Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

2

Рассказал Ицхак Менахему вкратце о том, что произошло с ним в Эрец Исраэль. Менахем стоял, по своему обыкновению, на ногах, дул на чай в своем стакане и внимательно слушал. Закончив рассказ о своих злоключениях, Ицхак улыбнулся и сказал: «Видишь ты, рабби Менахем, я прибыл в Эрец Исраэль обрабатывать землю и беречь ее – а в результате, кто я? Маляр, пачкун». Менахем дул на свой чай и молчал. Зажмурился Ицхак и начал говорить об Эрец и о труде. Под конец воспламенился и заговорил о религии труда.

Посмотрел на него Менахем сердито, покачал головой и сказал: «Религия труда!.. Религия труда!.. Люди, пренебрегающие основами веры, присвоили себе это драгоценное понятие, как эти современные поэты, упоминающие Святое Имя в своих стихах, несмотря на то что и они сами, и их читатели не знают Бога и не хотят знать Бога. Хочешь знать мое мнение? Так слушай! Человек вынужден работать – ведь если он не работает, что он будет есть? Что касается лично меня, нет для меня необходимости в идеях ни об Эрец, ни о труде. Довольно с человека, что удостоился он жить в Эрец Исраэль. И дай Бог, чтобы не пришлось нам стыдиться перед Эрец».

Опустил Менахем глаза и добавил: «Вообще-то должен человек вести себя скромнее по отношению к Эрец Исраэль. И пусть не считает человек, что он оказывает милость Эрец. Пока еще не увидел я всех великих деяний, которые эти мыслители сотворили здесь. А если и сделано что-то, то поневоле сделано. Земля, про которую написано, что глаза Всевышнего – всегда на ней, по справедливости, не будет такой, какой они хотят ее видеть, ведь глаза Всевышнего, естественно, иные, чем глаза изобретателей проектов и советов, старые ли эти люди, молодые или совсем юные, пишут ли они правду об Эрец Исраэль или лгут ради Эрец Исраэль. Однако главная беда не в идеях, а в казуистике, сопровождающей эти идеи. Еще большая напасть – это люди дела, стремящиеся претворить чепуху в реальность. Нечего говорить, что наше избавление не будет таким, каким они себе его представляют, но, когда удостоимся мы полного избавления, будут они первыми, кто станет гнушаться им. Уже многое я сказал, но еще и это скажу тебе: каждый еврей должен стараться изо всех сил, чтобы удостоиться жить в Эрец Исраэль, ибо источник жизни еврейского народа – Эрец Исраэль. А поскольку Эрец опустошена и безлюдна и трудно жить в пустынном месте, мы должны исправить это и заселить эту страну. Если так, если главное – это вдохнуть жизнь в эту землю, не все ли нам равно, если наша работа будет делаться руками иноверцев, как глупцы-крестьяне говорят?! Ответ на этот вопрос заключен в нем самом: с того времени, как пришли народы в землю наследия нашего, не отстроена страна, наоборот – все народы эти, один за другим, опустошали ее больше и больше. Воля Всевышнего видна в этом. Эрец ждала нас, детей своих, чтобы отстроили мы ее. Простые вещи, о которых свидетельствует сама действительность. Опять я наговорил много. Если ты хочешь доказать ничтожность чепухи, вынужден ты поневоле доказывать это речами. Вижу я, что ты сегодня не вернешься в Яффу, и потому – ночуй у меня. Не предложу я тебе кровать, а уложу тебя на полу. Принято, чтобы хозяин уступал свою кровать гостю, а сам спал на полу; ая… я – неженка и не уступаю своей кровати, пусть не случится так, что я пожалею своей кровати и стану уклоняться от долга гостеприимства. Если тебе надо идти по своим делам, возвращайся ко мне ужинать, есть свежий хлеб, и маслины, халва и, нечего говорить, чай из самовара».

3

Ицхак не вернулся к Менахему Он пошел в Рабочий клуб послушать лекцию Фалка Шпалталдера о рассказах Переца[35]. А когда кончилась лекция и завершились споры, уже наступила полночь. Уступил ему незнакомый бондарь свое место на куче ячменя в погребе одного из крестьян в Петах-Тикве, а сам ушел к кому-то, потому что на двоих не хватало там места.

Но прежде чем привел его бондарь в свою «спальню», они зашли в столовую выпить стакан чая. Сидело там несколько наших товарищей, и они ели, и пили, и спорили друг с другом по поводу лекции Шпалталдера и по поводу самого Переца. Слово за слово, подошли они к теме языка в стране. Но были среди них те, что не принимали участия в споре, поскольку уже взяли себе за правило в Эрец Исраэль говорить только на иврите и строго следили за своими словами, дабы не вышло из их уст слово на другом языке. Особенно отличался этим Герцель Спивак, он же Нафтали Замир, тот, что утонул в скором времени в озере Кинерет: он заметил тонущего араба и бросился спасать его. Нафтали Замир был знатоком в сокровищнице языка, писал на нем небольшие песенки и сочинял к ним музыку, а под настроение говорил стихами. Он не был на лекции Шпалталдера, так как ненавидел его всеми силами души за то, что тот считал нашу любовь к земле устаревшим явлением. Почему Шпалталдер так считал? Потому что в большинстве передовых стран жители оставляют землю и уходят в города. И точно так же нашу преданность ивриту Шпалталдер считал ненужной. Говорил Шпалталдер: «В то время как крупные газеты выходят на идише, великая литература возникает на нем, писатели и журналисты кормятся им, вы хотите заменить его мертвым языком». Однако мы оказали ему честь, потому что мы великодушны и мы позволяем нашим противникам больше, чем любящим нас.

