Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Тебя здесь быть не должно, — прорычал я священнику, но он не обратил на меня внимания.

Он был храбрым человеком, потому что не имел доспехов и оружия. Стеапа прикрыл Эдуарда своим огромным щитом, а копья так и сыпались сверху.

Каким-то чудом ни одно из них не попало в отца Коэнвулфа. Он воздел распятие в сторону издевающихся датчан и прокричал им проклятие.

— Принести сюда лестницы! — взревел кто-то. — Принести их сюда!

Это был отец Пирлиг.

— Лестницы! — закричал он снова, взял у одного из своих людей улей и повернулся к стене. — Попробуйте медку! — взревел он датчанам и швырнул улей вверх.

Стена была примерно десяти футов высотой, и требовалась большая сила, чтобы перебросить через парапет запечатанный улей. Датчане не могли знать, что это был именно улей; может, они приняли его за валун, хотя наверняка понимали, что человек не может швырнуть валун так далеко. Я увидел, как меч полоснул по улью, потом улей исчез за парапетом.

— Еще один! — закричал Пирлиг.

Первые пять должны были приземлиться на бойцовую площадку. И должны были сломаться.

Ульи были запечатаны. Бран дождался прохладного вечера, когда все пчелы вернутся домой, а потом закрыл все входы илом и навозом.

Теперь оболочка первого улья, которая представляла собой всего лишь высушенный коровий навоз, укрепленный прутьями орешника, раскололась, как яичная скорлупа. И пчелы вылетели наружу.

Пирлиг швырнул второй улей, другой человек швырнул третий.

Один из ульев не перелетел через парапет и упал обратно в грязь, где каким-то чудом не разбился. Остальные два плавали во рву, и я никогда не узнал, что случилось с остальными, но первые два сделали свое дело.

Пчелы принялись за работу. Тысячи и тысячи сердитых, сбитых с толку пчел разлетелись среди датских защитников крепости, и я услышал крики испуга и боли. Людей жалили в лица и в руки; это отвлекло их — что нам и требовалось.

Пирлиг взревел, чтобы его люди приставили лестницы. Эдуард сам прислонил к стене лестницу и попытался по ней взобраться, но Стеапа отшвырнул его в сторону и поднялся первым. Я полез за Стеапой.

Не могу сказать, как был взят Бемфлеот, потому что не помню ничего, кроме хаоса. Хаоса и пчелиных укусов. Зато я знаю, что Стеапа добрался до верхушки лестницы и расчистил пространство на парапете, так дико размахивая боевым топором, что топор чуть не попал в мой шлем, увенчанный волком. А потом Стеапа перебрался через парапет и пустил в ход топор с убийственной эффективностью. Эдуард последовал за ним. Повсюду вокруг него мелькали пчелы.

— Крикни своим людям, — велел я Эдуарду. — Вели им присоединиться к тебе!

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, потом понял.

— За Уэссекс! — прокричал он со стены.

— За Мерсию! — взревел я, и теперь люди стали быстро присоединяться к нам.

Я не чувствовал пчелиных укусов, хотя позже обнаружил, что меня ужалили по меньшей мере дюжину раз. Но мы ожидали укусов, а датчане были застигнуты врасплох.

Они оправились достаточно быстро. Я услышал, как женщина вопит им убить нас, и понял, что Скади неподалеку.

Группа датских воинов пошла вдоль площадки, и я встретил их со щитом и мечом, принял на щит удар топора и вогнал Вздох Змея в колено противника. Со мной был Сердик, а слева от меня появился Стеапа, и мы вопили, как демоны, прокладывая себе путь вдоль стены по деревянной платформе.

Копье ударило меня по шлему, сбив его набок. Солнце все еще сияло под облаками, отбрасывая длинные тени, посылая вниз ослепительное сияние, и оно отражалось от клинков мечей, от топоров, от наконечников копий. Я толкнул датчанина своим щитом, пырнул Вздохом Змея мимо края его щита, а Стеапа с воем отшвыривал защитников в стороны одной своей мощью. И повсюду, повсюду летали пчелы.

Датчанин попытался убить меня топором, но я принял удар на щит. Помню его открытый рот, желтые обломанные зубы и пчел, ползающих по его языку. Стоявший за моей спиной Эдуард убил датчанина мечом, вонзив клинок в его рот, так что пчел смыло потоком крови.

Кто-то принес знамя Уэссекса с драконом и размахивал им, стоя на захваченном парапете, и люди, пересекавшие ров и взбиравшиеся по лестницам, разразились ликующими криками.

Я повернулся влево и прокладывал себе путь вдоль узкой площадки. Стеапа понял, почему я это делаю, и разметал большинство защитников перед нами, так что мы смогли добраться до площадки побольше, которая была над воротами.

Там мы построились «стеной щитов» и сражались против датчан, пока Пирлиг и его люди рубили топорами большие ворота.

