Атомы у нас дома - Лаура Ферми

Что касается патентов — на этот счет они несколько сомневались. Они понятия не имели, какие правила и порядки существуют в промышленности, и нимало этим не интересовались. Они работали в своей «башне из слоновой кости», и это им нравилось. Чего мм беспокоиться? К тому же совсем не в обычае ученых брать патент на свои открытия. Но Корбино настаивал: он был практичный человек, жизнь научила его смотреть на вещи трезво, а кроме того, он был непосредственно связан со многими отраслями промышленности. «Мальчуганы» привыкли следовать его советам. 26 октября Ферми, Разетти, Сегре, Амальди, Д’Агостино, Понтекорво и Трабакки — «Божий промысел», который предоставил для испытаний свой радон, — подали совместную заявку на патент для найденного ими способа получения искусственных радиоактивных веществ при помощи бомбардировки медленными нейтронами.

Они продолжали усердно работать, и так прошел год. Никаких потрясающих открытий больше не было. К концу 1935 года как в исследованиях, так и в достижениях наступило затишье, по крайней мере, так казалось Эмилио Сегре, которому нравилось работать, когда работа приносит плоды, и хотелось продолжать с тем же успехом, а так как он во всем любил докопаться до сути, он пошел посоветоваться об этом с Энрико.

— Вы «папа», — сказал он, — и преисполнены мудрости. Можете вы объяснить мне, почему мы теперь делаем гораздо меньше, чем год назад?

«Папа» не обнаружил ни малейшего замешательства, но отвечал загадочно, наподобие древнего оракула:

— Пойдите в физическую библиотеку. Там у них лежит большой атлас. Достаньте его и откройте, и вы найдете ответ.

Эмилио сделал так, как ему было сказано. Атлас сам собой открылся на карте Абиссинии.

Война с Абиссинией, разразившаяся после долгой подготовки в октябре 1937 года, заставила призадуматься физиков, как и всех мало-мальски мыслящих итальянцев. Еще задолго до начала этой войны они не раз, улучив свободную минутку, садились изучать карту, пытаясь найти какое ни на есть оправдание или хотя бы повод для этой колониальной войны, которая затевалась без какой бы то ни было видимой цели. В Абиссинии не было ни плодородных земель, ни богатых рудников, ни нефтяных скважин, ни военных баз, ни морских портов.

С октября месяца они день за днем следили по карте за этой неудачной кампанией. Наряду с недовольством и опасениями, как бы экономические санкции не подорвали вконец и без того шаткую итальянскую экономику, между тем как для всех становилось очевидно, что положение Италии непрерывно ухудшается, у многих начинали шевелиться смутные надежды — а не может ли случиться так, что эти серьезные неудачи приведут к политическому кризису? Может быть, к народному восстанию? Или к военному перевороту?

Ну как можно было в такой обстановке отдаваться с прежним воодушевлением научно-исследовательской работе? Разве можно было вернуть то беззаботное настроение прошлого года, когда они так дружно трудились, не думая ни о чем, кроме своих опытов? Да и группа начала постепенно распадаться. В июле 1935 года Разетти уехал в Америку и пробыл там год с лишним. К тому времени, как он вернулся, Эмилио Сегре женился и уехал из Рима в Палермо, где он получил место декана физического факультета и кафедру физики. Этторе Майорана, самый блестящий и многообещающий из всех молодых римских ученых, который при своей исключительной одаренности мог бы больше всех способствовать успехам физической науки, трагически покончил с собой.

До 1933 года Майорана часто появлялся в физической лаборатории в Риме и, как это всегда у него бывало, работал с увлечением, но нерегулярно. Как многие великие мастера, он редко бывал удовлетворен своей работой и не считал возможным публиковать то, что, по его мнению, было несовершенно. В 1933 году он ездил в Германию и по возвращении уже не принимал участия в работе физического факультета. Быть может, на Этторе сильно подействовало ужасное бедствие, постигшее семью Майорана. Двоюродный брат Этторе, грудной младенец, живьем сгорел в своей колыбели. Подозревали, что кормилица подожгла колыбель. Одного из дядей ребенка обвинили в том, что он подговорил кормилицу. Этторе не допускал мысли, что его дядя мог совершить хладнокровно такое гнусное преступление. Он решил доказать его невиновность, очистить его от подозрения, которое бросало тень на всю семью Майорана. Он нанял адвокатов, и сам лично входил во все подробности дела, на которые могла опереться защита. Дядя его был оправдан. Но, по-видимому, это испытание оказалось не по силам болезненно впечатлительному Этторе. Вернувшись из своей поездки в Германию, Этторе стал жить затворником. Он сидел один в своей римской квартире и перестал даже выходить на улицу. Приходящая служанка убирала квартиру и приносила еду. Эдоардо Амальди время от времени навещал Этторе и всячески старался повлиять на него, заставить его изменить этот неестественный образ жизни. Сначала он убеждал его, говорил с ним спокойно, не повышая голоса, умолял старого школьного товарища образумиться, послушаться дружеского совета. От увещаний он переходил к требованиям и тут начинал кричать, выходил из себя, что с ним нередко случалось, когда ему не удавалось настоять на своем. Но Этторе был упрям. Он слушал, но на него ничто не действовало. Единственно, в чем он уступил Эдоардо, — это чтобы тот прислал ему парикмахера, который приходил к нему на дом подстригать и брить его.

А тем временем уже назревали другие события, которые и привели Этторе к гибели. Несколько молодых людей, специализировавшихся по теоретической физике, мечтали, чтобы по их предмету был поскорее объявлен конкурс, который дал бы им возможности занять штатные должности в университете. Эмилио Сегре решил им помочь. Он чувствовал себя очень одиноко в Палермо, он был там единственным физиком, достойным называться этим именем, и ему казалось, что его друзья совсем забыли о его существовании. Хоть бы один из этих молодых теоретиков приехал работать с ним! Но какой же порядочный человек поедет в Палермо, если только это не сулит ему каких-то серьезных возможностей?

Сегре вошел в соглашение с Джаном Карло Виком, которому, кстати сказать, он мог позавидовать, так как тот продолжал заниматься и работать в Риме. Но у Вика не было профессорского звания, а ему очень хотелось иметь его. Эмилио Сегре обязался позаботиться, чтобы физико-математический факультет в Палермо объявил конкурс по кафедре теоретической физики. Вик, несомненно, окажется лучшим из всех возможных кандидатов, займет первое место, и его пригласят в Палермо! Но, наверно, он получит предложения и от более завидных университетов. Однако за объявление конкурса Вик должен заплатить Сегре обязательством пробыть в Палермо по крайней мере год. Вик согласился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});