Кольцо с тремя амурами - Анна Князева

– Та-а-ак, – заинтересовался Василий Дмитриевич. – Продолжай.

– К хищениям был причастен генерал КГБ Киреев. Он фигурировал во всех уголовных делах, которые так ничем и не закончились.

– Это потому, что он в них фигурировал, – заметил Труфанов.

– Сергей Вешкин, – Дайнека вполголоса пояснила, – наш осведомленный и умный человек, утверждает, что в ящиках, которые отправляли в хранилище № 20, были эти самые похищенные ценности.

– Да ну! – Труфанов откинулся в кресле, и в его глазах заплясали веселые чертики. – И ты с этим ко мне пришла? По-твоему, я верю в детские сказки?

– Подождите. Я еще не сказала самого главного. Олег Семенович Роев, о котором мы говорили, был майором Комитета госбезопасности и приемным сыном Киреева.

– Этого генерала?

– Да! – после многозначительной паузы она заговорила снова: – Теперь про кольцо.

– Неужели украдено? – взбодрился Труфанов.

– Это кольцо принадлежало княгине Волконской и хранилось в Петровском крупном музее. Специалисты опознали его по моим фотографиям.

– Скажите, пожалуйста… – Он шлепнул себя по коленке. – Похоже на правду. Если так, жаль, что все пропало.

– Об этом потом, – перебила Дайнека. – Сейчас я изложу свою версию. Понимаете… Роев был хранителем чьих-то сокровищ. Эту миссию на него возложили вместе с определенными обязательствами. Он, как сказал Вешкин, стал заложником ситуации. У него не должно было быть никаких связей, никакого общения. Он не должен был давать никаких объяснений. Когда я говорила со стариком Арзамасцевым, он охарактеризовал Роева как нелюдимого, крайне изолированного человека. Возможно, таким его характер и был. Но в большей степени, я думаю, такой была ситуация, в которую он угодил. Вы только вдумайтесь, ему было всего тридцать четыре. Молодой мужчина мается в четырех стенах гостиничного номера, подходит к окну и видит, как изо дня в день в сорок четвертом кабинете идут репетиции. Видит красавицу Лену Свиридову, влюбляется в нее… – Дайнека опустила глаза. – Что было дальше, мы узнали из ее дневника.

– Ты думаешь, за ним следили? – осторожно спросил Труфанов.

– А вы как думаете? Даже у Сопелкина был куратор из КГБ.

– Здесь ты права.

– Неизвестно, кому принадлежали эти сокровища – одному человеку, группе лиц, целому обществу или какой-то партии. Но то, что эти люди обладали неограниченной властью, неоспоримо.

– Ну хорошо, – согласился Василий Дмитриевич. – А как ты все это пришьешь к убийству Свиридовой?

– Роев поддался чувствам и потерял голову, а вместе с ней – контроль над собой. Его кураторам стало ясно, что это не просто интрижка, а серьезные отношения. В школу пришел некто и попытался запугать Елену Свиридову. Потом на нее написали кляузу в горком комсомола, и только благодаря Михненкову Свиридовой удалось избежать позора. Екатерина Владимировна, ее мать, рассказывала, что в дом на Госпитальной проник неизвестный мужчина, назвавший себя монтером. По этому адресу никогда не было телефона, но там встречались Свиридова с Роевым. Можно предположить, что в доме установили прослушку. Потом Свиридова забеременела, и они купили билеты в Сочи, пусть даже на разные рейсы. Все это мгновенно стало известно хозяевам спецгруза. И они попытались защитить свои интересы… – Дайнека горько вздохнула. – Последней, критической каплей стало колечко, которое Роев подарил Алене.

– Думаешь, он взял его оттуда?

– Уверена. Валерий Васильевич Арзамасцев рассказывал, как рабочий разбил ящик. Из него раскатились мелкие предметы.

– Видно, не удержался, прихватил и подарил своей миленькой, – сказал Труфанов.

– Это не похоже на Роева, – проговорила Дайнека. – Его характеризуют как сдержанного и дисциплинированного человека. Но чего не сделает влюбленный мужчина…

– И ты считаешь, что это кольцо сыграло свою роль?

– Оно сыграло страшную роль. Свиридову убили из-за него.

– Но почему не трогают ее мать? – Василий Дмитриевич задал вопрос на засыпку. – Кольцо все еще у нее.

