Незнакомка с тысячью лиц - Галина Романова

– Я хочу его публичного унижения, Паша! – Ноздри Савельева хищно затрепетали. – Может, я и мои предки не праведники. Далеко не праведники. И шли к достижению своих целей всякими разными путями, н-да… Но никто из моих родственников и никогда я лично не совершали того, чем замарали себя его предки. Никогда! И я дождусь своего часа, Паша.

– Когда это должно случиться, Геннадий Иванович?

– Скоро. Скоро, Паша. Через две недели губернатор устраивает прием. Вот там-то…

– А вдруг он узнает раньше, Геннадий Иванович?

– От кого?

– Ну… У него много своих людей везде. И в ментовке могут быть свои. Там наши парни парятся. Они пока молчат, но не факт, что их не вычислят без их говорильни.

– И что? – Савельев нахохлился. – Ну, мои парни там, и что? Адвокаты уже работают со следствием. Единственное, что могут предъявить моим ребятам, – это вандализм по отношению к памятнику старины. Так надо еще доказать, что этот дом представляет собой историческую ценность. Незаконное проникновение? Тоже вопрос спорный. Никто не писал на них заявление и…

– Им могут предъявить обвинение в убийствах, Геннадий Иванович, – перебил его с мрачным видом Павел.

– Что-о-о? – Савельев посерел. – С какой стати?!

– С той, что они пока единственные подозреваемые, находящиеся под следствием. Единственные, попавшиеся в западню. Больше у ментов никого нет. И… и дела их на самом деле плохи, Геннадий Иванович.

– Так там вроде анализы у них брали? И что показали анализы?

– Не знаю. Сведения засекречены. Но их пока не выпустили, а это плохо. И если мы станем дальше молчать про делишки этого упыря, то парней могут пустить по беспределу.

– Не ной! – прикрикнул Савельев. – Придумаю что-нибудь. Я же не могу не воспользоваться возможностью унизить его публично, Паша!

– Зато вы можете его посадить, Геннадий Иванович. Это куда большее унижение. И это вообще конец для его жизни. С таким сладеньким личиком он там долго не протянет, – заметил Паша.

– А что мы можем ему предъявить, Паша? – с печалью проговорил Савельев. – Преступления его предков? Так за это не сажают. Убийства его телохранителей? У нас нет доказательств. Он даже профессора убил не своими руками. И уличить его в подстрекательстве мы не можем.

– Зато мы можем помочь найти девушку, которую он удерживает против ее воли. Это похищение.

– А если она не против?

И Савельев тут же потемнел лицом, представив постельную сцену, где среди смятых простыней кувыркаются два обнаженных совершенных тела.

– Если бы она была не против, то тампоны точно покупала бы сама. И еще, Геннадий Иванович, – Паша поднял вверх указательный палец. – Он ведь избавился от лысого. Это мы с вами точно знаем. И если мы найдем его труп…

– Вот сначала найди, а потом болтай, – сморщился недовольно хозяин. – Ладно, ступай, мне надо подумать.

Павел ушел. Савельев погрузился в размышления.

Идея упрятать Георга за решетку, высказанная Пашей, не была такой уж абсурдной. Это была классная идея. Но!

Но нужно было добыть доказательства причастности Георгия к преступлениям. К убийствам в Проклятом доме. К убийствам в доме напротив. То, что лысый помощник совершал все по его указке, Савельев не сомневался. Но как доказать?!

И девка эта рыжая…

Ну, пошлют они полицию в дом Георгия, найдут там девку. А вдруг она скажет, что у них все по согласию? Это лажа какая-то.

Труп лысого найти они вряд ли смогут. Георг тот еще лис, наверняка обставил все без сучка и задоринки. Ни разу нигде не всплыл ни один из трупов пропавших его телохранителей. А их Савельев с Пашей насчитали уже с десяток. То, что лысый не вернулся с охоты, говорит о многом, но ничего не доказывает.

Как?! Как заставить Георгия оступиться?! Как заставить его начать совершать ошибку за ошибкой?!

Как ни странно, ответ прозвучал из уст некоего капитана, завалившегося без приглашения к Савельеву в дом во второй половине дня.

– Гена, Гена, там полиция! – ворвалась к нему в кабинет Маша с бледным перепуганным лицом.

– Что хотят? – Внутри предательски екнуло, но он улыбнулся, не желая показывать слабость женщине, на которую сделал ставку. – Сколько их?

– Один! Капитан какой-то. Макаров.

То, что один, вдохновляло и успокаивало. Арестовывать приходят группой. Хотя и не факт.

– Что хочет? – Он смотрел на Машу со спокойной улыбкой, и она немного успокоилась.

– Побеседовать, говорит, надо с господином Савельевым. Гена, а это не опасно? – Ее руки, комкающие кружевной передник, от которого она не хотела избавляться, подрагивали.

– Я не совершал преступлений, Машенька. Мне нечего бояться. Конечно, это не опасно. Пирожки готовы?

– Что? – Она не сразу поняла, глянула на него растерянно: – Пирожки? Да, да, готовы. Но, Геночка, я тебе кабачковых оладушков сделала. Это полезнее. Будешь?

– Все буду, вот только с капитаном поговорю. Ты не волнуйся, ступай, накрывай на стол. Скоро станем обедать.