Я, наверное, кричал на датчан, но теперь не могу припомнить — что именно. Обычные оскорбления. И датчане отбивались с дикой свирепостью. Но теперь на стену взобрались наши лучшие воины, и то и дело появлялись все новые. Их было так много, что некоторые спрыгнули вниз, в крепость, где тоже началось сражение.

Кто-то пнул разбитые остатки улья, послав его вниз, в крепость, и взмыло еще больше пчел, но я был над воротами, защищенный трупами датчан, пытавшихся нас прогнать.

И защитники крепости все еще пытались это сделать.

Их лучшим оружием были тяжелые копья, которыми они делали выпады поверх барьера из трупов, но наши щиты были крепки.

— Нам нужно спуститься к воротам! — крикнул я Стеапе.

Осферт услышал меня. Именно он спрыгнул с вершины ворот, когда мы защищали Лунден, и теперь прыгнул снова.

В крепости были и другие саксы, но их было ужасно мало, и они быстро погибали. Осферту было на это плевать. Он прыгнул на землю как раз между столбами ворот. На мгновение распростерся на земле, потом очутился на ногах и закричал:

— Альфред! Альфред! Альфред!

Я подумал, что это странный боевой клич, особенно из уст человека, который так сильно злился на своего отца, как Осферт, но этот клич возымел свое действие.

Другие восточные саксы прыгнули, чтобы присоединиться к Осферту, который защищался от двух датчан щитом и рубил мечом двух других.

— Альфред!

Еще один человек подхватил крик, и Эдуард с оглушительным воплем спрыгнул с укреплений, чтобы присоединиться к сводному брату.

— Альфред!

— Защищать Этелинга! — крикнул я.

Стеапа, считавший своим первейшим долгом позаботиться о том, чтобы Эдуард остался жив, спрыгнул вниз. Я остался на укреплениях с Сердиком, потому что мы должны были помешать датчанам отбить обратно ту часть стены, к которой были прислонены лестницы.

Мой щит был исколот копьями. Дерево липы расщепилось, но трупы у наших ног были препятствием, о которое споткнулся не один датчанин, чтобы присоединиться к этой груде. И все равно они шли на нас.

Датчанин начал расчищать площадку от тел, сбрасывая их в крепость, и я вогнал Вздох Змея ему под мышку. Еще один ткнул в меня копьем. Отразив выпад щитом, я полоснул Вздохом Змея по гримасничающему лицу, обрамленному блестящим шлемом, но противник увернулся. Я увидел, как он посмотрел вниз, и понял — он думает о том, чтобы спрыгнуть и атаковать моих людей внизу. Я встал на труп и вогнал Вздох Змея под его щит, вывернув клинок, принизивший бедро врага. Датчанин ударил меня щитом, потом рядом со мной оказался Сердик, чей топор врезался копейщику в плечо.

Мой щит стал тяжелым, потому что в нем торчали два копья. Я попытался их стряхнуть, но пригнулся, когда огромный, орущий проклятия датчанин ринулся на меня с топором и замахнулся, целя в мой шлем. Он всем телом врезался в мой щит, любезно сбив с него копья, а Ситрик расколол его шлем топором.

Помню, я видел, как кровь капает с края моего щита, прежде чем я стряхнул поверженного. Человек этот трясся, умирая. Я нанес выпад поверх его тела, и клинок Вздоха Змея задрожал, вонзившись в датский щит.

Подо мной слышались крепнущие крики:

— Альфред! — ревели люди.

А потом:

— Эдуард! Эдуард!

Стеапа стоил трех человек; он убивал, пуская в ход и непомерную силу, и сверхъестественное искусство боя на мечах, но теперь ему помогали. Все больше людей спрыгивало вниз, чтобы построиться «стеной щитов» под аркой закрытых ворот.

Осферт и Эдуард стояли в этой стене бок о бок. Отец Коэнвулф, полный решимости оставаться рядом с Этелингом, тоже спрыгнул вниз, повернулся и поднимал засов ворот. Мгновение он не мог распахнуть ворота, потому что люди Пирлига, вооруженные топорами, все еще рубили массивное дерево, но потом они услышали, как Коэнвулф кричит им, чтобы они прекратили.

И тогда ворота распахнулись, и под восходящим солнцем, под дымом, среди кружащих пчел мы привели в Бемфлеот смерть.

Датчане были застигнуты врасплох нашим нападением. Они думали, что люди Стеапы отступили на рассвете, а вместо этого мы пошли на штурм. Но внезапность нападения не уменьшила их решимости и не подарила нам большого преимущества. Враги быстро оправились, они мужественно сражались, и, если бы мы не заставили пчел присоединиться к бою, датчане наверняка отбили бы нашу атаку. Но человек, которого кусает рой разъяренных пчел, не может как следует сражаться, поэтому мы ухватились за этот маленький шанс добраться до парапета.