Тайна Ночи Свечей (СИ) - Дьюк Эйвери

За следующим камнем, ударившимся о подоконник углового окна второго этажа, последовала цветистая тирада, сопровождаемая странными звуками и обещаниями выпросить у мэра официальный запрет на сборы клуба полоумных сплетников. Последнее утверждение было особенно обидным. Члены клуба не раз слышали это название и прекрасно знали, кому обязаны таким нелестным званием.

Высунувшись из окна по пояс и, едва избежав очередного камня, госпожа бобр выдала ответный залп отборной брани, пообещав добавить еще ведро помоев, если проклятый секретарь мэра, двуликая белка Харриэт Прыгги, не закроет рот и не прекратит клеветать на честных двуликих.

Взбесившаяся соседка, разумеется, никуда не делась. Ее раздражали шумные собрания дурацкого клуба и не в ее планах было сдаваться. К тому же, белке было кое-что известно о господине белом двуликом лисе. Поэтому она не собиралась позволить очернить его имя, хоть сама не знала, кто он такой и как его зовут. Поддержал ее и старший внук хозяина «Хитрой рыбы», ему тоже было что сказать в защиту северного земляка. Он успел узнать от деда очень важные сведения, но не стал бы делиться информацией ни за какие деньги. Однако это не мешало ему отстаивать мнение о добропорядочности лиса, не прибегая к раскрытию чужих тайн.

Тайное собрание, начавшееся с шепота в полдень и перешедшее в бурные полуночные разглагольствования, с шумом достигавшие ушей соседей, желавших спать и не хотевших знать о заговорах и грабежах, продолжилось громким скандалом. Все закончилось неимоверным количеством слухов и предположений, расползшихся по Боривалу вместе с информацией о том, что Снежный господин оказался белым лисом.

Двуликий, пораженный столь неожиданным развитием событий, так и не явился за своим сюртуком ни на следующий день, ни через неделю. Тем не менее, плащ все-таки покинул негостеприимные руки тайного клуба, исчезнув самым загадочным образом из запертого на три замка шкафа госпожи бобр.

Со времени скандала минуло три года. Слухи поутихли, а господин Белый Лис, как его теперь называли, приезжая в Боривал, стал вести себя куда осмотрительнее. Он предпочитал селиться у тех, кому было выгодно получить лишнюю монету, а глупые рассуждения приберечь для кого-нибудь другого. Кто-то из хозяев сам искал жильцов, к кому-то лис являлся, вооружившись тугим кошельком и неоспоримыми доводами в пользу сдачи жилья именно ему и немедленно.

Прослеживалась лишь одна общая закономерность — северянин никогда не останавливался там, где ему пришлось бы отвечать на лишние вопросы или мириться с наличием других постояльцев. Не терпел он и респектабельных частей города, как впрочем, и добропорядочных арендодателей без странностей.

На этот раз выбор пал на чердак дома с привидениями, вполне подходящий к обычным предпочтениям лиса, но абсолютно не соответствующий его требованиям и чаяниям.

Единственными достоинствами помещения, расположенного под крышей большого трехэтажного дома, явились просторность и невыносимо шумная лестница, ведущая к массивной обитой железом двери чердака. Пройти по ней, не огласив при этом рокочущим скрипом обветшалых ступеней весь дом старика Грэнго, было задачей не из простых. Зная об этой особенности, можно было не опасаться неожиданной встречи с визитерами, явившимися без приглашения. Это было несомненным плюсом для не любившего расспросов лиса. Но ожидание тишины и покоя…

Ладно бы еще для этих смехотворных целей, в условиях общей разнузданности всего района, именовавшегося некогда «Уютным», а теперь «Проигранным», был избран один из тех немногих приземистых особнячков, былая красота и комфортабельность которых заметно пострадали, с трудом перенеся появление по соседству многочисленных питейных заведений, игорных домов и жалких «всеобщих» жилищ, выстраиваемых с одинаковой поспешностью и небрежностью, лишь с одной целью — избавиться от тех, кому больше некуда было податься. Уютные особняки прошлого все еще могли принимать гостей и не стыдиться своей скромности.

