Манхэттен по Фрейду - Люк Босси

Для организации безукоризненной сыскной работы — с использованием базы отпечатков пальцев и антропометрических данных, результатов статистических исследований и лабораторных анализов — требовались средства. Которые он, главный инспектор Кан, не получит, тратя время на прогулки по усеянным конскими яблоками кварталам с дурной репутацией.

А получит он их, распутав это дело, такое же жирное и сочное, как знаменитый стейк из ресторана «Делмонико», который он обязательно закажет, как только поймает убийцу Корда.

Кан держал в руках не просто убийство.

Он держал в руках самый главный шанс своей жизни.

4

Солнце сверкало над тремя трубами океанского судна «Джордж Вашингтон», которые энергично извергали в небо плотные клубы белого пара.

На верхней палубе легкое облачко дыма окутывало психоаналитиков Зигмунда Фрейда, Карла Юнга и Шандора Ференци, которые дружно курили, удобно устроившись в шезлонгах.

Фрейд приподнялся на локте и протянул Юнгу путеводитель «Бедекер» по Нью-Йорку, который он только что просмотрел.

— Цены в Манхэттене неслыханные. Гостиницы, ужины, извозчики… Ночь в отеле стоит больше двадцати долларов!

— Мы не сядем на мель благодаря богатым пациентам, — подмигивая ему, сказал Юнг.

В этот девятый и последний день их путешествия настроение у Юнга было просто великолепное. Казалось, расстояние, отделяющее его от Сабины, воздействовало на его нейроны, как психотропное вещество, и чем больше это расстояние становилось, тем в большую эйфорию он впадал.

Фрейда поведение ученика необычайно раздражало. С самого начала путешествия неосторожные высказывания и поступки Юнга выдавали его желание превзойти учителя.

Два вечера кряду он после ужина случайно брал со стола ключи от каюты Фрейда вместо своих. Бесспорный признак того, что он хотел спать в его кровати. И это было не стремление к гомосексуальной близости, а желание занять место Фрейда во главе психоаналитического движения.

Утром Юнг пролил кофе на программу лекций. Он извинился за свою неаккуратность, но при этом чрезвычайно ловко испачкал именно то место, где был напечатан список работ Фрейда.

После этих происшествий Фрейд, естественно, был не в духе, и тут, за несколько часов до прибытия в Америку, Юнг повернулся к нему и заявил:

— Кстати, сегодня ночью я видел странный сон.

Ференци, молодой венгерский психоаналитик, которого Фрейд пригласил присоединиться к ним, оторвался от «Ежегодника психоаналитических исследований», первого психоаналитического журнала, в чтение которого был до сих пор погружен.

— Ну так расскажите же нам! — сказал он.

— Мы проанализируем его вместе, — предложил Фрейд.

Юнг согласился и, прикрыв глаза, начал рассказ:

— Итак, я захожу в небольшой особняк, который как будто хорошо мне знаком.

— В Цюрихе?

— Нет, в Вене. Фасад его отдаленно напоминает ваш дом на Берггассе. Я на втором этаже, в комнате, отличающейся буржуазной роскошью, с прекрасной мебелью в стиле рококо. Спускаюсь по лестнице на первый этаж. Тут обстановка очень древняя, средневековая. Стены покрыты красной плиткой. Я продолжаю спускаться по каменной лестнице в подвал. Это помещение античных времен, со сводчатым потолком. Я узнаю венецианскую штукатурку на стенах, изобретенную еще римлянами. В полу я вижу плиту с кольцом.

— Вы ее поднимаете…

— …снова спускаюсь по лестнице и оказываюсь в пещере. В пыли я замечаю черепки какого-то сосуда, следы первобытной цивилизации. Роюсь в них — и обнаруживаю два человеческих черепа, очень старых, наполовину раскрошившихся… — Юнг открыл глаза и улыбнулся Фрейду. — И тут я просыпаюсь.

Фрейд почувствовал, что сердце его забилось сильнее, чем обычно.

— Дом — это образ вашего «я», — сказал он. — Сам по себе сон — это, конечно, выражение подавленного желания, которое я охарактеризовал бы как желание особенное, жизненно важное для вас.

— Вы уже представляете, что это за желание?

— Мне кажется, череп в пещере означает желание избавиться от кого-то, кто вредит вам. Спрятать его как можно дальше, в прошлое…

— Там было два черепа, — напомнил Юнг. — И потом, кто бы это мог быть?

Фрейд нашел лишь один ответ на этот вопрос: Юнг открыто желал его, Фрейда, смерти. Он хотел свергнуть своего учителя, заставить его исчезнуть в подземельях своего бессознательного.

