Незнакомка с тысячью лиц - Галина Романова

– Я займусь, – кивнул им сапер, который давно прибыл на место. – Девушка в доме?

– Да. Она там. – Макаров уже стоял возле машины и смотрел на монитор, в котором великолепно просматривался кабинет Савельева. Изображение сильно подергивалось. Видимо, Ольгу трясло. – Скорее! Она на грани…

– Я в порядке, – неожиданно заявила она, когда все закончилось. Холодно глянула на Макарова: – Со мной все в порядке. Мне не надо к доктору. Мне надо домой.

И тут же со всхлипом опустила голову. Дома у нее не было. Везти ее было некуда.

– Все в порядке. Я сниму вам номер в гостинице, – нашелся Макаров. – Завтра решим, где вас разместить.

– Спасибо, – прошептала она, и ее взгляд потеплел. – Спасибо вам, товарищ полицейский…

Она шагнула вперед, вытянула руку для рукопожатия и тут же потеряла сознание.

Эпилог

– Оль, ну нельзя же быть такой курицей! – шептал скорее для себя Егор Муратов, отгоняя от нее корреспондентов. – Беда мне с тобой просто!

Они уже два месяца жили вместе. Так решил Егор, Оля согласилась.

– Так будет лучше для всех нас, – объяснил он ей причину, понимая, что звучит это по-идиотски.

Ей объяснение вдруг понравилось. Она кивнула и перевезла к нему вещи из недорогой гостиницы, куда поселил ее странный полицейский, решивший ее опекать.

– Должен же я хоть одно доброе дело за свою жизнь сделать, – объяснял он ей причину своего опекунства.

Ей объяснение понравилось. Она пообещала, что вернет ему все до копейки. Вот как только закончится следствие. Как только разберутся они с чертежами покойного Агапова. Как только утрясется вопрос с ее новой работой. Так и…

И вдруг ее навестил Егор.

– Я скучаю без тебя, Рыжая, – признался он ей после двух бокалов шампанского. – Мы будто жили с тобой вместе, когда я смотрел на тебя с высоты своего третьего этажа. И вдруг тебя нет. И меня в том доме больше нет. Я обменял квартиру на другой район. Не смог там оставаться. И тебя нет. Я скучаю. Можно я буду к тебе приезжать?

– Можно, – сдержанно улыбнулась она.

Егор ей нравился. Она помнила его. И помнила ощущение спокойствия, когда видела, как он на нее смотрит. Почему-то ей тогда казалось, что смотрит он именно на нее.

Через какое-то время была создана комиссия во главе с архитекторами. Стропила были дополнительно укреплены, балка, на которую указывали чертежи, была выпилена, и в ней обнаружился законопаченный и залитый смолой паз, в котором находился самый настоящий клад.

Золотые монеты, бриллианты россыпью, в украшениях, золотые цепочки, кольца. Все было аккуратно рассыпано по кожаным кисетам, уложено в паз несущей балки, законопачено и залито смолой. Никто бы и никогда не нашел этих драгоценностей, если бы не Агапов. Ну и Ольга еще, которая слушала его хоть и рассеянно и не верила ни одному его утверждению и считала чудаком, но все запоминала. Даже при сносе дома не факт, что балка бы та рассыпалась и обнажила свою начинку. Совсем не факт.

Шум поднялся в городе неимоверный. Он даже затмил собой шум предшествующий, который устроил Савельев, обнародовав обличительные архивные документы фашистской канцелярии.

Георгия четвертого осудили. Нашлись улики и против него. Крохотный фрагмент наконечника стрелы от арбалета все же застрял в теле его покойного помощника. Для кого делали стрелу, установили быстро. Нашлись и чертежи, которые были украдены у Агапова. Нашлись в доме Георгия. Семья его не пожелала с ним общаться, осталась за границей.

А Савельев…

А у него все было хорошо. Он ждал прибавления в семействе и был невероятно счастлив. И даже вызвался похлопотать за Ольгу перед городскими властями, чтобы ей выплатили вознаграждение, причитающееся по закону человеку, нашедшему клад.

О том, как он кусал губы, ругая себя за то, что вовремя не обратил внимания на чудаковатого профессора Агапова и на его утверждения о сокровищах, не знал никто. Стены его кабинета наблюдали мучительные его ломки, да Маша, пожалуй, немного догадывалась. Но помалкивала, не в силах его осуждать. Она его очень-очень любила.

Что-то подобное зарождалось и в душе Егора Муратова по отношению к Ольге. Он вдруг обнаружил в себе странную способность ревновать, хотя такого раньше с ним не бывало. Ревновал ко всем мучительно, но помалкивал, не желая ее обижать.

А как было не ревновать? Представители прессы ходили за Олей по пятам. Егор устал от них отбиваться. И каждое издание норовило прислать корреспондента непременно мужского пола, посимпатичнее и помоложе. Оля улыбалась их комплиментам, без конца рассказывала и рассказывала. А Егор тихо молча злился. И все чаще мечтал уехать куда-нибудь подальше, в тихое укромное местечко. Чтобы только она и он, и ничего кроме. Нет, он еще допускал шум дождя или ветра, пение птиц, крик совы, жужжание пчел, но больше чтобы никаких странных шорохов, порождающих страшную тайну. Ш-ш-ш, ничего такого, чтобы…

Макаров получил очередное звание за успешно проведенную операцию. Продолжил работать в отделе, об увольнении больше не помышлял. Ольгу с Егором из виду не упускал, считая себя кем-то вроде их духовного наставника. Денег за оплаченный им номер в гостинице с Ольги не взял.

– Кто же добрые дела оплачивает?! – вытаращился он на нее, когда они с Егором явились к нему в гости платить по счетам. – Вы, ребята, что-то того… немного попутали.

– Спасибо, – растроганно шептала Оля. – Ваша помощь… Она так была нужна мне тогда! Так была мне нужна! Это было так важно для меня в тот момент!

«Это было еще важнее для него», – подумал Макаров, провожая их до дверей. Помочь выбраться из адова пламени одинокому маленькому человечку. У него получилось. И он этому был рад.

И неожиданно радости добавил недавний звонок от бывшей второй жены. Она, позвонив, вдруг принялась извиняться. Вдруг сочла себя виноватой в развале их брака. Призналась, что ее совершенно не интересовало, что происходит в его душе, и поэтому она не могла ему сочувствовать.

– Признаешь свою вину, одним словом, ширину и глубину, так? – перебил ее Макаров. Она принялась плакать, а он ее слез не выносил. – Ты чего ревешь? Чего хочешь-то вообще?

– Я? – Она задумалась. – Наверное, я очень хочу к тебе вернуться, Макаров. И хочу маленького Витальевича. Маленького такого, настырного, как ты. Что скажешь?

Он думал не больше минуты, прежде чем ответил:

– А что? Давай попробуем. Это, наверное, здорово…