Охотник на оленей - Э. Кордер

Майкл со своей бригадой ввалился в бар.

Джон Уэлч завопил:

— Посмотрите, кто пришёл! — Он вышел из-за стойки бара, сгрёб Стивена медвежьими объятиями и начал подбрасывать его вверх. Уэлч был на пару лет старше Стивена — уже под тридцать — и почти такой же крупный, как Аксел.

Мужчины повскакивали из-за столов и с табуретов у стойки бара и сгрудились вокруг. Они хлопали Стивена по плечу, по спине, ерошили ему волосы, поздравляя его.

Стивен переносил всё это смущенно, но добродушно. Уэлч наконец отпустил его.

Мужчины стали совать ему стаканы.

— За мой счёт, Стив. Сегодня ты последний день холостякуешь.

— Выпей, Стив, сегодня тебе понадобится сила.

Ник глянул вверх на телевизор.

— Эй! — воскликнул он. — Я спорил на сто долларов, что «Орлы» выиграют!

Аксел схватил с бара неполный кувшин с пивом и выпил его залпом.

Стэн заорал:

— А я спорю на двадцать, что защитник «Орлов» носит юбку!

— Ети твою в корень! — сказал Аксел и заплакал.

Глава 3

Линда, подружка невесты на предстоящей свадьбе, хлопотала на кухне. Тонкая, почти хрупкая девушка с бледным лицом и длинными черными волосами. Она неотразимо красива, но сейчас была чем-то озабочена. Она закусила нижнюю губу.

Взгляд у неё устремлён в потолок.

Из спальни наверху доносился глухой шум. Он становился всё громче и громче.

Раздался какой-то треск, потом снова. Там швыряли мебель. Ещё один резкий удар, затем всё стихло.

Линда покачала головой. Подошла к буфету, взяла поднос и переставила его на подставку рядом с плитой. Поставила на поднос тарелку, чашку с блюдцем, положила салфетку. Вставила в тостер два куска хлеба, налила супу из кастрюли на плите в тарелку. Бросила в чашку пакетик с чаем, залила кипятком. Когда ломти выскочили из тостера, намазала их маслом и положила рядом с тарелкой. Подняла поднос и понесла из кухни вверх по лестнице к закрытой двери. Постучала.

Ответа не последовало.

Она толкнула дверь и вошла.

В комнате царил разгром. Стулья перевёрнуты, лампа разбита, картины на стенах перекошены. Одна упала, рама сломалась. Окно открыто, ветер задувает в комнату снег.

Отец лежал лицом вниз посреди комнаты. На нём было пальто, изорванное и грязное.

Он где-то потерял ботинок. В руке у него была полупустая бутылка, содержимое которой вытекало на ковер.

Она поставила поднос на кровать и опустилась на колено рядом с отцом.

— Папа?

Он замычал, перевернулся и, моргая, посмотрел на неё.

Она тронула его за плечо:

— Папа.

Рывком он приподнялся и принял сидячее положение. Посмотрел в открытое окно на крыши домов, на маячившую махину завода и огромную стоянку для автомашин, засыпанную снегом.

— Пошла ты! — пробормотал он. — Я проткну всем машинам в городе шины. Каждой паскудной машине. Вот что я сделаю.

Линда просунула руки ему под мышки и попыталась поднять. Качаясь, он встал, проковылял с нею к кровати и сел на край. Он медленно повернул голову и посмотрел ей в лицо. Кожа у него была серой, как из теста. Он был небрит.

Длинный рваный шрам с тёмными узелками швов пересекал левую сторону лба. Струйка слюны свисала из угла рта.

— Непременно я это сделаю, девочка. Всё вокруг, целое море! Целый океан проткнутых шин!

— Да, папа.

Она оставила его и пошла закрывать окно. Пока она опускала раму, он скатился с кровати и упал на пол.

Линда подошла, подоткнула платье, нагнулась и закинула его руку себе на плечи, попыталась поднять его назад на кровать. Пришлось помучиться, прежде чем это удалось. Она тяжело дышала, в глазах стояли слёзы.

Он снова упал.

— Ох, папа! — вскрикнула она.

Она попыталась еще раз, расходуя последние силы и превозмогая себя.

Внезапно он ударил её и попал прямо в лицо. Она отлетела назад и, опрокинув стул, упала на пол.

— Сучка поганая… все вы суки! — Отец рывком поднялся и бросился на неё.

Линда поднялась и протянула к нему руки:

— Папа! Папа, это же я, Линда!

Он закатил ей оплеуху. У неё помутилось в глазах и зазвенело в ушах. Она подняла руки, чтобы защититься от следующего удара, но он изловчился и ударил её снова.

— Ненавижу! Суки проклятые! Я им всем поспускаю шины…

Замахнувшись еще, он промазал, повернулся и, что-то бессвязно бормоча, рухнул на пол.