Потрясенный, он попытался скрыть свою растерянность.

— Может быть, это Сабина? — наугад предположил он.

— Но я не хочу убивать Сабину! — с возмущением произнес Юнг. — Это бессмыслица!

— Вы не можете этого знать, — возразил Фрейд, раздраженный агрессивным тоном Юнга.

— Я не желаю ей зла, — твердо сказал Юнг. — Доктор Фрейд, вы не говорили бы так, если бы хоть раз безумно любили женщину.

— Что вы хотите этим сказать?

— Прошу меня извинить, но ваша супруга Марта — лишь ваша спутница, она не вызывает у вас страсти. А к свояченице Минне вы испытываете платоническое чувство, amor intellectualis.[1] Это прекрасно, но не имеет ничего общего с настоящей любовью.

— Я был бы вам признателен, если бы вы сумели доказать мне существование этой настоящей любви, — саркастически сказал Фрейд. — И напоминаю, что психоанализ не обязывает вас испытать чувства, которые вы пытаетесь понять…

— Психоанализ все вытерпит, — раздраженно заявил Юнг. — Что же касается снов, я, честно говоря, не уверен, что они замаскированно выражают наши скрытые желания. Я скорее склоняюсь к тому, что они ясно показывают, в какую сторону нас хотело бы направить наше бессознательное. Они взывают к действиям, а не выражают подавленные желания.

Это уже было слишком. Сначала Юнг пожелал ему смерти. А затем открыто начал оспаривать принципы, изложенные в «Интерпретации снов», его основополагающем труде.

Враждебность Юнга решительно не знала границ.

Фрейд хотел возразить, но его пульс участился, а потом стрелка внутренних часов словно замерла в его голове. Голова сползла по спинке шезлонга, он сильно побледнел. Колени его непроизвольно подергивались. Одним прыжком Юнг оказался рядом, схватил его за запястье.

— Пульса нет! — вскричал он.

Ференци наклонился к Фрейду и тоже констатировал остановку дыхания.

— Он умер, — взволнованно проговорил Юнг. — Боже мой, он умер!

— Это обморок, — поправил его Ференци, взял стакан с водой и брызнул в лицо Фрейду.

Через минуту тот открыл глаза. Прошло еще несколько секунд, и сознание его прояснилось.

— Что со мной произошло? — спросил он.

Юнг стоял перед ним на коленях.

— Мне так жаль, — произнес он со слезами в голосе.

— Вами овладели сильные эмоции, — ответил Ференци. — Это спровоцировало понижение давления, вызвавшее задержку мозгового кровообращения.

— Это я виноват, — сказал Юнг. — Не надо мне было так с вами говорить. Я на секунду подумал, что…

Фрейд с облегчением почувствовал, что Юнг по-прежнему любит его, по крайней мере сознательно. Он покачал головой:

— Это, наверное, из-за вина, которое мы пили вчера вечером. Видимо, сочетание спиртного и табака..

— Обещаю, — сказал догадливый Юнг, — что буду оказывать вам посильную помощь во всем во время нашего пребывания в Америке.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Фрейд.

— Как бы там ни было, в ближайшие дни вам надо поберечь здоровье, — вздохнул Ференци. — Иначе вам не хватит сил на лекции.

— На твердой земле мне сразу станет лучше, — ответил Фрейд и погрузился в размышления.

Он испытал сильные эмоции, это верно. Но почему же он так внезапно лишился сознания? Вывод ужаснул Фрейда: оказывается, он без малейшего сопротивления поддался Юнгу, желавшему его смерти. Он словно репетировал собственную кончину.

Яркое, как никогда, озарение привело к догадке: в глубинах его сознания, подобно спруту, притаилась смерть.

В его психике обитал Танатос, инстинкт смерти, тесно связанный с Эросом, инстинктом жизни.

— Земля!

Фрейд поднял голову. Пассажиры столпились у поручней вдоль палубы.

— Америка!

Фрейд тоже встал, не приняв руки, которую заботливо подал ему Юнг. Голова кружилась. Пошатываясь, он подошел к поручням и посмотрел в ту сторону, куда показывали вытянутые руки. В нескольких сотнях метров от лайнера из воды показался смутно знакомый массивный черный силуэт.

— Кит, — прошептал Фрейд.

— Какой кит? — насмешливо переспросил Юнг. — Мы прибываем в Манхэттен.

Фрейд прищурился, понял, что забыл надеть очки, и смущенно вернулся за ними к шезлонгу.

Взглянув вновь на черный силуэт, он убедился в своей ошибке.