Незнакомка с тысячью лиц - Галина Романова

Вой повторился. И Зинаида Васильевна снова задала свой вопрос:

– Кто здесь?!

Ей никто не ответил. Но к ее вопросу присоединил свой и Агапов.

– Эй! – крикнул он странно не вязавшимся с его старостью звонким громким голосом. – Кто здесь?!

Оля, немного осмелев, крутанула головку замка, высунулась в коридор, кивком поприветствовала Зинаиду Васильевну. Та ответила тоже кивком.

– Всеволод Валентинович! – громко позвала Оля.

– Да, Оленька? – под его тихой поступью взвизгнули половицы общего коридора второго этажа. – Вы тоже слышали?

– Слышала! – пожаловалась она.

– Давайте посмотрим, – вдруг предложила Зинаида Васильевна.

– Зачем?! – ахнула Оля. – Лучше полицию вызвать.

– На предмет чего, Оленька? – На лестнице показались тупые носы войлочных домашних туфель Агапова, он спускался. – Скажем, что в доме кто-то воет? Посмеются, поверьте. И еще и оштрафуют за ложный вызов.

– Ваши предложения? – Оля сделала неверный шаг из комнаты, покидать которую в этот час ей дико не хотелось.

– Давайте посмотрим! – продолжила настаивать Зинаида Васильевна.

Она громко хлопнула своей дверью, подошла к Оле, оглядела ее с головы до ног, чему-то удовлетворенно кивнула. Глянула на старика, спустившегося к ним, и неожиданно стыдливо потупилась.

В отличие от нее – пропахшей несвежим бельем и перегаром – Агапов выглядел франтом. На дворе поздний вечер, близится ночь, а он в белой сорочке с закатанными до локтя рукавами, домашних фланелевых брюках мышиного цвета, гладко выбрит и хорошо причесан. И от него пахнет пускай и дешевым, но все же каким-никаким одеколоном. Глаза горят азартом, движения, вопреки обыкновению, порывистые. И не скажешь, что старику за семьдесят. А ей еще и шестидесяти нет, а она уже развалина.

– Давайте посмотрим, – согласился Агапов, согнул левую руку кольцом, предлагая ее Оле. – Мне кажется, что кто-то воет с лестницы черного хода.

– Черного хода?! – удивилась девушка.

Она успела запереть комнату на ключ, взяла Агапова под руку и пошла с ним вместе следом за Зинаидой Васильевной, воинственно пробивающей себе путь среди рухляди заброшенного дома. Ее походка странным образом преобразилась. Старая женщина больше не шаркала, шла уверенно и широко. Попутно нашаривала на стене выключатели, щелкала ими. Зажглось всего три лампочки из семи. Но и их оказалось достаточно, чтобы осветить длинный узкий коридор, ведущий к черному ходу, о котором Оля не имела ни малейшего представления. Она вообще не знала, как был устроен этот дом. И не желала знать. Она надеялась на скорый переезд, все!

– Да, тут есть черный ход. Это дом бывшего начальника Тайной канцелярии, – рассказывал Агапов, осторожно переставляя ноги в войлочных домашних туфлях, пробираясь сквозь мусор. – У него очень нехорошая репутация, очень!

– У начальника Тайной канцелярии?

Оля уже пожалела, что пошла с ними. Ее милые валеночки запылились, тонкая подошва не защищала от россыпи мелкого щебня, и пару раз ей было откровенно больно наступать. Решила терпеть. Ради стариков.

– У начальника Тайной канцелярии была репутация безжалостного палача. Говорят, его именем пугали детей. Когда он шел по улицам, утверждают, многие закрывали окна ставнями! Но я имел в виду репутацию этого дома. Его дома!

– Что? – Зинаида Васильевна вдруг остановилась, глянула на Агапова с кривой ухмылкой, безобразно исказившей ее лицо. – Проклятое место?

– Вы практически угадали, Зинаида Васильевна, – обрадовался Агапов, помогая Оле перешагнуть через груду картонных ящиков. – Это место имело дурную славу. Его потом после смерти хозяина никто не хотел покупать. Так и стоял он заколоченным. Болтали о привидениях. Будто бродят по дому души насмерть замученных начальником Тайной канцелярии людей. Будто слышат в округе вой, стоны, крики. Хотели даже сжечь дом, но никто не осмелился. Все боялись стать проклятыми. Так и стоял он, пока господа революционеры не превратили его в хлев. Потом…

– Смотрите! – перебила его Зинаида Васильевна, тыча пальцем в угол перед дверью черного хода. – Кто же такое мог сотворить, Господи???

В углу в луже крови лежала умирающая собака. В брюхо был воткнут прут арматуры, а на морду ей было надето цинковое ведро, проржавевшее до дыр. Собака скулила, подвывала. Звук искажался стенками старого ржавого ведра, казался почти мистическим и мало напоминал звериный.

