Итальянское каприччио, или Странности любви - Нелли Осипова

Аня вернулась мыслями к прошедшей ночи… Андрей был таким пронзительно-нежным, заботливым в каждом жесте, в каждой мелочи, что она растерялась — ничего подобного она не испытывала и просто не могла предположить, что так бывает. Бедный, он так волновался, что его била дрожь. И когда наконец он решился и неловко вошел в нее, все сразу и закончилось. Он страшно смутился, готов был от стыда заплакать. Тогда Аня, обнимая и успокаивая его, сама, словно опытная женщина, прижалась к нему, ласкала, проводя кончиками пальцев от сосков к паху, пока с облегчением не почувствовала, как стремительно возрождается в нем желание. Второй раз все получилось замечательно, почти так, как когда-то с Николаем… Господи, как долго воспоминания о нем будут преследовать ее? И все-таки сейчас она воскрешает в себе ласки и порыв Андрея — не Николая! Никогда Николай не проявлял благодарности и нежности… Аня закрыла глаза — захотелось понежиться, поваляться. Неутомимость и неутоленность Андрея словно кричали: «Я всю жизнь ждал только тебя!»

И хотя Аня понимала, что в действительности все не так, ей было так хорошо, так спокойно, как никогда прежде. Она еще раз взглянула на часы и усилием воли заставила себя встать.

…Банкет по поводу окончания съемок и отъезда телевизионщиков устроили прямо в столовой. Цигалев пытался придать всему официальный характер, даже взял на себя роль доморощенного тамады, но после второй рюмки никто его не слушал — пошло сплошное братание, остроты, обмен адресами, приглашения.

Натка сидела рядом с Олегом Ивановичем и натужно смеялась каждой удачной и неудачной шутке, но глаза напряженно следили за Аней и Андреем, притулившимися в самом конце длинного стола. Даже Ирина как будто отмякла и подобрела, во всяком случае, глаза ее лучились, а лицо сияло ослепительной, прямо-таки голливудской улыбкой.

— И чего она директорствует? Могла бы сниматься в кино, была бы второй Элизабет Тейлор, — шепнул Андрей.

Аня улыбнулась и так же шепотом ответила ему:

— Во-первых, Тейлор брюнетка, а во-вторых, в искусстве вторые никому не нужны.

— Темнота ты необразованная — ее можно выкрасить или надеть парик, — пошутил Андрей.

Они тихонько захихикали.

— Анечка, — играя голосом, обратился к ней Олег Иванович, — вы единственный непьющий человек за этим столом. Я протестую — хотя бы на посошок, перед расставанием…

— Она только в ресторанах пьет, — не удержалась Натка.

Все посмотрели на нее, потом на Аню. Аня после секундной растерянности улыбнулась и звонко, на весь зал сказала:

— Вот видите, Олег Иванович, к чему приводит слава — не успели вы меня увековечить в фильме, а уже объявился у меня биограф. Правда, как все биографы, перевирающий факты, но все равно приятно.

— Так вы выпьете?

— Спасибо, нет. Только когда брошу спорт.

— Я запомню, — улыбнулся Олег Иванович.

Телевизионщики уезжали с шумом и песнями. Кажется, даже водители не удержались и глотнули лишку. Вот отъехал тонваген, кряхтя и опасно покачиваясь, за ним машина оператора, «рафик». Все. Телевизионщики ушли навсегда из Аниной жизни…

В субботу утром Андрей неожиданно прикатил к вагончику на мотоцикле. Катя, как завелось в последнее время, ночевала у Сергея. Аня, сонная, еле продрала глаза, впустила Андрея и заворчала:

— Ты что, решил всех разбудить?

— Нет, только тебя.

— Спасибо. А тебе это удалось. Андрей поцеловал ее.

— Я по делу.

— Какие дела в субботу?

— Не думал, что ты такая ворчунья. Давай быстренько собирайся — бери купальник, полотенце, одеяло и — едем.

— Раскомандовался… Куда? Я еще не умывалась.

— Там умоешься. Я нашел потрясающее место. Если ты согласна, мы поедем туда на весь день и с ночевкой.

Место действительно оказалось прелестным, словно иллюстрация к сказке — вокруг ни жилья, ни дорог, только узкая тропка вилась вдоль высокого берега реки, петляя между зарослями кустов, ивами и редкими осинами. На той стороне реки тянулась широченная золотистая, девственно-чистая песчаная полоса.

— Какой дивный пляж! Но как мы туда попадем? — спросила. Аня.

— Там впереди перекаты и брод. Расположимся примерно во-он где, — и Андрей указал на противоположный берег, где на песке валялся выброшенный паводком сушняк.

Аня ревниво подумала, что Андрей, наверно, не раз приезжал сюда.

— Я на том берегу ни разу еще не бывал, — сказал он, словно подслушав ее мысли. — Отсюда со спиннингом рыбачил, а как там ловится, не знаю.

Брод оказался коварным: в двух местах они попали в довольно глубокие, по пояс вымоины, и до облюбованного места мотоцикл им пришлось тащить чуть ли не на себе.

— Обратно не поедем через брод, — успокоил Андрей.

— Да уж… Хорошенького понемножку.

— Мы сделаем большой крюк, но зато сможем проехать по нормальному мосту.

Они добрались до зарослей тальника. Андрей быстро разобрал привезенные вещи, свинтил спиннинг, пошел к берегу. Солнце красным шаром зависло над степью, воздух сделался прозрачным и золотистым в его косых лучах. Рыба неистово заиграла, словно на каждом метре реки десятки речных обитателей вздумали одновременно выпрыгивать из воды и плескаться.

За десять минут Андрей натаскал жирных голавлей и даже одного леща. Пока он умело чистил рыбу, Аня со странным чувством смотрела на него: казалось бы, сколько красивых мужских фигур перевидала она за свою спортивную жизнь, а вот от него не могла глаз оторвать: мускулистый, худощавый, вернее сухой, с гладкой, загорелой бронзовой кожей, сейчас, при закате солнца, он казался ей прекрасным юношей, и было в нем что-то языческое.

Аня подошла к нему, присела на корточки рядом и прижалась к плечу.

— Ты что? — спросил он негромко.

— Просто так.

— Я весь в рыбьей чешуе… — смутился он.

— Ничего, я подожду, — ответила она.

Он закончил возиться с рыбой и принялся за костер, который ловко разжег из сушняка.

— Сейчас прогорит, брошу рыбу на угли и пойдем купаться.

— Угу…

Пока он полоскал руки в воде, Аня медленно сняла с себя купальник. Андрей оглянулся на нее и так же медленно снял плавки.

Взявшись за руки, словно древние боги, нагие и прекрасные, они вошли в воду и поплыли.

Дальше все слилось в бесконечную череду любовных ласк, омовений в теплой, как парное молоко, воде и новых взрывов самых дерзких проявлений страсти.

Через полторы недели она вошла в кабинет Цигалева и положила на стол заявление об уходе.

— А мы надеялись, что ты останешься еще на месячишко, — с грубоватой игривостью сказал он.

— Я написала в заявлении, что прошу оформить меня на работу только на месяц.