Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Но ни Веостан, ни Финан не могли показаться до рассвета. До рассвета ничего не могло случиться.

Западный ветер принес с собой холодный мелкий дождик. Священники молились. Люди Осферта, державшие свернутые паруса, присели на корточки среди высокой крапивы у края деревни, всего в сотне шагов от ближайшего к нам края рва. Я ждал вместе с Осфертом, примерно в ярде перед Эдуардом, который не говорил ни слова, а лишь сжимал золотой крест, висевший у него на шее.

Стеапа нашел нас и ждал рядом с Этелингом. Шлем холодил мне уши и шею, кольчуга была влажной.

Я слышал разговоры датчан. После каждой нашей ложной атаки они посылали людей, чтобы собрать копья, и я полагал, что как раз этим они и занимаются сейчас в тусклом свете догорающих факелов. Потом я их увидел — просто тени среди теней — и понял, что рассвет почти наступил. Серый свет смерти расползался позади нас, как пятно на кромке мира.

Я повернулся к Эдуарду.

— Пора, господин.

Он встал — юноша на краю битвы. На одно биение сердца ему отказал голос, потом он обнажил длинный меч.

— За Бога и за Уэссекс! — прокричал он. — За мной!

Так начался бой за Бемфлеот.

Мгновение все идет так, как ты себе представлял, потом все меняется, и на первый план выступают детали. Не относящиеся к делу детали. Может, они потому так врезаются в память, что ты знаешь — эти мелочи могут быть последним, что ты видишь в жизни.

Помню звезду, мелькнувшую, как мерцающая свеча, между облаками на западе, стук стрел в деревянном колчане бегущего лучника, отражение волчьего света[51] на воде Темеза к югу, бледные перья стрел, воткнувшихся в деревянную стену крепости, и звяканье разболтавшихся звеньев на подоле кольчуги Стеапы, который бежал справа от Эдуарда.

Я помню, как вместе с нами бежал черно-белый пес, на шее его была завязана потрепанная веревка. Казалось, мы бежим молча, но молчания там быть не могло. Восемьсот человек бежали к крепости, когда солнце тронуло серебром кромку мира.

— Лучники! — прокричал Беорнот. — Лучники, ко мне!

Несколько датчан все еще собирали копья. Один недоверчиво наблюдал за нами, сжимая в руках охапку копий. Потом он испугался, уронил оружие и побежал. С укреплений протрубил рог.

Мы разделили наших людей на отряды, и каждый отряд имел свою цель и своего вождя. Беорнот командовал лучниками, собравшимися на левом фланге, перед самыми сваями моста, торчащими во рву. Эти лучники должны были изводить датчан на укреплениях, осыпая их стрелами, чтобы заставить пригнуться, пока те будут отгонять нас копьями, топорами и мечами.

Осферт командовал пятьюдесятью людьми, чьей задачей было разместить во рву лестницы из парусины. За ним шел Эгвин, ветеран из восточных саксов — его сотня людей понесет к стене штурмовые лестницы.

Остальные войска должны были пойти на приступ. Как только лестницы будут перенесены через ров, за передовыми отрядами последует все атакующее войско, взберется по лестницам — и каждый доверится тому богу, которому молился нынче ночью.

Я приказал разбить людей на отряды. Альфред, любивший списки и порядок, одобрил бы это, но я знал, как быстро тщательно составленные планы рушатся под натиском реальности.

Рог бросал вызов рассвету, на укреплениях появились защитники крепости. Люди, собиравшие копья, карабкались по дальней стороне рва с помощью веревки, привязанной к столбу у входа в крепость, но один из них имел достаточно здравого смысла, чтобы рассечь веревку перед тем, как вбежать в крепость.

Огромные ворота закрылись за ним. Наши лучники стреляли, но я знал — их стрелы причинят мало вреда, ударяя в кольчуги и железные шлемы. Однако это вынудит датчан использовать щиты. Щиты стеснят их.

Потом я увидел, как люди Осферта исчезли во рву, и взревел, приказывая следующим за нами войскам подождать.

— Стойте и ждите!

Не хватало только, чтобы множество людей попали в ловушку на дне рва и были искрошены градом копий, помешав продвижению отряда Осферта. Лучше позволить воинам Осферта выполнить свое дело, а потом воинам Эгвина — свое.

На дне рва были вколочены острые колья, спрятанные под низкой водой, но люди Осферта достаточно легко отыскали их и вытащили из мягкой грязи. Паруса с веревочными сетями развернули на противоположном склоне, их рангоуты закрепили копьями, воткнутыми глубоко в грязную землю.

