Судьбы в капкане - Эльмира Нетесова

— Набрехала она все! Кто их заставлял? Вон недавно Юльку в деревню увезли. Замуж взяли. Теперь в семье живет. Кто б на проститутке женился? — возмущалась хозяйка.

— Катя! Только мне не говорите! Иль я не знаю, что у вас путаны жили! Но беда в другом. Вы оба подозреваетесь в том, что принуждали студенток заниматься проституцией, забирали их панельные заработки в уплату за квартиру! Так утверждает в своих показаниях Сюзана.

— Все ложь! Никто никого не посылал на панель. Сколько им платить за квартиру, говорилось сразу. Не устраивало, могли уйти в общежитие. Их никто не держал. Сколько живет в общежитии? А почему эти туда не пошли, хотя свободные места были. Но в общежитии им не дали б разгуляться. Там в каждой комнате свой порядок и никто не позволил бы приходить ночью или под утро пьяными и не пустил бы в комнату хахалей! — говорил Мишка.

— Только мне не рассказывай про общагу, — сморщился участковый и добавил:

— Там притон покруче вашего!

— Я много раз выгонял их, ругался, требовал, чтобы освободили комнату, не мешали нам жить и не позорили перед соседями. Сам знаешь, как сводим концы с концами. Моей зарплатой не похвалишься, из-за того семью не завел, мамкина пенсия вовсе пыль. Ну взяли квартиранток, а они еще и врут на нас! Еще эта белобрысая крыса! Такою несчастной овечкой возникла! И родители у нее сектанты, хотели замуж отдать за старого вдовца, она от них убежала и боится показаться в Прохладном, чтоб не убили за ослушание! Мы поверили, сжалились и взяли. Ее девки привели, попросили за нее, — вспомнил Михаил, участковый хохотал до слез:

— Это родители Сюзаны сектанты? Да вы что милые, сдвинулись оба? Ее отец военком, мать директор магазина. А Сюзанка — выродок изо всех. Отец ее из-под ремня не выпускал. Драл шкуру с головы до задницы. А когда она в последний раз сбежала из семьи, искать не стали, отказались наглухо, конкретно.

— А за что лупили?

— Деньги воровала, простиковала с двенадцати лет. Уж с кем только ни путалась, даже с зэками.

— Что ж, и тогда ее насильно заставляли подстилаться? — ядовито заметила Катя.

— Если бы ее показаниям поверили безоговорочно, с вами говорил бы следователь. Но в том-то и дело, что эту девку мы «пасем» не первый день и знаем ее.

— А к чему она нас забрызгала? За что опозорила? — спросил Мишка.

— Ей грозит срок за занятие проституцией и умышленное заражение двенадцати мужиков сифилисом. Вот она и решила из вас громоотвод сделать, мол, заставляли простиковать, не своею волей на панели промышляет. А ей восемнадцати лет еще нету. Чуете, какая ответственность грозит за принудительное вовлечение несовершеннолетней в занятие проституцией?

— Стерва! Попадется на глаза своими руками урою! — вырвалось у Мишки, мать тут же одернула сына:

— Охота тебе пачкать руки об говно! Найдется на нее своя управа.

— Это уж точно! Лет пять в венеричке лечить будут! — подтвердил участковый и спросил:

— Так дадите мне адреса девок? Пусть они подтвердят или опровергнут показания Сюзаны, — напомнил участковый.

Катя тут же назвала всех, даже телефоны вспомнила. Участковый ушел довольный.

Мишка, забыв о недавней ссоре с матерью, сел рядом с нею на кухне.

— Расскажи, как с Лянкой встретились и поговорили, — попросила чуть не плача.

Парню стало жаль мать. Он обнял ее и сказал тихо:

— Ладно о ней. Ну не захотела вернуться, я не настаивал. Предложил, она отказалась. Сказала, что устроилась хорошо, всем довольна. Заимела много друзей. Я порадовался, что ее жизнь наладилась. Пожелал счастья. Она мне номер своего сотового телефона дала. Намекнула звонить ей, если скучно станет.

— Обо мне не спросила?

— Ну что ты! Засыпала. Все расспросила. Ничего не забыла. Даже мне напомнила мяту в чай тебе добавлять, мол, на сердце и на сон хорошо действует. Просила подушку твою взбивать почаще и беречь тебя от простуд.

— Ишь ты, лапушка моя, все помнит. Как она теперь выглядит? Такая же?

— Нет, мам! Я едва узнал ее. Совсем взрослой стала, хоть закадри с нею! Голос такой нежный, как колокольчик. И сама словно цветок, — тихо улыбался Мишка:

— Случайно встретились. Она сама окликнула. Я подумал, что еще какая-то «телка» клеится. А это Лянка была. Присели возле общежития на скамейку, поговорили. Она рассказала все без зла. Будто просто вспомнила ненароком. Не ругала. Я ей деньги предложил. Она отказалась наотрез, хотя зарплата вполовину меньше моей. Как на нее живет, ума не приложу.