– Изверги, – проговорил Агапов без особого чувства и тут же потянул женщин с этого места в обратную сторону: – Идемте, идемте, это всего лишь собака. Оленька, что с вами?

Она не слышала, как он зовет ее по имени. Не ощущала на своих щеках звонких пощечин Зинаиды Васильевны, а била та с удовольствием – ее задело, между прочим, что старик не ей предложил руку, а этой рыжей надменной красотке.

– Ну вот, уже лучше, – пахнула Оле в лицо перегаром Зинаида Васильевна, отошла на метр, покачала головой: – Какие мы нежные, скажите, пожалуйста! Собаку хулиганы замочили, а она уже в обморок собралась падать. Э-ээх, молодежь! Не то что мы, старая гвардия, так ведь, сосед?

Агапов в растерянности стоял чуть поодаль. Он то и дело переводил взгляд с бледной до синевы Ольги в сторону собаки, которая к тому моменту уже подохла и перестала выть.

– Вы в порядке, Оленька? – спросил он, снова предлагая ей руку. – Может, вызвать «неотложку»?

– Нет-нет, не нужно «неотложки».

Она с благодарностью вцепилась в руку старика, медленно побрела по заваленному мусором коридору. И, уже поравнявшись со своей дверью, предложила:

– Может, следовало вызвать полицию?

– Полицию? – Агапов недоуменно вывернул нижнюю губу. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему? – Оля судорожно облизала пересохшие губы. – Кто-то сотворил это злодеяние. Кто? Пусть найдут!

– Совсем, да? – заскорузлый палец Зинаиды Васильевны покрутился возле виска. – Людей убивают, они не ищут. А тут собаку кто-то заколол! Подумаешь… Еще нас и обвинят.

– Почему нас?! – ахнула Оля, плотнее кутаясь в шаль. – Мы ни при чем!

– Докажи им, умница, – хмыкнула соседка, закатила глаза ко второму этажу. – Наверняка сыночки этих жильцов это сотворили. Больше некому. Их что-то сегодня и не слыхать. Родители топают, а пацанов не слышно. Точно они. А как на них заявишь? Их папаша тут же нас на фарш порубит! Он такой!..

– Да-да, полностью с вами согласен, – закивал Агапов, выпуская руку Ольги из своей возле ее двери. – Негоже из-за бездомной животины на людей клеветать. Мало ли, кто хулиганит! Дом необитаем.

– Но мы тут живем, – возразила Оля слабым голосом, ее сильно тошнило, и хотелось в уборную, но пойти туда сейчас одной было выше ее возможностей. – Окна светятся.

– С другой стороны дома наших окон не видно, – встряла снова Зинаида Васильевна. – Кто-то мог нахулиганить, собаку подбросить и смыться. Кого искать-то станут, скажи, умница? Нас замордуют, и только. В общем, вы как хотите, а я… а я спать.

Она скупо простилась и ушла к себе, громко захлопнув дверь. Агапов еще постоял минутку, что-то бормоча про необъективность некоторых представителей правоохранительных органов, способных испортить жизнь, и ушел наверх. Оля тоже помялась возле своей двери и все же решилась пойти в уборную. Там она долго умывалась, полоскала рот ледяной водой и смотрелась в осколок старого зеркала над мраморной раковиной, которую не смогла уничтожить ни одна власть.

На нее смотрело бледное лицо рыжеволосой тридцатилетней красавицы с превосходно очерченными скулами, милым носиком, зелеными глазищами в пол-лица и ярким тонкогубым ртом. И лицо этой красавицы мученически корчилось, стоило вспомнить бедное животное, издававшее страшные стоны. И тут же вспоминалась совершенно другая история, более жуткая, знать о которой не мог никто. Это была очень старая, очень дикая история. Она о ней почти забыла. Ее заставили о ней забыть. И тут вдруг…

– Прекрати! – приказала она себе и плеснула в лицо очередную порцию ледяной воды. – Это просто… Это просто чья-то идиотская шутка! Это всего лишь совпадение!

Она вернулась к себе, заперла комнату и десять минут обшаривала все углы и висевшую во встроенном шкафу одежду. Никаких маньяков, никаких злоумышленников не было. Она погасила свет, распахнула шторы, легла на диван, укутавшись в толстое пуховое одеяло. И тут же взгляд ее сам собой нашел окно третьего этажа, из которого – она точно знала – за ней часто наблюдают.

Кем был этот мужчина, она не знала. Но периодически видела его одинокий силуэт в окне. Он не пытался остаться незамеченным. Он не следил за ней. Он просто стоял, лениво потягивая что-то из стакана, и смотрел на их дом. И почему-то ей очень хотелось, чтобы он смотрел только на нее и думал о ней что-нибудь хорошее. Просто стоял у себя в комнате, смотрел на ее окна и думал о ней. Что-нибудь хорошее…

… – Что хорошего можно ждать от тебя, Николаева? Ты вообще способна творить добро? Ты хотя бы знаешь, что это такое – добро?