Тайны Далечья - Денис Юрин

Кто другой усомнился бы в здравии рассудка своего, да только Дион был не из таких. Обрадовался отшельник, поскольку почувствовал в себе силы любимую вернуть и, позабыв о целебном отваре, принялся грамоту изучать. Истлели от времени листы, мало можно было на них различить, а какие буковки сохранились отчетливо, те хоть и читались, но в слова странные, уже давно из употребления вышедшие складывались. Трудно было грамотку прочесть, но цель великая любые усилия оправдывала. Три дня и три ночи просидел Дион за столом, пытаясь слова предков прочесть и понять; три дня и три ночи не отвлекался на иные заботы, но в конце концов у него получилось: открылось отшельнику еще одно таинство древнее, что ум поразило, а сердце ранило.

«… На шестьдесят седьмой день похода поредела дружина наша. Солнце жгучее, жажда да звери дикие многих доблестных воинов в верхние шатры отправили. Князь Милонил три дня, как погиб, а с сотником его верным Вертолом лишь две дюжины соратников осталось… Неприветливы земли южные, далеко уже мы зашли и вряд ли путь домой осилим. Настигнет нас смерть на чужбине, не дойдем мы до берега, где корабль должен нас ждать…»

Почти целый лист уничтожило время. Так и не узнал отшельник, какую смерть остатки дружины приняли.

«Семьдесят восьмой день… Нас осталось трое. Переход завершен, но корабля нет… Узрели мы сегодня дерево странное: высоко оно, стройно и красиво, а от цветов просто глаз не отвести. Называют его местные «дракоранкой», «мертвым деревом» на их языке. Рассказывал целитель дикарей, что листы дерева хоть и красивы, но мертвые… солнечный свет в себя не вбирают, а для иного предназначены. Питается дерево всем, что вокруг растет, да зверьем мелким. Это дерево старое, земля вокруг него черная, мертвая… много костей вокруг да шкурок. Полны листы толстые влагой, но пить ее нельзя, так дикари говорят… Мы умираем, нас мучает жажда!»

«Семьдесят девятый день. Хочется пить, сил нет подняться. Ночью не выдержал Мифол, лист проклятый мечом срубил и влаги испил… Ему полегчало, но затем одолела его душу чернота мерзкая. Изменился он, в зверя внутри превратился. Бардава умирающего прирезал, крови его испил и плоти еще теплой отведал… Придало это ему сил. Обещал мною завтра полакомиться…»

«Восьмидесятый день. Мы увидели парус. Мифол ушел к берегу, оставив меня умирать… Скоро я отправлюсь к товарищам, увижу верхний мир… Не буду пить из листа отравленного. Уж лучше тело сгубить, чем душу свою мерзостью замарать/…»

На том закончилась летопись давних лет, печальная история о походе неудавшемся, но был еще один лист, иной рукой исписанный…

«Добрался тот корабль до родных земель, и настигло Далечье проклятие, Советом Целителей «Чернухой» названное. Никто из проклятых плоти человеческой боле не ел, поскольку надобности в том не было, но чернота в их души заползла и там навеки осталась. Живут проклятые лишь для себя, ни Род, ни близких своих ни в грош не ставя. Цель их жизни – властью, богатством али славой выделиться! А когда беда приключается, идут они на жертву и подлость любую, чтобы, как дерево то, диковинное, за счет жизненных сил других выжить. Вползают они к людям в доверие мерзким гадом, топчут души грязными сапожищами, чтобы цели своей достичь да самим душевное равновесие обрести! Зараза эта страшная и неизлечимая! Много уже душ проклятые загубили и еще скольких погубят! Не искоренить ее, поскольку неизвестно нам, как она от человека к человеку передается; от сердца к сердцу переходит. Чую, настанут вскоре в Далечье черные времена! Печально сердце, и с горечью глаза мои в будущее глядят…»

Неведомо было отшельнику, кто строки эти писал, но зато понятно стало, что имела в виду прабабка Прокорья, когда послание это прочесть призывала. Больна была его обидчица, «Чернухой» заражена, и всякий, кто рядом с нею был, иль страдал, иль умирал. Пуста душа ее была, холодна и черна; проживала она свой век сладко за счет других, их сердца разбивала, и через их несчастье, желание жить в себе возрождала. Внушали сомнения неоспоримые в прошлом истины, да и злоключения барыни уже иначе смотрелись. Призадумался Дион, никак решить не мог, какую же цель поставить. Любовь безответная вмиг куда-то из сердца исчезла, осталась лишь горечь, что красавица его бездушно использовала, и страх; страх перед тем, скольких людей Несмеяна еще обездолит, чтобы благополучно себя чувствовать… Выбор был сложный. Имелись у него знания, возможности, чтобы других людей от страданий в будущем избавить; но противилось сердце горе бывшей любимой причинять. Целые сутки отшельник думами тяжкими маялся, без сна из угла в угол бродил, пока наконец не принял решения…

* * *

Однажды холодным зимним утром открылись ворота стольного града Кижа и вошел в них муж, краше которого во всем Далечье трудно было сыскать. Лицом красив и фигурой статен; выбивались из-под шапки беличьей волосы густые, русые и волной блестящей на плечи ниспадали. Ладно сидел на приезжем дорогой теплый кафтан, да и от сапожек, черных, как смоль, глаз было не отвести. На поясе висел добрый меч; сразу было ясно: человек бывалый, удачливый воин. Засматривались на него девки городские, еще поутру сонные, да и стражники почтительно взирали. Чувствовали в нем своего, ратного человека, достойного уважения да почтения.

Размеренным, уверенным шагом проследовал гость мимо зевак на главную городскую площадь. Хоть лик спокоен и даже надменен был, но сердце в груди от радости плясало. Не признать в нем былого лесного отшельника, нечесаного, небритого да в грязных лохмотьях расхаживающего. Неузнаваемо дурень преобразился и даже с десяток лет сбросил. Откуда Дион денег на новую одежу достал и как ему удалось ликом измениться, никому не ведомо, но для того, кто днями и ночами долгими таинства природы постигал и их в жизни применять не боится, нет ничего невозможного.

Екнуло сердце в груди отшельника и быстрее забилось, когда он мимо палат барона проходил. Вспомнилось ему былое: как он с Несмеяной в избушке сиживал, как в Киж за ней подался, как его слуги барона плетками били. Горько Диону стало, но он боль в груди унял, тяжко вздохнул и дальше отправился. Нечего ему было в хоромах вельможи делать… пока нечего, ведь его обидчица в заморских землях гостила, да и сил он пока не имел. Чтобы замысел свой осуществить, должен был обладать бывший отшельник могущественным оружием – властью. Только она могла восстановить справедливость да многих доверчивых простаков в будущем от суровых мучений избавить. Зашел Дион в палаты Королевского Торгового Надзора, а вышел лишь к вечеру, держа в левой руке тощий кошель с жалованьем, а в правой – грамоту младшего писарчука.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});