Пастырь крови - Соломон Корвейн

картина проходит едва ли не постоянно… стало всё привычнее.

- Господь… кхе-кхе… не одобрит.

- А мне пофигу! Мне грехи отпустят, а за лиру нам всем индульгенции дадут! Гони, иначе, несдобровать! Мне сержант ясно сказал – продай копьё, получишь новое. Так вот, помоги защитникам порядка первуж, первр…, - стражник наклонился, изо рта сквозь пожелтевшие зубы вырвалось страшное зловоние. – Деньги, милсдарь торговец.

«Жалкое подобие армии, уроды, возомнившее себя солдатами».

Мысли Этиена были понятны большинству. Основная военная сила Церковного Государства – Орден Света, полностью подчинённый высшим иерархам, не занимается обычными патрулями, отдавая это всякому отребью. Конечно, если нужно провести серьёзную военную операцию, то в бой идут рыцари и воители Ордена, но в остальном всё доверено простым солдатам.

Городская стража – огромное количество мужиков из низших слоёв столицы, облачённой в оружие и доспехи, которые носили их деды, и обеспечивающие порядок. Их брат периодически гибнет в стычках с бандитами на большаках, в столкновениях с монстрами, а поэтому они отрываются на полную. Осенённые благословениями во имя Господне, с Писанием в кармане и с полным покровительством Церкви они творят несвятые дела – обирают торговцев, терроризируют таверны, требуя наливать им бесплатно, пристают к женщинам и часто дерутся. Да, они охраняют порядок, несут службу и временами и защищают фермы от порождений зла, но от них больше проблем, ибо патрули и караулы превращаются в полупреступные банды, которые временами совсем теряют рассудок.

Четыре лиры – стандартный доход для стражника в самый «жирный» день. За одну лиру он напьётся в таверне, за другую навеселится в борделе, на третью купит индульгенцию во прощение грехов, а четвёртую положит в карман. Хорошее ремесло, если не учитывать стычки с бандитами и то, что по улицам Нижнего города частенько стали расхаживать одинокие мертвецы.

Этиен продолжил созерцать картину беспредела, замедлив шаг. Только торговец вынул шкатулку, приложил ключ к замку и собирался открыть сундучок с деньгами, как появился новый участник уличной увертюры.

Шаркая шёлковой сутаной чёрного цвета, сверкая насыщенно-алой накидкой поверх неё, утянутой роскошным плетёным поясом, шёл высокий статный мужчина. Пышный, тучный, тяжело переставляя ноги, шагал диакон Церкви. Его гладко выбритое полное лицо сияло чистотой, заплывшие глаза с лукавым прищуром взирали на мир.

Люди либо быстро разбегались, не желая попасть на глаза священнослужителя, либо падали пред ним на колени, в знак почтения. Воины, что бравадно трясли торгоша, отпрыгнули от него, как черти от ладана, повинно склонив головы и ожидая пришествия сановника.

- Что тут происходит? – спросил мужчина, «утяжелив» собой пространство.

- Эм… мы… господин диакон, - склонившись, мямлил стражник. – Попросили у него пару м-монет.

- Молчи, стражник! – раздался громоподобный бас диакона, от которого у Этиена по спине пошли мурашки. – Сын мой, это не должное поведение слуг Церкви! Вам надобно творить дела Господа, как Он наставляет нас в Завете. Оставьте его в покое.

Воины, сотворив великий поклон, спешно убежали, скрывшись за перипетией улиц и домов, вильнув под какую-то арку. Диакон же стоял напротив торговца и поглаживал подбородок. Мастер монеты знал, что теперь он просто обязан отблагодарить слугу Церкви, который столь ненавязчиво об этом намекал. Нехотя, но понимая необходимость, купец, издав стекольный звон, поставил на прилавок мешок, из которого проглядывало полдюжины горлышек бутылок.

- О, сын мой, разве диакон не достоин большего? Сказано ведь в Писании – «Достоин трудящийся пропитания своего».

- Отче, - приклонил голову торговец, - это фарцузсская настойка с добавлением изумрудного мирта[3]. Она… очень дорога.

- Да. Хорошая награда трудящемуся, - жадно схватил мешок диакон.

- Отец, простите меня грешного за вопрос, в день этот пост ведь… вы действительно будете её пить? – торговец был на грани того, чтобы отшагнуть в сторону, ожидая, что за неуместный вопрос его могут огреть, но на удивление клирик милостив.

- Этот грех Господь простит, ибо это результат трудов, - взял бутылку диакон и величавой фигурой двинулся дальше, видимо спеша в церковь. – Посредникам между мирянами и Богом есть милость.

Инспектор покачал головой и продолжил идти. По узким улочкам к цехам, складам, мастерским и бесчисленному количеству мест работы спешат понурые люди. Под ногами, прошуршав листвой, то и дело пробегает мышь пищащая или крыса и Этиен посмеялся, увидев, как большой мохнатый котяра сорвался с места и погнался за онной тварью, чуть не снеся с ног одинокого стражника.

В нижнем городе это привычная картина – нищета и давящая серость. Район мелкой торговли и скудного ремесла не отличался особой роскошью, зато был источником бедноты, а значит и местом, где магистрат стражи получил бездонный источник для новобранцев. В серых или тёмной расцветке простых одеждах, плотных плащах, скрывая лики за капюшонами, толпы народа шли на труд. Инспектор сильнее натянул накидку, желая слиться с бесцветным потоком народа. Когда-то нижний район был одним из самых сильных и крепких в вере, но с тех пор утекло много воды. Его основал святой Мит – целитель и молитвенник за бедных в честь которого была названа река. Он смог организовать тридцать тысяч мигрантов, нищих и кающихся на строительство стремительно расширяющегося Штраффаля. Святой их духовно наставлял и окормлял, помогал им и молился за всех. По окончанию строительства над кварталом ещё семь дней было светящееся облако, присутствие которого священники истолковали как признак благоволения Божьего. Но те славные времена давно минули и детище святого стало напоминанием о падшести человеческого естества.

Штраффаль обладал одним из самых огромных портов, был на важнейшем торговом пути «юг-север» и обладал самым большим количеством святынь и мест для поклона им, где принято давать щедрые пожертвования. Храмовый город, торговые кварталы, район верфей и некоторые другие части столицы жили более-менее сносно, почему и стали «лицом» для приезжих на Собор.

Этиен нырнул в узкий переход, перепрыгнул через нищего и быстро зашагал в сторону узкого выхода, откуда бил свет. Он прильнул спиной к прохладной стене, когда мимо него прошло двое помощников чумных докторов, отмеченных красными повязками на тканевых плотных рубахах. Не было не единой возможности не подслушать их разговор:

- Опять в «Царство нищих»[4]?

- Да, доктор Нортрадам нас уже ждёт. Проклятье, уже сороковой за неделю труп от чумы. Воистину, Господь отвернулся от этой обители греха, - сплюнул под ноги мужик, погладив бороду.

- Слышал новость. Бедолага, которого прикончила чума, очухался ночью. Он чуть монахиню приюта святого Ликия не растерзал. Стража ему бошку быстро отделила от тела.