Большой вопрос - Иван Неручев

— В таком случае объясни, с какой стороны мне угрожает опасность… Надоели мне эти намеки…

— Хорошо, я тебе расскажу кое-что… Если на Степана смотреть издали, со стороны, в его жизни как будто бы нет ничего дурного. Я знаю — его, как отличника учебы, приняли в комсомол. Потом, окончив с серебряной медалью среднюю школу, он поступил к нам в институт и сразу зарекомендовал себя способным студентом. Всё это похвально, хорошо. Но вот его отношение к девушкам… Он убедил в своей любви не только нескольких студенток нашего института, но и актрису из балета Музкомедии и еще каких-то знакомых, не питая ни к одной из них серьезных чувств. В свое время я попыталась отругать Степана. Он выслушал меня серьезно, но возразил шутливо: «Не бойся, Вера, мои увлечения не более как спорт, только романтический…» Я рассердилась и назвала взгляды Степана пошлыми. Ведь своим поведением он портит девушкам жизнь, оскорбляет их чувства, оскверняет их мечты… Возникла даже мысль обсудить поступки Степана публично. Но на это не пошли те, кого Степан убеждал в своей любви, — испугались стыда. К тому же, раздавались голоса, что формально придраться к Степану нельзя: что в его поступках плохого? Полюбил — разлюбил. Подумаешь, какие-то там сердечные неполадки! Порхает юноша, ну и пусть. Станет взрослым — одумается. И Степан порхал, как мотылек… Теперь ты понимаешь, почему я и многие другие беспокоятся за тебя, — закончила Вера: — Ты полюбила по-настоящему, а он?..

На откровенность подруги Лариса решила ответить такой же откровенностью. Ей самой сначала казалось, что Степан — безнадежно исковерканный человек. Она вызвала его на прямой разговор. Оказалось, Степан до самого последнего времени имел «теорию»: ухаживать можно за многими, любить же только одну. Однако, встретив Ларису, он понял пошлость своей теории. Он любит одну Ларису и хочет ухаживать только за ней. Он не представляет себе, как бы мог теперь ухаживать за какой-нибудь другой девушкой. И так будет всю жизнь.

Не поверить? Какие основания у Ларисы не верить ему? Он не обнаруживал склонности к неправде. Он любит поэзию, знает наизусть десятки стихотворений и превосходно, с необыкновенным воодушевлением и теплотой читает их…

— Я убедилась, что у него яркий ум, благородное сердце…

— А не создала ли ты, Лариса, этот образ в своем воображении? — спросила Вера. — Я думаю, что и другим своим девушкам Степан клялся в вечной любви, убеждал, что давно отказался от своей «теории» и с необыкновенным воодушевлением читал стихи.

— Я не могу понять, зачем тебе и всем моим друзьям нужно так грубо вторгаться в наши отношения со Степаном, в чистую нашу любовь? — дрожащим голосом прервала Лариса.

— Хорошо, — решительно сказала Вера, — извини меня, может быть, мы, в самом деле, не правы… — И добавила, взглянув в черные глаза подруги: — Жаль, что наши привычки бывают иногда сильнее наших добрых намерений… А в общем, ты молодец. Смелая, решительная!..

— Не знаю, какая я, но знаю, что без веры в свои силы, без веры в близкого человека — жизнь не в жизнь…

Степан тем временем усиленно распространял слухи о своем скором браке. Лариса подтверждала их с радостью. И действительно, сразу же после защиты Степаном дипломного проекта друзья поздравили новобрачных.

Молодая чета провела «медовый месяц» в пароходном путешествии от Ленинграда до Сталинграда. Дальнейшая жизнь тоже шла отлично. Лариса добилась «круглых пятерок», и ее зачислили на повышенную стипендию. Степан, как архитектор, быстро завоевал авторитет. Особенно была довольна Лариса покорностью, которую обнаруживал Степан во всем, что касалось «мелочей быта». Теперь он одевался по вкусу жены. Исчезли усы-кубики, пестрые костюмы, яркие галстуки… Теперь уже никто не имел оснований называть Степана «мотыльком», — оскорбительная кличка исчезла… Однако, увы, не навсегда.

В Архитектурном институте среди подруг Ларисы стали открыто поговаривать о том, что Корольков вдруг зачастил в общежитие Медицинского института и, выдавая себя за холостяка, возобновил там старые знакомства. Поговаривали, что в общежитии из-за Степана поссорились две студентки.

Лариса объяснилась с мужем. Тот заверил жену, что всё это ложь, его хотят опорочить, — видимо, кто-то позавидовал их любви. Если ей угодно, она может сходить в институт, в общежитие, и узнать, была ли там, скажем, ссора девушек из-за постороннего человека. Этого ведь не утаишь, не скроешь.

