Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг. - Владимир Козлов

Расследование противоправных действий, совершенных военнослужащими Ленинабадского гарнизона, обнаружило широкое распространение самовольных отлучек, уклонения от военной службы под разными предлогами, «промотания обмундирования»; и т. п.[243] Город, по всей вероятности, был наполнен слухами о бесчинствах солдат. Молва многократно преувеличивала действительность, и на солдатский «беспредел» одна хитроумная торговка попыталась списать даже собственную растрату (заявила, что ее ограбили в парке трое солдат) — знала, что любому заявлению о бесчинствах военнослужащих местные власти легко поверят. В ряде случаев уличенные в хулиганстве солдаты не останавливались перед сопротивлением милиции. Периодически в городе вспыхивали драки между местными жителями и военнослужащими, в которых принимали участие даже офицеры. Сценарий подобных драк очень напоминал традиционную модель начала массовых беспорядков — столкновение военнослужащего с местным жителем, призывы о помощи, месть обиженных и т. д. Ситуация в Ленинабаде была явно накалена и могла разрешиться ответными действиями гражданского населения. По всей вероятности, воинские начальники успели в этом случае принять меры и остановить перерастание конфликта в масштабные беспорядки.

«Принятие мер» не ограничилось наказанием виновных. Были названы причины повышенной конфликтности гарнизона (точнее, трех зенитных дивизионов и одного строительного батальона). Расследование прокуратуры показало, что при комплектовании зенитных дивизионов был нарушен очень важный принцип — в подобные части обычно призывали молодых людей из так называемых внутренних округов, поскольку жители окраинных и западных областей считались менее надежными. Более того, гарнизон отличался опасной, по оценке военной прокуратуры, полиэтничностью (в одном дивизионе служили представители 25 национальностей, в другом — 20). Очевидно, имелась в виду плохая управляемость полиэтничных частей (разный уровень и тип культуры, языковые проблемы, различная степень адаптивности к воинской службе), а также возможность возникновения внутренних этнических группировок, объединявших солдат по неуставному принципу и похожих на своеобразные полукриминальные «землячества».

Обнаружилась и чисто бюрократическая, весьма тривиальная причина криминализации ленинабадского гарнизона. Опасаясь ответственности за многочисленные чрезвычайные происшествия, командование дивизионов и строительного батальона иногда просто скрывали от военной прокуратуры факты преступлений военнослужащих. Зачастую виновные оставались ненаказанными.[244] Командование старалось не допускать милицию в расположение частей, а само дознаний не вело, спуская дело «на тормозах».

Если «предбеспорядочное» состояние в Ленинабаде так и не разрешилось массовыми волнениями, то в другом окраинном гарнизоне — в городе Чарджоу — конфликт солдат танкового полка с населением города (февраль 1953 г.) закончился трагически — пострадало 17 человек, 9 человек были госпитализированы (по другим данным, пострадавших было даже больше[245]). Возможно, ситуация была с самого начала отягощена «этническим фактором», а погромные действия военнослужащих, связанных круговой порукой (впоследствии никто не хотел выдавать инициаторов драки), были спровоцированы активными действиями другой группы — местных учащихся фельдшерской школы. Как показало последующее расследование, именно они были главными зачинщиками постоянных коллективных драк в городе, неоднократно избивали отдельных военнослужащих. За участие в драках и хулиганство из фельдшерской школы было отчислено 20 студентов. Солдаты старались не оставаться в долгу.[246]

Катализатором побоища стало сообщение о «первой крови».

12 февраля 1953 г. во время очередной перебранки между двумя пьяными солдатами танкового полка и несколькими студентами из фельдшерского училища откуда-то явился измазанный кровью солдат. Он сказал, что его ранил ножом кто-то из студентов. Достоверно известно только, что двое солдат подрались со студентами и сами получили побои. Вечером того же дня «пострадавшие» стали призывать сослуживцев отомстить обидчикам. Собралась группа «мстителей», возглавляемая старшиной. Старшину же благословил на «подвиги» некий пьяный офицер. Он не только рассказал, как сам дрался в аэропорту, но и добавил: «Действуй тут смелей».

Таким образом, группа солдат обрела руководителя, самовольно покинула казарму и начала драку с учащимися медицинской школы. Вскоре к «бойцам» присоединились другие военнослужащие того же полка. Они оттеснили учащихся к общежитию педагогического института (заодно досталось и студентам), разбили дверные стекла. Выломав ворота медицинской школы, солдаты загнали учащихся в помещение и продолжили избиение. На следующий день зачинщики были выявлены и арестованы. Власти, судя по всему, обошлись в этом случае без применения оружия.

