Рука Зеи - Камп Де

Только вот правильно ли это? Его так и душили сомнения...

Так что, пока на метро и автобусе он добирался до квартиры Тангалоа, две стороны его натуры активно боролись между собой. А когда он вошел в дверь, сторона, вооруженная эдиповым комплексом, стала проявлять явное превосходство.

- Чего это ты как в воду опущенный, приятель? - поинтересовался Тангалоа. - Можно подумать, ты космотеист, у которого только что умер гуру! Ты что, всю жизнь собрался проторчать на Земле?

- Нет, - уныло согласился Барнвельт. - Просто совесть мучает. Хоть и во благо, но мы наврали, и эта ложь сидит теперь на пороге нашего предприятия. Наверное, мне все-таки лучше позвонить...

И он отцепил от зажима специальную иголочку, чтобы набрать номер.

- А вот этого не надо! - неожиданно резко рявкнул Тангалоа, прихлопывая смуглой ручищей запястье Барнвельта с телефоном.

Через несколько секунд Барнвельт опустил глаза.

- Ты прав. Вообще-то, пожалуй, лучше совсем отключить телефон.

Тем концом, на котором была крошечная отвертка, он сунул иголку в гнездо на аппарате и повернул ее с еле слышным щелчком.

- Так-то лучше, - пробасил Тангалоа, возвращаясь к чемоданам. - Ты когда-нибудь общался с психоаналитиком?

- Угу. Оказалось, что у меня эдипов комплекс. Но маманя быстренько все это прекратила. Побоялась, что сработает.

- Тебе следовало бы вырасти в полинезийской семье. Там собрана такая бездна всякого народу, что на личностях никто не концентрируется, и мы и слыхом не слыхивали об этих ваших несчастных комплексах.

Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, Тангалоа сложил рубашки, чтобы они влезли в чемодан, и принялся раскладывать по соответствующим отсекам специальные материалы и снаряжение. Первым делом на месте оказались лекарства и медицинские препараты, в том числе предназначенные на все случаи жизни капсулы лонговита, без которых ни один человек не мог рассчитывать на как минимум двухсотлетнюю прибавку к своему зрелому возрасту.

За ними последовали шесть одномиллиметровых камер "Хаяши", каждая из которых была упрятана в массивный разукрашенный перстень, надежно ее маскировавший, а также пара ювелирных луп и тонюсенькие отвертки для открывания камер и замены пленки.

Потом - два блокнота Кенига и Даса с титан-иридиевыми страничками, увеличительное стекло для просмотра записей и складной пантограф, служащий для уменьшения букв, начертанных рукой пишущего, до почти микроскопических размеров. Делая записи крошечными буковками и используя диграфический алфавит Эвинга, опытный человек вроде Тангалоа ухитрялся вместить на одну сторону странички размерами шесть на десять сантиметров около двух тысяч слов. Барнвельт поинтересовался:

- А что, служба безопасности перевозок на Кришне действительно позволит нам вынести эти камеры из резервации?

- Да. Если впрямую руководствоваться Положением № 368, это нельзя, но на "Хаяши" они смотрят сквозь пальцы, поскольку кришняне их попросту не замечают. К тому же в каждую встроен аварийный деструктор, и при любой попытке разобрать камеру она разлетается на кусочки. Вот эту катушку с микрофильмом брось к себе в сумку.

- А что это такое?

- Элементарный курс гозаштандоу. В пути можешь заняться, вот звуковое сопровождение, - он вручил Барнвельту диск сантиметра в два толщиной и шести в диаметре. - На кораблях есть проигрыватели. Выше нос, чувак!

Проводить Тангалоа в нью-йоркском аэропорту явились аж сразу четыре дамы: его очередная супруга, две бывшие и потрясная подружка. Тот поприветствовал их в своей обычной разухабистой манере, шумно всех перецеловал и небрежно потопал к автобусу.