Лариса поверила мужу, его искреннему тону. И в себя поверила, в свои силы: не может быть, чтобы он так быстро разлюбил eel Вероятнее всего, тут сплетня.

Но это было не так. Не прошло и года после свадьбы, как Степана стала одолевать скука. Потянуло к старым подругам… Где-то в душе шевельнулся вопрос: «Не дурно ли это?». Но вкрадчивый голос успокоил: «Ничего! Почему, собственно, нельзя иметь друзей среди женщин и девушек? Неужели же все свои мысли и чувства загнать в четыре стены домашнего очага?!.. Задохнешься, закиснешь, с ума сойдешь от тоски!». Ни жене, ни друзьям он ничего дурного не сделает. У него есть спасительный принцип: увлечений может быть много, любовь — одна. Отказался он от него? Нет, не отказался, от истины отказаться нельзя.

Но неожиданно эта двойная жизнь Степана Королькова не только осложнилась, но и рухнула.

Едва Лариса пришла в себя после первых неприятных известий, как подруги снова заговорили о похождениях Степана. На этот раз очевидцы рассказывали, что сторож Медицинского института в прошлую субботу поздно вечером попросил Королькова оставить женское общежитие. Степан не подчинился. Тогда сторож назвал его «Жон Дуваном» и силой вывел из общежития.

Группа студентов и студенток в присутствии Ларисы затеяла спор: как лучше называть ветреных людей: «мотыльками» или… «Жон Дуванами». Одни стояли за «мотылек» — слово, которое является чисто народным определением легкомыслия. Другие указывали, что куда лучше звучит «Жон Дуван», переделанный сторожем из Дон Жуана. В наше, советское время «Дон Жуан» в прежнем его понимании умер, донжуанство у нас стало явлением исключительным, мелким, то есть «жондуванством»…

Лариса сгорала от стыда. Она догадалась, что спор возник не случайно. Подтверждая эту догадку, Вера ей тут же сказала:

— А может быть, Лариса, ты всё же слишком веришь мужу? Присмотрись… Если факты подтвердятся, на всю жизнь отбей у него охоту к «жондуванству»… Не одумается, не исправится, — оставь его, уйди!..

На этот раз Лариса ни единым словом не возразила Вере. Не заходя домой, она направилась в Медицинский институт.

2

Входя в Медицинский институт, Лариса почувствовала, как трудно будет ей беседовать с секретарем комитета комсомола. Правильно ли, что она обращается в комсомольскую организацию? Девушки, обманутые Степаном, возможно, и не состоят в комсомоле…

…Да и что, собственно, она намерена сказать в комитете, на кого жаловаться, о чем просить? Какая ей нужна сейчас помощь? Не нравится муж, — оставь его, уйди… Чего бродишь по коридорам? Чем ты лучше тех жен, которые выслеживали в далекие времена своих мужей или соперниц и обливали их кислотой? Эх, Лариса, до чего же ты дошла, до какого позора, самоунижения!

И всё же она вошла в комитет. Спросила секретаря. Ей показали на плечистую девушку, что-то диктовавшую машинистке. Заметив Ларису, девушка вопросительно обернулась. Лариса, забыв, что здесь посторонние, рассказала о цели своего прихода (не сказала только, кем она приходится главному «герою» скандала).

Оказалось, в комитете комсомола слыхали о субботнем происшествии. Сторожу нагрубил какой-то шалопай, по фамилии не то Королев, не то Корольков. Сторож в долгу не остался: окрестил его «Жон Дуваном» и удалил из общежития… Если ее, Ларису, интересуют подробности, она может зайти к сторожу, он расскажет, как всё было…

Лариса попрощалась с секретарем и вышла. Она мысленно поблагодарила девушку за тактичность, за чуткость: конечно же, она догадалась, кем приходится Ларисе этот «шалопай»… «Сторож расскажет, как было…» Да, надо узнать всё, всё…

Однако на полпути к общежитию остановилась и вслух сказала:

— Не смей! Дальше ни шагу!.. Зачем тебе срамиться перед старым человеком?!.

— Сраму тут нет, а всё же ходить не сто́ит, — раздалось за ее спиной.

Лариса обернулась и увидела миловидную девушку.

— Наташа, студентка Медицинского института, — отрекомендовалась та и протянула Ларисе руку. Лариса растерялась, но ответила на рукопожатие. Ей показалось, что она где-то видела свою новую знакомую. Но где?

— Я оказалась невольной свидетельницей вашего прихода в комитет комсомола… — объяснила Наташа. — Вы ведь жена Королькова?

Лариса кивнула головой.

После небольшой паузы Наташа продолжала:

— Я хочу помочь вам… Ваше горе мне понятно… В комитете я была свидетельницей, а тогда, в общежитии, — участницей… Я одна из тех девушек, между которыми возникло недоразумение из-за Степана.