Год последнего орла - Леона Райноу

- Лопоухие, остроухие или невидимки? - быстро спросил он, повернулся на каблуках и схватил с полки несколько коробок. - Электронные? Юмористические? С ручным управлением? Полуавтоматы? Декоративные, как у меня? Цветные? Прозрачные? В какую цену, сэр?

Мне осталось только пожать плечами и беспомощно поглядеть на Джо.

- Как насчет Висячих-Собачьих? - продолжал продавец. - Последняя модель! Легко надеваются!..

Он показал на два громадных собачьих уха, которые, как ни странно, очень шли голове-манекену, стоявшему на прилавке.

- Чтоб вам провалиться! - сказал я. - Неужели у вас нет таких маленьких круглых затычек - из губчатой резины, что ли...

Продавец перерыл множество коробок и в конце концов нашел то, что нужно. Правда, к каждой затычке было для удобства привешено по полуторадюймовой цепочке, но я уже не стал возражать. На лучшее надеяться не приходилось.

Выйдя из магазина, я взглянул на Джо. Тот по-прежнему молчал.

- А где твои затычки? - заорал я, пытаясь перекричать очередной звуковой удар.

- Они мне теперь не так уж нужны. Обрати внимание: их носят далеко не все. Только те, кто не утратил остроты слуха.

- Но ведь это значит, что ты глохнешь!

Джо обиженно кашлянул.

- Так говорить у нас не принято. По врачебной номенклатуре это называется "аккомодацией органов чувств". Человеческие уши - атавизм, они хороши только для пещерных людей. Излишняя острота слуха сейчас никому не нужна.

- Все ясно: ты читаешь по губам, - безжалостно заявил я. - То-то я вижу, что глаз с меня не сводишь. Словно у меня подбородок в яичнице.

- Все читают по губам, - резко возразил Джо. - Теперь этому в школе учат. А кто не выучился в детстве, ходит на вечерние курсы. Ну скажи мне только честно - зачем нам нужны эти пещерные уши? Притупленный слух гораздо лучше! Во-первых, он спасает от помешательства. Во-вторых, я могу пойти на вечеринку, где полным-полно народу, и понимать все, что говорит мой собеседник. Держу пари - ты так не можешь!

Я подумал, что тут он, пожалуй, прав.

- Теперь смотри, куда я поведу тебя завтракать. В самое что ни есть лучшее место в городе!

Мы свернули в первый же переулок и через некоторое время оказались перед сводчатой нишей, из которой куда-то вниз вела лестница. Мы спустились по ней и попали в роскошный салон. Вдоль стен стояли небольшие столики, мягко освещенные оранжевыми лампами. Красные бархатные скатерти, покрытые прозрачной клеенкой, напомнили мне о старинных уличных кафе в Гааге, где я много лет назад побывал с матерью. Стены кафе были покрыты яркими современными фресками, а пол - толстым зеленым ковром, похожим на дерн. Ни один уличный звук не нарушал здесь благословенной тишины. В зале было человек двадцать, они тихо переговаривались между собой и не спеша ели - по прекрасному старинному обычаю вилками.

Мы уселись за столик. Джо поколдовал над панелью с кнопками, раздался негромкий щелчок, и в стене бесшумно отворилась дверца. Там стоял наш завтрак. Конечно, ароматные, шипящие сосиски были только приправлены мясом. Но разве это так уж важно? Этот недостаток с лихвой восполнял глутамат натрия. Яйца - первые яйца, которые я увидел за десять долгих лет, - тоже были ароматизированы, но к этому я привык еще раньше. Еще мой отец говорил, что запах у яиц пропал со времен второй мировой войны - с тех пор, как кур стали выращивать в инкубаторах, - так что деревенских яиц мне отведать не довелось. А теперь передо мной красовалась яичница с зелеными листиками петрушки на желтках - она еще источала жар и была приготовлена из самых натуральных яиц. Просто пища богов!

- Не знаю, чего тебе больше захочется - пирога с клубничным вареньем или оладьев. Я заказал и то и другое, - сказал Джо, облизываясь. - Между прочим, я заказывал на твою карточку: она вдвое больше моей. Может быть, хочешь меду, старина? Эрзац, но неплохой.

Раньше, на спутнике, я временами начинал побаиваться, не атрофируются ли у меня вкусовые сосочки на языке. Но тут я понял, что мои страхи были напрасны.

- А где твой кислородный ранец? - спросил Джо.

- А что, я его обязан носить?

- Вообще-то нет. Но лучше делать, как все. Я вижу, ты вообще пока не очень приспособился. Уж очень многое тебе не нравится. Смотри, привыкай поскорее.

- Зачем? - зло спросил я.

- Как зачем? Иначе тебя поставят на фобоучет.

Все удовольствие от завтрака было испорчено. Мне словно сунули за шиворот сосульку.

- А что это за фобоучет?

- На эту тему мне с тобой говорить не велено. - Джо опустил глаза.

- Но ты уже начал.

- Ну, ладно, - со вздохом согласился Джо. - Будем говорить начистоту. Я сам фоб.

- Так что же это такое? Что, у тебя припадки бывают?

Он обиженно взглянул на меня.

- Восемьдесят процентов американцев - точнее, восемьдесят один и две десятых процента. Ничего постыдного в этом нет. Разных фобий сейчас сотни две. Собакофобия, кошкофобия, наукофобия, клаустрофобия, дверефобия, агорафобия...

- А можно узнать, какая у тебя?

- Погоди, дай кончить. Экскрефобия, планктонофобия, огнефобия, сексофобия, амбулафобия, рыбофобия...

- Я уже все понял!

- Так вот, из-за всех этих фобий пришлось организовать Институт фобофобической панофобии. Ты идешь туда, тебя обследуют, назначают лечение и ставят на фобоучет. То есть дают испытательный срок.

- Ясно. Но скажи на милость, старина, у тебя-то какая фобия? усмехнулся я. Джо покраснел, но взял себя в руки.

- У меня очень хитрая фобия, такая бывает только у интеллигентов. У меня фобофобия.

На его лице было написано глубокое страдание.

- Большей частью человек начинает с какой-то одной крохотной фобии, а потом понемногу превращается в панофоба - всего боится. Это общая тенденция. А вот фобофобы боятся не чего-нибудь определенного - они выше этого. Самая высшая форма фобии - боязнь боязни, это совершенно абстрактное понятие. Не каждому такое дается.

И тут я заметил, что вилка дрожит в его руке. Вид у него был жалкий. Он поднял голову - в глазах у него стояли слезы. Это было так не похоже на Джо...

- Давление среды, - пробормотал он. - Люди сигают из окон по десять человек в день. На всех новых зданиях пришлось над первым этажом ставить предохранительные сети для самоубийц.

- Да ну? - удивился я.

- От рек отказались отчасти и потому, что в них легко утопиться. Ну и, конечно, после Великой Зеленой Чумы 1983 года.

- Понятно, - заметил я, радуясь, что он сменил тему.

- Ты же знаешь, какая пакость эти реки, - и чем дальше, тем грязнее. Вода в них стала такая густая, что даже не течет. В ней развелась тьма инфекций - больше четырех тысяч видов.

Мне опять вспомнилось прошлое - лунные блики на воде, бегущие по реке суда, гудки...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});