отступив на шаг, мёртвая испанка затянула: — Nam et si ambulavero in valle umbrae mortis, non timebo mala…

— Умолкни.

На её плечо легла рука с тонкими пальцами. Диего тут же замолчала и будто выцвела, как старая фотография.

— Какой замечательный подарок. — Смерть обошла вокруг застывшей испанки, разглядывая, как музейный экспонат. — Ты сумел меня по-настоящему удивить и порадовать. Редкая добыча! Тебе полагается