Ниндзя с Лубянки - Роман Ронин

с плеч портфель, поставил его на стол и подошел к сейфу. Вытащил нити из двух печатей, снял их и, вновь обратившись к удивительному набору медвежатника, легко открыл тяжелую дверь несгораемого ящика. Осторожно достал из темного железного нутра пачку документов. Он споро, но внимательно их пересмотрел, запоминая, в каком порядке они лежали, затем перенес их на стол. Из чудесного кожаного портфеля была изъята ловкая немецкая «Лейка». Азиат проверил папки еще раз. Большую часть отложил в сторону, но две взял, опустился на колени и, прихватив «Леечку», залез под стол, покрытый прекрасной темно-зеленой скатертью. Там, под столом, несколько раз чикнула вспышка, но свет от нее не залил всю комнату, а стыдливо распространил свое сияние только на снимаемые документы и на ножки стола. Закончив работу, франт вылез, отряхнул колени, убрал фотографический аппарат в портфель. Затем, видимо, в чем-то засомневавшись, еще раз быстро пролистал те папки, которые снимать не стал. Удовлетворенно сам себе кивнул. На миг задумался, прикрыв красивые глаза, а затем решительно сложил документы в том порядке, в каком он достал их из сейфа. Спрятав папки обратно, азиат закрыл шкаф и, достав из волшебного портфеля связку с металлическими печатями и выбрав нужную, заново опечатал сейф.

Закрыв дверь черного хода, молодой человек слегка успокоился и дал себе возможность передохнуть. С удовольствием он подставил лицо теплому августовскому ночному ветерку и стал в эту минуту похож на изваяние Будды, которое вынесли из лавки восточных редкостей на проветривание. Глаза его были полуприкрыты, лицо безмятежно разглажено, уголки красивого рта едва заметно приподняты в удовлетворенной улыбке. Постояв так несколько секунд, молодой человек вдруг опустил подбородок и прислушался. У забора, в том замечательном месте, где он перепрыгивал, раздавались приглушенные голоса. В прищуренных глазах брызнула опасная искорка, и резко выступили скулы на холеном лице. В тишине донеслось: «…и не покуришь толком… косорылых… засекут… рассвет… не дергайся».

Азиат расстроенно скривил пухлые губы и неслышно направился в другую сторону. Обойдя особняк с тыла, он оказался в дальнем углу двора, у стены, выходившей на Большую Никитскую. Снова закинув портфель на спину, молодой человек ловко взобрался на забор, а потом так легко с него спрыгнул прямо вдоль опорной колонны, что со стороны, если его вообще можно было бы заметить в ночи, показалось бы, что он с этого забора стёк. Снова постояв мгновение, но на этот раз не присев на корточки, а, наоборот, выпрямившись во весь свой неазиатский рост и слившись с колонной, франт послушал тишину. Успокоившись, отделился от колонны и легкой походкой отправился в сторону Садового кольца, на ходу отстегивая уже ненужный ремень от кожаного портфеля. Ночной ветер напоследок стеганул развёрнутым над только что покинутым особняком с обесчещенным сейфом белым полотнищем с большим красным кругом посередине.

Когда над Москвой уже быстро вовсю горело оранжевое августовское солнце, сильно напоминающее то, что посмотрело с флага вслед уходящему в темноту азиату, сам он сидел в большом кабинете перед портретами Сталина и Дзержинского на стене, напротив человека с остроконечной бородкой и знаками различия заместителя начальника Объединенного государственного политического управления – ОГПУ. Рядом с азиатом пристроился взволнованный следователь Юдин. Около замнача – человек с точно такой же бородкой, но с тремя ромбами в петлице – заместитель начальника отдела контрразведки. Он говорил медленно и как будто неуверенно, подбирая слова:

– Арсений Тимофеевич, ситуация очень сложная… Данные наружного наблюдения… Все данные свидетельствуют о том, что агент Профессор – вы его прекрасно знаете – связан с японцами… Связан в том смысле, что внезапно вскрылись его контакты с секретарем посольства Охаси. Японец уже несколько раз побывал у Профессора дома. Это очень тревожно… Поэтому нам понадобилась ваша помощь.

Азиат по имени Арсений Тимофеевич наполовину поклонился, наполовину кивнул в ответ:

– Я понял, Иван Федорович. Результаты выемки документов из сейфа японского посольства ничего в этом направлении не проясняют. К сожалению.

– Все прошло чисто? – вдруг перебил его Юдин.

Азиат коротко и утвердительно кивнул и ему. Продолжил:

– В документах есть один отчет Охаси, но он касается только дипломатической работы. Никаких указаний о встрече с Профессором нет, что, конечно, странно. Не только, если предположить, что Профессор работает на японцев, но и вообще, если это был санкционированный рабочий контакт – должен быть отчет в таком случае. Или он был, но отправлен в Токио, и мы его проворонили.

– Проворонить не могли, – снова встрял в разговор следователь, неприязненно посмотрев на азиата. – Вся переписка перехватывается и копируется на фото. То, что отчет не обнаружен, наводит на мысль, товарищи, что Охаси особо тщательно конспирирует результаты встреч с Профессором или же по ним пока нет никакого результата.

– Или наоборот, – возразил Арсений Тимофеевич, – это очень личные связи, которые японцы не хотят афишировать у себя на службе.

– Охаси давно знаком с Профессором? – спросил человек с тремя ромбами.

– Думаю, года с 1921, – раздумчиво ответил Арсений Тимофеевич, – Макин тогда служил в Дальневосточном телеграфном агентстве – ДальТА, в его бюро в Йокогаме, а Охаси тогда работал в МИДе. В японском, конечно. По делам службы часто бывал и во Владивостоке, и в Йокогаме. Я несколько раз встречал его в редакциях приморских газет, когда работал с Исаевым. Охаси очень интересовался нашей прессой и был весьма недоволен тем, как освещают текущую обстановку некоторые японские журналисты. К тому же, насколько я помню, была оперативная информация, что как раз в Японии в ДальТА приходил наниматься на работу кто-то из японцев, учившихся в бывшей православной миссии в Токио. Возможно, по рекомендации Охаси. Он ведь как раз ее оканчивал.

Замначальника ОГПУ, до сих пор безучастно слушавший участников совещания, достал сигарету из портсигара, развернул его к середине стола:

– Закуривайте, товарищи. Будем думать. Иван Федорович, результаты наблюдения за Профессором хоть что-нибудь дали?

– Только в бытовом плане, Артур Христианович. Жена Макина – Эрнестина, похоже, о чем-то таком догадывается. Точнее, даже уверена в том, что муж ей изменяет с подругой. Вчера у них дома был страшный скандал. Она выгнала и Макина, и Тредиаковскую. Муж в результате ночевал у профессора Попова из института востоковедения. Любовница поехала на почтамт, мы уж думали, что снова на встречу с Охаси, ложную тревогу объявили, но нет. Звонила оттуда во Владивосток своей знакомой. Тоже учительница из той же школы, где работала и жена Макина, – Гиллевич Зоя Федоровна. Разговор записать не удалось, но после него Тредиаковская взяла такси и вернулась в Марьину Рощу, где состоялось ее примирение с женой Макина, – наш