— И в гости не придет? — всхлипнула Катя.

— Да погоди, мам! Мы с нею в кино идем вместе. Свиданку назначил, может, уломаю к нам завернуть, — смущался Миша.

— Ты уж постарайся, сынок, — просила Катя.

— Знаешь, она теперь уже старшая смены! Короче, бригадир у кондитеров. Какой-то конкурс выиграла. Собирается в пищевой институт поступать. Ее на учебу комбинат отправляет. Будет учиться за его счет, но и работать одновременно. Как успеет, не допру. Для личной жизни времени не останется. А ведь годы идут! — пожалел Лянку вслух. Вечером Мишка убежал на свиданье к Лянке, а Катя, сев у окна, стала ждать их. Ей вспомнился разговор с участковым. Когда-то она недолюбливала этого человека, грубого, несдержанного, любопытного и наглого. Но… То ли жизнь меняла всех, то ли женщина пригляделась и получше узнала участкового, мнение свое о нем она изменила.

— А он не такой уж и лопух, под какого косит. Вон как адреса девок выдавил, сама сказала ему. То как же, дело клеить собрались. За что? Ее с топором по городу ищут. Хотя именно над топором участковый хохотал и что брякнул! Будто тот мужик псих или пыль на лысину трясет. Кто сам на себя пальцем укажет и засветится принародно, иль ему жизнь опаскудела? Кто решит кого-то урыть, сделает это тихо, без предупреждений и рекламы, — вздыхает баба и думает:

— Эх-х, ты, лопух! Что соображаешь в этой жизни? А если она ненужной стала, если опозорены семья, имя, чего она стоит эта жизнь, если в своей семье не посмотреть в глаза друг другу. Разве в таком случае думают о чем-то! Топор взял почему? Да схватил, что первое под руку попалось. Почему не нож или кинжал? Это уж его спроси. Не веришь, будто он собрался убить девку? Нужно было самому с ним встретиться. Этому старику терять уже нечего. Такой на все пойдет. Ради своих детей и внуков жизнь положит не задумавшись. Он горец! Это люди особые! — оглядывается Катя на телефонный звонок.

— Это Катя? Мне нужно встретиться с вами.

— С кем говорю? — спросила женщина.

— Вы меня не знаете. И мое имя ничего вам не скажет. Но разговор этот нужен нам обоим.

— Прямо сейчас?

— Да. Чем быстрее, тем шустрее! — то ли пошутил, то ли пригрозил человек. И через десяток минут уже вошел в коридор.

Громадный, наголо постриженный, полный мужик, он легко проскочил на кухню и, усевшись напротив, спросил, уставившись на Катю мутными глазами:

— Где Сюзанка?

— Участковый сказал, что в венеричку заперли ее менты. Ты уж какой по счету эту стерву спрашиваешь.

— Я — Косой Яша! Один в городе! Второго нет. Таких только под заказ рожают. Доперло? Слыхала про меня, не иначе! Вона как очко заиграло! То ли будет, когда услышишь, зачем я возник? Ведь просто так не появляюсь! Верно иль нет? Так вот, Катя, я в натуре знаю, кто ты есть, старая бандерша! И если хочешь спокойно пердеть в своем углу, дай мне адрес Сюзанкиной плесени, то бишь родителей.

— Она все набрехала мне. Участковый рассказал совсем другое. Я не знаю, кому верить.

— Короче! Слышь ты, старая плесень! Гони монету! Твоя блядь, какую ты доила и руками, и ногами, заразила моих кентов. Их надо лечить. Понятно, что не в нашей глуши. Давай отслюнивай! Иначе ничему не будешь рада! Лично я с тобой разберусь! И не брызгай мне соплями в уши, что дышишь бедно, что хавать нечего. Это сказки для других! Давай доись молча! Знаю, сколько башляла тебе Сюзанка, чтоб ей света не видать! Клянусь волей, своею смертью она не сдохнет!

— Яшка! Ты просишь слишком много! За такие бабки весь город вылечить можно. Где столько возьму? — заплакала, запричитала баба.

— Тогда возьмем твоего Мишку и уроем его уже сегодня. Он сейчас в кино отрулил с какою-то бабой. Оттуда не вернется! Дошло! — встал со стула и пошел к двери.

— Стой, Яшка! Не тронь сына! Он ни при чем! Возьми деньги и оставь в покое! — вытряхнула из наволочки перетянутые резинками пачки денег.

Яшка посчитал. Отодвинул оставшиеся:

— Это участковому дашь, чтоб хвост не поднимал. И о моем визите никому ни слова! Слышь? Не кляни! Я знаю, сколько у тебя на счетах. То, что я взял, для тебя мелочь. Тебе жаль своего сына, а мне — кентов.

— Почему я должна рассчитываться за всякую блядь? Она заразила, с нее берите!

— Она ответит. С нею своя разборка будет, помяни мое слово! Того ждать недолго.

А вскоре домой пришел Мишка. Один. Бледный, дрожащий и рассказал матери: