Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты - Василий Песков

Совсем уж маленький слон еще не знает, для чего ему хобот. Гибкая «рука» путается у него в ногах, иногда на хобот слоненок даже наступит. Но здешняя темнокожая братия уже хорошо понимала назначение главного инструмента слонов. У пруда, где плавали черные австралийские лебеди, слонята устроили себе душ – с наслажденьем, как из шлангов, поливали друг друга водой.

И теперь о главном, что привлекает посетителей в этот полуцирк-полузоопарк, о крокодилах. Их много тут – три тысячи. В огороженных водоемах, как кочки, торчат крокодильи глаза и ноздри. Три тысячи… Зачем так много? Меня уверяли – для зрелища. Вряд ли. Какой смысл кормить эту прорву вечно голодных чудовищ. Скорее всего, зоопарк покрывает свои расходы с крокодиловой фермы, каких в Таиланде немало и которую тут в зоопарке не афишируют.

Афишируют «Укрощение крокодилов». Это действо показывают три раза в день.

Дождавшись нужного часа, я присел на трибуне в ожидании представленья. В бассейне внизу неподвижно лежало десятка полтора крокодилов размером примерно в два метра каждый. Когда заиграл бравурный цирковой марш и зычный голос стал что-то выкрикивать, крокодилы зашевелились, видимо, хорошо понимая, что будет дальше, и стали сбиваться в угол бассейна.

Тем временем на маленький, покрытый голубой масляной краской остров-арену вышел парнишка в красной жилетке, обшитой золотым позументом, и в такого же цвета коротких штанах. Став на колени, он помолился, доставая арену лбом, и, вооруженный бамбуковой палочкой, приступил к делу…

Крокодилов парнишка хватал за хвосты и вытаскивал за арену. Крокодилам это не нравилось, они изгибались пружиной и, толчком распрямляясь, старались пастью достать обидчика. Как капканы, громко щелкали челюсти, но укротитель был начеку и ловко увертывался.

Вытащив на арену четырех крокодилов, каждого он обрызгал водой и потом, заходя сзади, подвигал их передние лапы под брюхо. Потом открывал он пасти у крокодилов. И крокодилы почему-то в этом положении застывали. Далее укротитель подползал к каждому и – одного целовал в ноздри, другому с языка клал в зубы свернутую в трубочку денежную бумажку.

Финальный момент представленья такой: одного крокодила укротитель, подкравшись сзади, схватил и, прижав спиной к своему животу, победно бежал по арене.

Играла финальная музыка. Редкие зрители расходились. А я, желая поговорить с укротителем, задержался и увидел, как он весело помахивал пальцем, из которого хлестала кровь. Оказалось, крокодилы иногда когтями все же укротителя достают. У меня в сумке был бинт и пластырь, а у парня под рукой оказался пузырек с какой-то примочкой. Забинтовав палец, мы сели поговорить.

Финальный момент представления.

Я спросил: есть, наверное, какие-то тайны в его работе. Зачем, например, каждого крокодила он обливает водой на арене? Что это – способ их охладить, успокоить? Парень ответил: «Нет. Поливая водой арену, я делаю ее скользкой и лишаю крокодилов жесткой опоры. Сдвинутые под брюхо передние лапы задачу сделать резкий решительный выпад еще более усложняют». А рубцы и зажившие ранки на бедрах – травмы профессиональные? «Да, бывает…» – весело кивнул парень.

Ему девятнадцать. Приехал он на остров Пхукет из Бангкока. Своим положением и заработком доволен.

Мы попрощались. Укротитель сел на мотоцикл и, помахав забинтованной рукой, покатил отдыхать от опасного представленья. А я зашел еще раз повидаться с местными петухами. Они положеньем своим явно не тяготились – с удовольствием поклевали еще семян и проводили меня кукареканьем, хотя было не утро, а вечер.

• Фото автора. 21 ноября 1997 г.

Двое и океан

Наш специальный корреспондент Василий Песков рассказывает об одиссее хабаровских мореплавателей Медведевых, переживших драму в Индийском океане

«Семейный ресторан морских продуктов» тайца Тауи Юена расположен на берегу океана. Сидя в нем, видишь пляж и синюю даль. «Если с Пхукета поплыть в эту даль, приплывешь в Австралию», – шутит веселый маленький ресторатор. Сам он, обремененный семьей, никуда с Пхукета не отлучался. В молодости синяя даль его волновала. Теперь же он лишь наблюдает, что происходит у пляжа и что маячит в море у горизонта. Картина всегда одинакова: носятся катера с парашютистами и водными лыжниками, проплывают нарядные тайские лодки с туристами, а на горизонте постоянно маячат два-три рыбацких судна.

Но вечером 5 октября Тауи заметил странное судно под парусами. Оно то приближалось, то дрейфовало в сторону. Непонятно было, хочет оно пристать или, напротив, важно пляжа ему избежать. Между делами Тауи следил за парусником и на заходе солнца привлек к нему внимание германского туриста Стефана Отасона. Тот тоже нашел много странного в поведении судна.

Любопытство наблюдателей обострилось, когда в быстро сгущавшихся сумерках на паруснике не появилось ни одного огонька. «Может быть, кто-то терпит бедствие?» Тауи подогнал к пляжу свой джип и, повернув его фарами в сторону моря, стал помигивать светом, обозначая линию берега.

Парусник медленно приближался, и к полуночи большая приливная волна выбросила на прибрежный песок шхуну. На ее палубе стояли двое людей, вид которых Тауи испугал. Это были два заросших волосами скелета. Один, спустившись в воду, пошатываясь, пошел к людям. Другой с ружьем в руках в воде упал и подняться не мог. Его подхватили на руки и отнесли к джипу. «Где мы находимся?» – был первый вопрос неизвестных. Им сказали, что это Таиланд, остров Пхукет. «А мы из России…» Ничего больше двое вынесенных к Пхукету людей сказать не могли. Их немедленно повезли в госпиталь. После душа они попросили: «Пожалуйста, скорее еды…»

А через день госпиталь на Пхукете атаковала армия журналистов. Выяснилось: двое русских вблизи Австралии потерпели аварию и более пяти месяцев были игрушкою океана. Течения вынесли их к Таиланду, чему мореходы несказанно удивились: «Мы полагали себя совсем в другом месте». Люди были предельно истощены. Они сообщили, что каких-либо исследовательских целей у них не было. В океан углубились из любопытства, по доброй воле.

Информация по миру сегодня распространяется быстрее, чем слухи в деревне. В тот же день десятки телевизионных станций и тысячи газет сообщили очередную сенсацию. Мне ее в коридоре поведал главный редактор «Комсомолки», когда я вернулся из отпуска. «История любопытная. Смотайтесь на этот Пхукет. Очень возможно, что это будет что-то вроде «Таежного тупика». Билет мы уже заказали…»

И вот я в Пхукете, в госпитале. Путешественники уже без удивленья встречаются с журналистом – острый интерес к их истории спал. Пострадавшие по-прежнему очень слабы, но потрясающей на первых снимках худобы уже нет. Харчи, как во всякой больнице, тут скудные. Но страдальцам постоянно привозят еду из ресторанов. Сначала врачи ее ограничивали, опасаясь последствий долгого голоданья. (Старший из мореходов при отплытии из Хабаровска имел вес 106 килограммов. В день помещения в госпиталь весил он 54 килограмма.) Очевиден синдром ленинградских блокадников – обоим постоянно хочется есть. С рестораном договоренность: телефонный звонок без объяснений и просьб означает – нужна еда. Привозят ее немедленно. Одним таким звонком был прерван первый наш разговор. Минут через двадцать подъехал пикапчик, и в руки моих собеседников передали по три коробки различных блюд с картошкой и рисом, а на закуску – по большой пицце. Все было съедено почти мгновенно. А старший сказал: «Я и еще чего-нибудь пожевал».

На другой день отправились мы на берег и увидели судно. Оставшись без команды, оно было разграблено местными мародерами и охотниками за сувенирами. От шхуны осталась одна коробка. Замытая песком по ватерлинию, она почти лежала, сильно накренившись на правый борт, и походила на панцирь черепахи, из которого вынуто все живое. Носовая часть у правого борта была расщеплена сильным столкновением с чем-то. Названья у шхуны не было. А на корме ниже окошка с цветными стеклами синела полинявшая надпись Kavasaki. (Так называются несколько типов судов, построенных на верфи в японском городе Кавасаки.) По судну бегали ребятишки. Отдыхающие, проходя пляжем, непременно тут останавливались и вполголоса обсуждали недавно виденное по телевидению. В двух высоких и оттого казавшихся особенно исхудавшими людях узнавали попавших в беду мореходов.

Шхуна пока на боку, а команда уже твердо стоит на ногах.

Остров Пхукет каким-то магнитом притягивает терпящих бедствие. Тремя днями раньше, чем этот выброс на пляж, чуть дальше на берег вынесло яхту, на которой в одиночку из Барселоны через Атлантику, Тихий океан и Австралию плыл швейцарец, пятидесятитрехлетний Питер Конрад. У него на судне с едой, водой и навигацией все было в порядке. «Чем же вы объясняете свое появление на Пхукете?» Швейцарец ответил кратко: «Течения…» Мореход оказался человеком веселым. Мы вместе посмеялись над главным «морем» Швейцарии – Женевским озером. «Зов, зов… Многие славные мореходы, как известно, выходцы из глубин суши». – «Сколько же стоило вам это странствие?» – «Примерно сорок тысяч «зеленых», не считая яхты и ее снаряжения». – «А если бы не Пхукет, а какой-нибудь необитаемый остров?..» – «Ну, я-то был в форме и мог бы выжить. А для ваших необитаемый остров мог бы стать последней на земле сушей. Этот песок на пляже им надо поцеловать».