С укреплений высыпали из ведра горящие угли. Я увидел, как пал на землю яркий огонь, как погас в мокрой грязи внизу. Огонь никого не обжег, и я подозревал, что бросивший угли датчанин струсил и опустошил ведро слишком рано.

Пес лаял на краю рва.

— Лестницы! — взревел Осферт, и люди Эгвина ринулись вперед, в то время как воины Осферта метали копья на высокую стену.

Я одобрительно наблюдал за тем, как люди, несущие лестницы, поднялись по крутому склону рва. Едва лестницы прислонили к стене, я велел штурмовому отряду следовать за мной.

Только все было вовсе не так.

Я пытаюсь рассказать людям, на что похожа битва, и рассказы эти получаются сбивчивыми и неубедительными.

После битвы, когда страх стихает, мы обмениваемся историями и из всех этих рассказов сплетаем узор боя, но во время битвы все слишком перепутано. Да, мы и вправду пересекли ров, и веревочные сети на парусах сыграли свою роль — по крайней мере, на некоторое время, — и лестницы были принесены к датской стене, но я столько всего упустил…

Барахтающихся в отливе людей, падающие на нас тяжелые копья, кровь, темную на темной воде, вопли, чувство, что ты не знаешь, что случилось, отчаяние, резкий стук наконечников копий, что метали в нас с парапета, более тихие звуки стрел, попадающих в цель, крики людей, не понимающих, что происходит, людей, боящихся умереть, людей, орущих, чтобы другие принесли лестницы или вздернули рангоут повыше на скользком откосе.

А в придачу была грязь, густая, как копытный клей, и такая же липкая. Густая и скользкая грязь, люди, покрытые грязью, залитые кровью, умирающие в грязи — и непрерывные пронзительные вопли датчан, поливающих нас руганью с небес.

Вопли умирающих. Люди, зовущие на помощь, взывающие к своим матерям, плачущие на пути к своей могиле.

В конце именно маленькие детали выигрывают битву. Ты можешь бросить на стену тысячи человек, и большинство из них потерпят неудачу, или съежатся за рвом, или присядут в воде — и лишь немногие, храбрые и отчаянные, сражаются несмотря на страх.

Я наблюдал, как человек, несущий лестницу, со стуком прислонил ее к стене и стал взбираться по ней с обнаженным мечом, а датчанин нацелил тяжелое копье и ждал. Я выкрикнул предупреждение, но потом копье ударило сверху вниз, и наконечник пробил шлем. Человек закачался на лестнице и упал назад, кровь брызнула в рассветном мареве; и второй человек отбросил его с дороги, испустил вызывающий клич, взбираясь по ступенькам, и рубанул копейщика топором на длинном топорище.

В тот момент, когда все затопило солнце нового дня, везде царил хаос. Я делал все, что мог, чтобы организовать атаку, но теперь отряды смешались друг с другом.

Некоторые люди стояли во рву по пояс в воде, и все были беспомощны, потому что мы не могли приставить лестницы к стенам. Датчане, хоть их и ослепило рассветное солнце, сбивали лестницы вбок тяжелыми военными топорами.

Некоторые лестницы, со ступеньками, сделанными из зеленого дерева, сломались, и все равно храбрецы пытались взобраться на высокий палисад. Одна из лестниц из парусины соскользнула вниз, и я наблюдал, как люди тащат ее обратно, на место, пока вокруг них падают копья.

С укреплений снова швырнули огонь, он ярко вспыхнул, осветив шлемы и клинки, но люди загасили угли, втоптав в грязь. Копья стучали по щитам.

Я поднял упавшую лестницу, бросил ее на стену и стал подниматься, но человек не может взбираться по лестнице, держа меч и щит, поэтому щит болтался у меня на спине и мне приходилось хвататься за ступеньки одной только левой рукой, в то время как в правой я держал Вздох Змея. Датчанин ухватил клинок моего меча затянутой в перчатку рукой и попытался вырвать у меня оружие. Я дернул меч назад, потерял равновесие и упал на труп, а после по той же самой лестнице начал взбираться Эдуард.

Он был в шлеме, окаймленном золотом, увенчанном плюмажем из перьев лебедя, что превращало его в удобную цель. Я увидел, как датчане ждут, чтобы перетащить его через укрепления и забрать его прекрасные доспехи, но потом Стеапа сбил лестницу вбок, чтобы Этелинг упал в грязь.

Я услышал, как Эдуард мягко сказал:

— Великий Боже! — как будто пролил немного молока или эля.

Это заставило меня рассмеяться.

Топорище брошенного топора ударило меня по шлему. Я повернулся, подобрал оружие и швырнул его в лица, видневшиеся вверху, но топор пролетел слишком высоко. Отец Коэнвулф помог Эдуарду встать.