Вошел Шпалталдер с большим шумом, и швырнул шляпу на стол, и взъерошил свою шевелюру:

– Друзья, я голоден, как собака! Найдется тут что-нибудь поесть?

Увидел, что все увлечены спором и никто не спешит принести ему чего-нибудь поесть. Сказал им:

– К чему нам словопрение такое?

Ответил Нафтали:

– Да, лучше пусть принесут ему недожаренное или переваренное жаркое.

– И что же еще принесут мне?

– Козленка в материнском молоке.

– Но ведь на это в Торе запрет!

– У такого человека, как ты, перед Торой пиетет?

– Рифмы твои перекатываются, как помет.

– Дорогой господин, зевни пошире, и я наполню ими твой рот.

Спросил один из присутствующих:

– Кто знает слово, для которого рифмы не видно?

Ответил Нафтали:

– А тот, кто – не знает, пусть ему будет стыдно.

Сказал один:

– Я знаю одно слово такое, например, Фалк Шпалталдер.

Ухмыльнулся Нафтали:

– Пусть причешут ему голову и жопандер.

Сказал Шпалталдер:

– Твоя рифма – не рифма, дорогой Нафтали.

Ответил Нафтали:

– Если правда – твоя, то к чему все мои труды?

– Потому что слова такого нет.

– Ну так что ж, теперь оно выйдет в свет.

– Однако это слово по правилам грамматики так нельзя писать.

– Ага! Господин Жопандер и Шпалталдер уже пошли плясать!

– Рифму получше к имени моему ты не мог сочинить?

– От любой рифмы к твоему имени может стошнить.

– Ну а ты, господин имярек, как зовут тебя?

– Ой! Из-за грехов своих забыл я, как нарекли меня.

Спросил тут один:

– А допустим, ангел смерти тебя вопрошает?

Засмеялся Нафтали:

– Отвечу, что мертвые ничего не знают.

Сказал Шпалталдер:

– Поесть мне чего-нибудь дайте!

Подхватил Нафтали:

– Или падаль, или трефное ему подайте!

– Закрой свой рот, юнец! Чтобы я не слышал больше твои слова!

– Не я, а ты замолчи сперва.

Сказал Шпалталдер:

– Видели вы такого? Он не умеет вести себя!

Ответил Нафтали:

– Как ты поступил с Перецом, так поступил с тобой я.

Как бы то ни было, принесли Шпалталдеру мясо и вино; вмиг покончил он со всем, что стояло перед ним, и приказал принести ему еще, ведь он был ужасно голоден; с того момента, как он поднялся на трибуну, не было у него ни крошки во рту, и живот его гудел, как барабан. Постучал он вилкой по тарелке, поторапливая официантку, и сказал: «Оттого, что евреи привыкли ожидать прихода Мессии, приучили они себя всюду ждать. Но я хочу получить свою порцию немедленно». Пока его собеседники наслаждались его мудростью, взглянул он на Нафтали. Сказал ему: «Теперь готов я забавляться твоими рифмами». Спрятал Нафтали свою злость в глубине сердца и принялся читать Шпалталдеру:

Доставь мне, Боже, прошу тебя, радость,Наполни мне глотку мясом, хоть малость.Дайте поесть мне, ради Бога,Человеку, что говорит так много.Не поминай мне про Переца речь,Нелегко от греха себя уберечь.А если слова мои так жутки,Что ты не в силах их перенесть,Вспомни про мой пустой желудок,Который все время просит есть.А если не хочешь меня слушать, то спорим!Я буду говорить о Менделе Мойхер Сфорим.И направлю огонь своих речейНа Шолом-Алейхема, Шалома Аша[36] и их друзей.

Менахем ждал своего гостя. Гудел самовар, а он стоял и учился до рассвета. А когда наступило утро, не пошел спать, потому что никогда в жизни не касался головой подушки днем. И так как не было у него работы вне дома, учился весь день и закончил трактат из Гемары. А так как другого трактата не было у него, вернулся к началу, говоря при этом: слова эти имеют отношение ко всем временам и к любому периоду в жизни человека, и иногда ты почувствуешь на сто первый раз то, что не почувствовал в предыдущие сто раз. И он пожалел тех, кто работает сейчас в поле и не понимает, до чего же хороша Гемара для тех, кто ее учит.