Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

Раза два брал Оргелбренд Ицхака с собой в Петах-Тикву, заходил с ним к некоторым из хозяев, и в каждом доме встречали их чаем и угощением. Попадались дома, где бывал Ицхак сразу после своей алии. Хозяева домов не помнят Ицхака, ведь он не кто иной, как один из множества, просивших у них работу, и кто же может упомнить их всех. Но Ицхак помнит их, хозяев: этот сидит на веранде, и пьет чай, и посасывает сахар, и отпускает его ни с чем; а жена этого говорит ему, Ицхаку, чтобы он потрудился сходить к соседу, когда же он пришел к дому соседа, то нашел его запертым. Теперь накрывают для него стол, и после обеда дочери их играют пьесы Баха и Бетховена, Моцарта и Рубинштейна. Много раз слышал Ицхак о них, не понимая, что это за музыка, вдруг – сидит он за столом, полным еды, и красиво одетые девушки сидят и играют эту музыку. И если девушки приветливы с Оргелбрендом, Ицхак не завидует ему, потому что все мысли Ицхака лишь о Соне. Спустя час-два они прощаются и идут в гостиницу – поздно вечером нет отсюда дилижанса. Хозяин гостиницы сам из первых поселенцев, и дом его был открыт для гостей. Но когда те проели все плоды его труда и у него не осталось ничего, кроме дома, был вынужден брать за ночлег плату.

Сидят гости меж высокими кипарисами в саду, в их сладкой полутьме. И с ними сидит несколько местных жителей. Это – образованные молодые люди, владельцы полей и виноградников, еще не позабывшие старые идеалы, привезенные с собой из дома, и даже те из них, что на первый взгляд приводят к убыткам, как, например, предоставление работы еврейским рабочим. Будучи наивными людьми, они говорят: «Ведь не только для того, чтобы преуспеть, мы приехали – прибыли мы, чтобы строить свою страну; но нет страны без народа, и нет народа без рабочих». Насмехаются над ними умеющие хорошо считать и аргументированно доказывают, что те потеряют свои деньги и в конце концов останутся ни с чем. А некоторые из этих прагматиков еще и сердятся на них – ведь те вынуждают признать их правоту, когда говорят им: «Почему вы не нанимаете еврейских рабочих? Ведь есть у вас работы, выполненные еврейскими руками, и ваше состояние не погибло?» Но и сами эти молодые люди тоже иногда сомневаются, может быть, истина на стороне умеющих считать? Но пока что они живут на свои средства и кормят еще некоторое число евреев и обращаются со своими рабочими, как с ровней. Сидят они себе под кипарисами в саду и беседуют о каждодневных проблемах и о делах своей мошавы, о бароне и о Еврейском Колониальном обществе, о сподвижниках Ахад ха-Ама и о первых шагах Петах-Тиквы, о первопроходцах, что уже отправились в мир иной, и о тех, что отправились совсем в иные места. И только кипарисы, посаженные хозяином сада, растут и не двигаются с места.

И вот живет Ицхак в гостинице, в деревне, где он жил с Рабиновичем вскоре после своей алии. Если бы они удостоились, трудились бы на этой земле. Теперь, поскольку они не удостоились, один мотается по свету, а другой – гость здесь на одну ночь. Ведь человек, как дерево в поле, так написано в Торе. Достоин – он подобен дереву с глубокими корнями, недостоин – подобен листу, гонимому ветром.

Ицхак не вспоминает уже те дни, когда он обивал пороги здесь в этой мошаве от крестьянина к крестьянину в поисках работы. Сейчас живет он здесь в качестве постояльца, заплатившего за ночлег своими деньгами. И в качестве постояльца, деньги которого уплачены за место, он не беспокоится о ночлеге и столе. Как-то раз приехал один крестьянин из Эйн-Ганим покупать навоз и увидел, что сидят тут и беседуют люди; подсел к ним и рассказал, что в канун субботы был в Яффе и слышал там, что Бреннер[34] собирается приехать в Эрец Исраэль. Так написал Бреннер: «Нет для еврея места в мире, пойду и попробую, может, есть место для еврея в Эрец Исраэль». Как мы обрадовались этому известию, ведь из всех известных писателей не было тут в Эрец никого, кроме Шая Бен-Циона, а если приезжали один или двое повидать Эрец, то жили тут месяца три и возвращались назад, подобно тому, как обычно поступали наши вожди и руководители, говорившие: диаспора нуждается в нас. Диаспора не нуждалась в них, а если и нуждалась, то чтобы они служили примером, что можно быть сионистом и жить в Эрец Исраэль. Поэтому так обрадовались мы слуху, что Бреннер приедет к нам и будет жить с нами. Однако не все, слышавшие это, обрадовались, ведь не в обычае этого писателя закрывать глаза на то, что он видит.