Она кивнула и ушла, оставив после себя запах выпечки, ванили и жареного лука. Савельев поймал свое отражение в сверкающем стекле книжного шкафа, насупился. Отражение не поменялось. Он сколько угодно может быть счастливым, красивее от этого не станешь. И что Маша в нем нашла? Личность? Ну может быть, может быть, спорить сложно. Но вот внешние данные…

Капитан, вошедший в его кабинет, оказался высоким, симпатичным, сероглазым. «Такие бабам всегда нравятся, – подумал Савельев с раздражением. – Перед такими они всегда готовы раздвинуть ноги. Наверняка он этим пользуется. Наверняка».

– Здрасьте, – поздоровался Макаров, останавливаясь в метре от стола Савельева. – Капитан Макаров.

– А имя-отчество у капитана Макарова имеется? – проскрипел Савельев и кивком указал на кресло возле окна: – Присаживайтесь, капитан Макаров.

Виталий послушно уселся, осмотрел кабинет. Красиво, богато, со вкусом. На стенах картины, наверняка подлинники. Он не разбирался. Масса всяких безделушек. Сам хозяин неказист с виду, но взгляд…

Взгляд хищной птицы, которая, не раздумывая, вцепится в тебя острыми когтями и растерзает острым клювом.

Как ни странно, нигде в доме не было слышно голосов. Будто дом был нежилым. Он не успел узнать, был ли Савельев женат, имелись ли у него дети. И вдруг стало интересно.

– Меня зовут Виталий Сергеевич, – запоздало представился он.

– Геннадий Иванович, – едва кивнул хозяин.

– Геннадий Иванович, а вы женаты? Дети?

Ему стало любопытно. И подумал, что если все это имеется, то семья вышколена замечательно. Нигде ни единого намека на их присутствие.

– Нет, не женат. Пока, – опешил от вопроса Савельев и зачем-то добавил: – Собираюсь. Скоро собираюсь жениться.

– Детей нет?

– Нет. – Савельев обеспокоенно поерзал в дорогом кожаном кресле. – А к чему эти вопросы? Боитесь осиротить моих детей?

– Боже упаси! Боже упаси! – Макаров задрал руки вверх, будто сдавался. – Просто тихо у вас тут… Пока шел к кабинету, никто не встретился. Ах да, та славная женщина, что мне открыла. Она, да…

– Эта славная женщина и собирается стать моей женой, – зачем-то сказал Савельев, удивляясь себе.

Зачем он этому симпатичному менту об этом рассказывает? Он даже Маше еще предложение не сделал. Не услышал от нее конкретного ответа. А сидит, мечтает.

– Хорошая женщина. У меня глаз наметанный, поверьте, – неожиданно похвалил его выбор Макаров и, удивляясь себе, проговорил: – Мне такая не встретилась.

– Вы были женаты? – догадливо кивнул Савельев.

– Дважды.

– Разведены?

– Да.

– Хм-м… Что так?

Савельев смотрел на Макарова, Макаров на Савельева. Оба едва заметно улыбались. Они будто танцевали странный танец, намереваясь сойтись в жесткой схватке. Только вот никто не осмеливался напасть первым.

– Говорю же, не встретилось такой женщины, как ваша. Все как-то не так. Все как-то мимо. – Он поводил растопыренной ладонью по груди. – Как-то не цепляло. Все вроде сначала круто, а потом пустота-а-а… Почему, не знаете?

– Догадываюсь, – кивнул Савельев, немного расслабляясь: мент начинал ему нравиться.

– И почему?

Макаров с интересом уставился на хозяина кабинета. Услышь сейчас полковник его разговор с Савельевым, потребовал бы возродить рапорт об увольнении. Счел бы непрофессиональным его подход. На кой черт вот ему эти разговоры по душам? Да еще о женщинах! Ясно же как божий день, что этот неказистый, плешивый коротышка не мог никогда надеяться на искренние чувства со стороны прекрасного пола. Ясно же, что он всегда только и делал, что покупал их тела и души. Вот неожиданно повезло с горничной, она в самом деле чистая душа. Макаров это чувствовал сразу. Но ведь горничная же, не принцесса! И еще не факт, что он ее не принудил к этому выбору. Не факт…

– Потому что, Виталий Сергеевич, ваши жены не пытались докопаться до вашего сердца. Оно им было просто-напросто не нужно. Любили в вас вашу внешность. Вашу силу, самоуверенность, натиск. Может, в сексе вы машина, не могу знать. – Савельев неприятно ухмыльнулся. – Но ваша душа, ваше сердце им ни черта не были нужны. Что вы чувствовали, о чем думали, что вас беспокоило… Да плевать! Гораздо важнее сорванный выходной или испорченный праздник, потому что вас вызвали на работу. Гораздо приятнее выплеснуть потом на вас накипевшее зло, чем попытаться утешить. И им совершенно не дано было понять, что вы подолгу моетесь в ванной, чтобы смыть с себя трупный запах. Им казалось, что вы просто тянете время, и… Не было родства душ у вас с вашими женами, капитан. Не было! И пусть моя Маша не бизнес-леди, а просто горничная, – он снова неприятно ухмыльнулся, словно заглянув своими глазами хищной птицы в мысли Макарова, тот аж поежился, – она мне дороже всех на свете. Знаете почему?