По сходному сценарию развивались «гарнизонные беспорядки» в городе Горьком (сентябрь 1953 г., групповая драка и погром в рабочем общежитии[247]), в селе Уречье Слуцкого района Бобруйской области (октябрь 1953 г., коллективная драка танкистов с местными жителями, один человек убит[248]), городе Пермь (август 1958 г., коллективная драка на танцевальной площадке между кандидатами в курсанты учебного отряда пожарной охраны и местными жителями[249]), в Кяхтинском районе Бурятской АССР (декабрь 1958 г., коллективная драка в женском общежитии между военнослужащими и студентами местного сельскохозяйственного техникума[250]).

«Гарнизонные беспорядки» в большинстве своем были довольно вульгарными групповыми драками без сколько-нибудь серьезной социальной подоплеки. Слабый проблеск «политики» во время драки и погрома, устроенных студентами, проходившими военную подготовку, на станции Артик (Армянская ССР) в июле 1957 г. («оскорбительные выпады в адрес одного из руководителей советского правительства»[251]) вряд ли может изменить общий вывод. Вмешательство властей, как правило, быстро прекращало вспышку насилия, не вызывая встречной агрессии и перерастания группового конфликта в столкновение с «начальством». Участники массового хулиганства и групповых драк «законопослушно» исчезали с места событий. Известен лишь один случай нападения на милиционера (Находка, апрель 1955 г.[252]).

Никаких требований участники подобных событий не выдвигали, никакой угрозы для существующего режима подобные события не представляли и никакой реакции кроме «наказания виновных» не требовали.

«Железнодорожные» беспорядки

Столь же бессмысленными, но гораздо более ожесточенными, были «железнодорожные» волнения военнослужащих. Особенно выделяется в этом отношении все тот же 1953 г. Во всех четырех привлекших внимание московских властей «железнодорожных» конфликтах этого года пролилась кровь и применялось оружие (в трех случаях — огнестрельное, в одном случае — холодное). В трех эпизодах зафиксировано столкновение с милицией и/или представителями военных комендатур.

Серьезные беспорядки были организованы военнослужащими войск Ленинградского района ПВО, которые в конце апреля 1953 г в соответствии с директивой Генерального штаба передавались в железнодорожные войска. 30 апреля 1953 г. 184 солдата и сержанта во главе с капитаном были отправлены на станцию Алакурти Кировской железной дороги. Сделано это было, несмотря на запрет отправлять воинские эшелоны из Ленинграда в праздничные дни. Зная о потенциальной конфликтности военнослужащих при железнодорожных перевозках, и повышенной опасности массового пьянства в предпраздничные и праздничные дни, власти справедливо опасались ЧП.

За первым нарушением последовало второе. Часть личного состава получила деньги вместо продовольственного пайка и, пользуясь бесконтрольностью, начала пьянствовать уже на Московском вокзале Ленинграда. Там же вспыхнула обоюдная драка между солдатами, во время которой 15 военнослужащих получили легкие ранения и побои. Офицеры погрузили зачинщиков драки и пьяных солдат в эшелон и вместе с остальными военнослужащими отправили по маршруту.

На станции Волховстрой Кировской железной дороги 1 мая 1953 г. во время длительной стоянки поезда военнослужащие затеяли драку с местными жителями и стали заниматься грабежами: забрали из буфета ведро пива и несколько бутылок водки, сняли с какого-то случайного встречного пиджак. Прибывший, на вокзал наряд патрулей (26 солдат местной части ПВО) не смог восстановить порядок. Начальник наряда и военный комендант станции растерялись и попытались переложить ответственность на милицию. Выполняя поручение военных, работники железнодорожной милиции стали задерживать хулиганивших солдат. Пьяная толпа потребовала освобождения товарищей. Вооружившись камнями и солдатскими ремнями, она напала на работников милиции… Начальник военного патруля, пытаясь остановить толпу, трижды выстрелил в воздух. Затем милиционеры открыли стрельбу из пистолетов. Два солдата были убиты, четверо ранены. Однако беспорядки это не остановило. На помощь милиции была вызвана пожарная охрана. Солдаты попытались перерезать пожарные шланги. Милиционеры снова открыли стрельбу и ранили еще одного человека. События разворачивались одновременно с первомайской демонстрацией в другом конце города. В конце концов в конфликт в качестве третейского судьи пришлось вмешаться местным партийным работникам. Они пресекли дальнейшее применение оружия милицией и уговорили солдат успокоиться.[253]