Слёзы катились по щекам Линды. Она стояла и молча плакала.

— Суки поганые! Все вы! — рычал отец, уткнувшись в ковёр.

Линда спустилась вниз и через гостиную прошла к себе в комнату. Затем вытащила из чулана чемодан.

Майкл, Ник, Стивен и Аксел сидели, облокотившись на стойку бара, а Джон Уэлч склонил голову по другую сторону. Все они пытались подпевать песенке Долли Партон, несшейся из музыкального автомата. Получалось только у Джона, у которого был приятный голос, но они уже так много выпили, что разницы не чувствовали, и все были в прекрасном настроении.

Стэн спорил с толстым водителем о том, чья очередь играть на бильярде. Спор начинал переходить в ссору.

Из задней комнаты донёсся какой-то визг.

Джон бросил петь и прошёл в конец бара. Никто, казалось, этого не заметил.

Из распахнувшихся дверей выскочила официантка.

— Там какая-то безумная баба! — закричала она.

— Что? — спросил Джон.

Водитель схватил Стэна за плечи и припёр его к стене:

— А что, если я побросаю тебя вверх-вниз, как баскетбольный мяч, коротышка?

В задней комнате что-то треснуло, и двое из присутствующих повернули голову к дверям.

Стэн сунул руку под рубашку, достал из-за пояса короткоствольный пистолет и наставил его в живот шофёру:

— А как насчёт убраться отсюда подальше, толстячок?

У шофера округлились глаза, и он начал отступать.

Двери задней комнаты вновь распахнулись как раз тогда, когда Джон подошёл к ним.

Одна створка ударила его по лбу.

— Ой! — Он отпрянул назад, схватившись за голову.

Ворвалась мать Стивена, размахивая какой-то доской.

— Что это такое? — вопила она. — Пьёшь в день своей свадьбы! Иди вон! Прочь!

Она опять замахала доской. Мужчины пытались увернуться. Она сшибла со стойки стаканы, перевернула стулья. Она бушевала, как фурия, колотя доской по спинам и ногам увертывавшихся мужчин. Большинство устремилось к дверям, шумно протестуя, но заливаясь весёлым гоготом.

Стивен, Ник, Майкл и Аксел выбежали вместе и остановились под падавшим снегом.

— Ну, вот и всё, — сказал Стивен. — Действительно всё. Да, ребята, я пошёл!

Ник засмеялся:

— Ну и хорошо, что она тебя достала. Тебе, Стивен, сейчас никак нельзя слишком расслабляться.

— Ети твою в корень, — пьяно произнёс Аксел.

Разгорячённая, на улицу выбежала мать Стивена, всё ещё сжимая в руках доску. Она посмотрела на Стивена, выпустила доску из рук и расплакалась.

— Мальчик мой милый. Ангел мой… покидаешь родную мать ради чужой женщины… беременной! — Она бросилась к Стивену и упала к нему в объятья.

— Мама…

— И так-то ты поступаешь со своей родной матерью, которая всю свою жизнь ходит в церковь дважды в день.

— Мама, всё будет хорошо. Мы же будем жить всего лишь этажом выше. Мы будем жить одной семьёй.

Совсем растерянно она посмотрела на его друзей, которые выражали ему сочувствие, а затем занялись изучением снежинок.

— Неужели ты такой бесчувственный? Разве у тебя такое жесткое сердце? Ты женишься на этой женщине, оставляешь меня с ней, а сам уезжаешь во Вьетнам!

— Ведь всего лишь один лестничный пролёт, мама, — устало сказал Стивен, слыхавший всё это уже не раз. — Один пролёт. Я буду жить всего лишь этажом выше, когда вернусь домой. Я люблю Анджелу, мам. Она любит меня.

Мать ничего не ответила.

— Ведь так же, — сказал он.

Помолчав немного, она сказала:

— Надень сегодня шарф.

Он сморщился:

— Не надену я шарф с фраком. Никто не носит шарфа с фраком.

Дело близилось к полудню. Майкл поддал газу, приближаясь к дороге, уводившей в гору, к вагончику, где они жили вместе с Ником. Машина набирала скорость, затем начался подъём. Задние колёса отбрасывали снежную кашу — «кадиллак» завилял.

Майкл поворачивал руль короткими резкими рывками, пытаясь погасить юз. На подходе к вершине колёса стали буксовать, ему пришлось переключиться на низкую скорость и добавить газу. «Кадиллак» с ревом, наконец, преодолел подъём и выехал на ровную дорогу. Майкл затормозил, выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Вышел из машины во взятом напрокат фраке, чувствуя себя в нём так же непривычно, как дрессированное животное в цирке. Как ни нелепо это выглядело, но на нём были горные сапоги, и брюки были заправлены в голенища. Штиблеты он нёс в руке. Он прошёл по мокрому снегу к старому помятому фургону Ника. У заднего окна кабины были пустые крепления для ружей.