Кипарисы закутались в тень, а люди сидят и беседуют о временах, что прошли, и о временах, что придут. Неизвестно, будут ли те времена, что придут, лучшими, чем те времена, что прошли; во всяком случае, час этот, который не является ни прошлым и ни будущим, прекрасен. Стало сладко Ицхаку на душе, и он подумал: жаль, что не привел я с собой Соню. И не понимает, глупец: даже если бы умолял, не пошла бы она. Разве не кончилось уже все между ним и Соней? Кончилось или не кончилось – беды его уж точно не кончились.

Часть шестнадцатая

Ревнители Эрец Исраэль

1

Ицхак и Оргелбренд решили утром возвратиться в Яффу, но увидели, что дилижанс переполнен. Из уважения к господину Оргелбренду в услугах которого многие нуждались, согласились пассажиры потесниться и освободили для него место. Вернулся Оргелбренд в Яффу, а Ицхак вынужден был ждать до завтрашнего дня, потому что в те времена дилижанс отправлялся из Петах-Тиквы в Яффу только раз в день. Мог Ицхак вернуться в Яффу пешком, из Петах-Тиквы до Яффы времени пути для обычного человека три часа, а три часа ходьбы – что это для молодого человека вроде Ицхака? И даже арабов он не боялся: уже поняли арабы, что вовсе не каждый еврей подобен бессловесному младенцу. Но все же он решил подождать до завтрашнего дня, чтобы побывать в Эйн-Ганим. Это поселение, созданное рабочими в очень тяжелые времена, во времена, когда многие были вынуждены покинуть Эрец, так как не смогли найти работу было дорого нам как живое и достоверное свидетельство возможности нашей жизни в Эрец Исраэль.

Собрался Ицхак и вышел из Петах-Тиквы и направился в Эйн-Ганим. Черно-красная земля, прежде рожавшая колючки и бурьян, ящериц и скорпионов, ныне выращивает плодовые деревья и овощи, птицу и скот; теперь на ней – фермы и дома, мужчины, женщины и дети. Днем мужчины работают в Петах-Тикве, кто – нанимается на длительный срок, а кто – на поденщину, но вечером возвращаются они с работы и отдают все свои силы своей деревне.

Как же это получилось, что место, где не было ни души, превратилось в сельскохозяйственное поселение? Просто в те времена, когда казалось, что мы ничего не можем сделать в Эрец, маленькая группа, накрепко привязанная к земле, решила: «Ни шагу отсюда!» Объединились они в товарищество, чтобы основать сельскохозяйственную колонию – приобрести совместно несколько дунамов земли и обрабатывать землю. Когда найдут работу, они будут работать на других, а вечером будут работать на себя; а в тот день, когда не найдут ничего, будут работать на себя весь день. Денег на пропитание не было у них, и нечего говорить о деньгах, чтобы купить клочок земли, ведь они были поденщиками, а поденную работу не всегда найдешь, но их страстное желание и воля к жизни прибавляли им сил, и они преодолели все препятствия.

Итак, приобрели они кусок земли и каждый день, возвращаясь к себе вечером с работы в Петах-Тикве, выходили с женами и детьми, выпалывали колючки и делали из глины кирпичи. А воды у них не было – источник был далеко от того места, где они поселились, путь к нему пролегал через пески, колючки и бурьян, а они ходили босиком, жалели свои башмаки. Однако они не жалели себя и таскали воду издалека, чтобы изготовить кирпичи и построить для себя хоть маленькие дома. И вот возле тех самых домов ты теперь видишь добрую землю, приветливую и щедрую к работающим на ней людям. И они пахали, и сеяли, и сажали. А воды у них не было – источник был далеко от того места, где они поселились. Но они не жалели своих трудов и таскали воду издалека, чтобы поливать свои сады. Принялись их посадки и выросли замечательные саженцы, которые прославились повсюду, и многие приезжали, чтобы купить их. Но они не продавали свои саженцы, а вырастили из них прекрасные деревья. Труженики эти, голодные и больные – им нужно было бы на заработанные деньги купить себе немного хины от мучающей их лихорадки, – преодолевали себя ради своей мечты. Подобно им – их жены. Даже самая нежная и слабая среди них отрывала от себя последнее и отдавала птицам. И как мать, так и дочь, и как отец, так и сын. Это – Эйн-Ганим, первая мошава еврейских рабочих в Эрец Исраэль, созданная их трудом.

2

Вернемся к Ицхаку. Прогуливается он среди маленьких домиков, окруженных нежными саженцами, в субботнем платье, как турист, и куда бы ни поворотился он, смотрит на него нежный саженец, маленький цыпленок, окошко дома; а в доме и в поле блестит красная косынка на голове женщины, властительницы и в доме и в поле. Наверняка вы слышали об основателях Петах-Тиквы, и об основателях Ришон ле-Циона, и о билуйцах, и о других наших братьях – поселенцах в Иудее и Галилее, в Шароне и в Самарии, в низинах и в горах. Сколько страданий пришлось перенести им! Но весь труд первопроходцев напоминает нам старые легенды, и их доблесть затмевает для нас их страдания. А здесь страдания тружеников еще свежи, как бы вы ни восхищались их мужеством, вы не забываете их мучений.