Барнвельт, тоже распрощавшись с прекрасным квартетом, последовал за Тангалоа, испытывая к счастливчику вполне обоснованную зависть. Выглянув из окна автобуса, чтобы напоследок помахать девушкам, он вдруг заметил крошечную седовласую фигурку, которая, решительно распихивая толпу, пробиралась вперед.

- О боже! - выдохнул он, торопливо отворачиваясь от окна.

- Что стряслось, приятель? - встрепенулся Тангалоа. - Ты даже побледнел!

- Моя мать!

- Где? А, вон та, маленькая такая? На вид так не очень страшная.

- Ты ее просто не знаешь. Этот болван водитель собирается ехать?

- Не психуй. Ворота закрыты, сюда она не пролезет.

Барнвельт съежился на сиденье. Наконец автобус пришел в движение, и меньше чем через минуту они уже подкатили к кораблю. Трап - высокая и крутая лестница на колесиках - уже стоял на месте. Барнвельт поспешно взлетел наверх. Тангалоа, хрипло сопя и бурча что-то насчет эскалаторов, тяжко втащился следом.

- Надо было тот тортик еще и сиропчиком полить, - заметил ему Дирк.

Теперь, когда из-за расстояния и сгустившихся сумерек он уже не мог различить лица в толпе у ворот, он снова начал чувствовать себя человеком.

Забравшись внутрь фюзеляжа, они спустились к своим креслам, повернутым так, чтобы можно было сидеть прямо, хотя корабль при этом стоял на поле космопорта на хвосте.

Барнвельт заметил:

- А ты довольно спокойно расстался со всеми своими женщинами.

Тангалоа пожал плечами:

- Да если приспичит, в минуту другая будет!

- Когда в следующий раз будешь списывать очередной набор эдаких красоток, не забудь хоть одну мне оставить.

- Если они не будут против - за чем дело стало? Полагаю, ты предпочитаешь бледную, или - как вы тут на Западе выражаетесь - белую расу?

Служащий авиакомпании, обходя круг за кругом и компостируя билеты, спускался вниз по фюзеляжу. При этом он выкликал:

- Имеется ли на борту пассажир по имени Дик Барнвелл?

- Наверное, это я, - встрепенулся Барнвельт. - Дирк Барнвельт.

- Ага. Ваша мать только что вызывала нас по радио с башни управления полетами, просила вас высадить. Вам нужно поставить нас в известность прямо сейчас, пока трап не убрали.

Барнвельт сделал глубокий вздох. Сердце его гулко застучало. Он поймал на себе насмешливый взгляд Тангалоа.

- Скажите ей, - проквакал он, - что я остаюсь!

- Вот и славненько! - гаркнул Тангалоа. Служащий полез обратно наверх.

А потом в ураганном реве реактивных двигателей потонули все остальные звуки, и поле космопорта провалилось вниз. Показался Нью-Йорк, подмигивающий миллионами огоньков, а потом и весь Лонг-Айленд целиком. На западе над горизонтом вновь поднялось солнце, которое село полчаса тому назад. Высоко над головами пассажиров за поворотом коридора с лязгом распахнулась дверь воздушного шлюза. Понатыканные по всей "Амазонке" репродукторы заунывно затянули: "Todos passageiros fora - пассажиров приглашаем на выход - todos passageiros.."

Дирк Барнвельт, стоя рядом с Джорджем Тангалоа в очереди ожидающих высадки пассажиров, машинально продвигался вперед, держась вплотную к человеку, что стоял впереди. Сквозь невидимую открытую дверь в носу корабля доносилось дыхание незнакомого воздуха: влажного, теплого и насыщенного растительными ароматами. Он так отличался от воздуха в космическом корабле, с его запашками озона, машинного масла и немытых человеческих тел. Тут и там вспыхивали огоньки зажигалок - пассажиры торопливо закуривали первые после Нептуна сигареты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});