Уцелевшие дома, украшенные резным деревом и простенькими, но приятными для глаз витражами, принадлежавшие не самым богатым, но и не бедствовавшим когда-то двуликим, служили молчаливым напоминанием о давно ушедших временах процветания Боривала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На дряхлеющие без должного дорогостоящего ухода строения было грустно смотреть, понимая, что может пройти всего пара десятков лет или меньше и не останется в оконных рамах цветных витражей, созданных по легендам еще в дни основания города, рукой самого Стеклодува покровителя Вельды, водившего дружбу с Хозяином Лесов, заботившемся о процветании своего молодого города Боривала.

Именно эти, не поддающиеся времени и невзгодам жилища, еще могли предоставить тишину, покой и даже чистые простыни, попроси их владельцев об этом странный гость, опутанный сплетнями и домыслами с ног до головы.

В менее респектабельных кварталах никакие сплетни не мешали воспринимать Белого Лиса, как достойного господина, особенно, когда он сам решал, что быть вежливым для него в конкретном случае выгоднее и результативнее. Главным признаком достойности для жителей старого славного Боривала, окончательно сломавшегося под натиском все увеличивающихся налогов, изобретаемых для горожан проклятой Кордой и ее богатым союзником Гродарином, служили чистые рубашки двуликого, всегда радовавшие глаз своей белизной.

И все же, выбор пал именно на пустующий уже не первый год из-за дурных слухов о призраке, длинный захламленный чердак, принадлежащий двуликому еноту папаше Грэнго, славящемуся своей жадностью и неиссякаемой болтливостью.

В контексте с делом, задуманным на этот раз Белым Лисом, сомнительная слава страшного места, возле которого слышались завывания и звуки ударов, была, как нельзя, кстати.

То, чем занимался лис, обосновавшись на чердаке мрачного дома с живописным видом на малое кладбище боривальских преступников, могло послужить не только темой для очередных домыслов со стороны безобидного клуба сплетников, так подпортивших ему жизнь, но и для незамедлительного ареста на территории Дэйлиналя, а также — серьезных проблем при появлении на острове Валардан.

Глава 2. Чердак

Мерный звук капель, проникавших в неуютное помещение сквозь щели прохудившейся крыши и причудливые блики, отбрасываемые одинокой свечей, служили единственными признаками жизни. Казалось, что даже назойливый уличный шум и крики, беснующихся за окнами пьяниц, растрачивали свою бойкость и выразительность, стоило им пересечь границу владений сибидирского призрака. Чердак дома номер шесть погрузился в послеобеденную дрему и не желал, чтобы его беспокоили. Того же мнения придерживался и неподвижный постоялец, замерший в темноте, напротив потускневшего от времени зеркала.

Но вдруг, что-то неуловимо изменилось: пахнуло свежим ветерком, ворвавшимся через приоткрывшийся люк, свеча полыхнула ярче и веселее, а мрачная атмосфера приглушенности и необитаемости отступила под напором бодрого, насмешливого голоса.

— Видела бы тебя сейчас тетя Клара! — произнесла вместо приветствия темная фигура, ловко спрыгнувшая на маленький колченогий столик с потолочной балки. Столешница выдержала прыжок и даже не сбросила ловкача, когда тот стал балансировать на трехногом помосте, а затем бесшумно соскользнул на пол и отправился к источнику света.

— Но ты не переживай, Эйнар, я обязательно поделюсь с тобой своей замечательной настойкой. Подлечишься, прекратишь забираться на грязные чердаки и заниматься всякой ерундой. Жизнь наладится, вот увидишь! — продолжал глумиться гость, стягивая капюшон, а за ним и липкий туманный платок, изменявший не только черты лица, но и голос. Перемены были едва уловимыми, но их вполне хватало, чтобы ввести в заблуждение любого, кто посмотрит на хозяина редкого валарданского артефакта, будь этот взгляд хоть мимолетным и рассеянным, хоть прямым и пристальным.

Так худощавая, невысокая девушка, одетая, как юноша, с легкостью избегала лишнего внимания и цепких щупалец памяти случайных прохожих. Чтобы запомнить ее лицо, скрытое туманным платком, пришлось бы очень постараться, да и то, результаты такого упорного запоминания порой удивляли своей противоречивостью. Описывавшие ее дэйлинальцы, часто не могли понять — почему, присматриваясь к одному и тому же человеку, они подмечают совершенно разные приметы?