– Екатерина Владимировна не знает, откуда оно. Дорожку к секретным ящикам больше не проложить. Это главное. – Она усмехнулась. – Да и самих ящиков давно уже нет.

– Значит, Свиридова погибла из-за того, что ее полюбил Роев?

– Он недооценил ситуацию, – кивнула Дайнека. – В большом городе, может, и прокатило бы, но только не здесь.

– Но как они узнали про кольцо? – спросил Труфанов. – Девчонка боялась матери и спрятала его в ванной.

– В тот день, когда Екатерина Владимировна нашла кольцо, она показала его соседке. И потом, Роев мог его подарить в доме на Госпитальной. А там установили прослушку.

– С этим ясно. Неясно другое: кто убил девушку и куда спрятали тело?

– И еще – куда делись сокровища? – дополнила список Дайнека.

– Это меня волнует меньше всего, – отмахнулся Труфанов. – Да… Мужика этого жалко. Пытался спасти ситуацию, но все зря.

– Думаю, Роев понял, что Свиридову убили из-за него. Поэтому и застрелился.

– Записочка не сработала… – Василий Дмитриевич покачал головой. – Хорошо ее помню. Маленькая такая, огрызок бумаги. «Прощай навек…» Надо же было придумать такие слова!

Дайнека напомнила:

– Убийца вырвал их из роли Свиридовой.

– С какой целью?

– Наверное, чтобы убедить Роева, что она от него сбежала. Это же подтвердил Геннадий Петрович.

– Не вышло, – сказал Труфанов. – Роев не поверил. Видать, хорошо ее знал.

– Или слишком любил, – проронила Дайнека и тут же спросила: – Вам не сообщили, кто в КГБ был куратором Сопелкина?

– Завтра встречаюсь с одним человеком, – деловито сообщил Василий Дмитриевич. – От него все узнаю. Ну что? – Он посмотрел на часы. – Конец рабочего дня. Должен идти. У жены день рождения.

– Пожалуйста, довезите меня до дома, – робко попросила Дайнека.

– Идем, – Василий Дмитриевич взял фуражку и направился к двери, – племянница…

Во дворе кораблевского дома кипела работа. На лавках сушились шубы и пуховые одеяла. На заборе висели плечики с верхней одеждой.

– Привожу тряпье в порядок, – сказала Надежда, прохаживаясь щеткой по ярко-голубому костюму.

– Цвет – вырви глаз… – прокомментировала Дайнека и села на одеяло, постеленное поверх скамьи. – Чей это?

– Отцовский, – сердито сказала Надежда. – Сто лет в обед. Давно выбросить надо, но мать не дает. Говорит, это первый приличный костюм, который для него сшили на заказ в ателье. – Она похлопала пиджак по плечу. – Сюда одной ваты пошло пять килограмм…

– Ткань очень яркая.

– Тогда во всем был дефицит. Тканей хороших не было. Сшили из той, что попалась.

– Где мама? – зевнула Дайнека.

– Спит… Мы с ней походили немного. Устала.

– Я тоже пойду.

– Кто ж мешает, – улыбнулась Надежда.

Дайнека прошла в комнату, легла в постель и мгновенно уснула.

– Людмила… – Мать тронула ее за плечо. – Пойдем чаю попьем.

Дайнека посмотрела на темные окна и поняла, что проспала часа три.

– Только умоюсь, – сказала она.

– Стол накрыли в гостиной. Все уже там. – Людмила Николаевна выкатилась из комнаты. Вскоре Дайнека тоже вышла к столу.

– Прошу… – Кораблев выдвинул стул.

– А мы как раз про концерт говорим, – поделилась Мария Егоровна. – Все наши, в Доме культуры, восхищались Сопелкиным.

Дайнека покривила душой:

– Да, он и вправду хорошо танцевал.

– Тебе тоже понравилось? – спросила Мария Егоровна мужа.

Он отмахнулся.

– Я не видел. Ушел.

– Вы тоже там были? – удивилась Дайнека.

– Зашел посмотреть. А когда ты позвонила и сказала, что доберешься сама, сразу уехал. – Витольд Николаевич допил последний глоток, взял газету и встал из-за стола. – Я – в своем кабинете.

Скоро его шаги затихли на втором этаже. Дайнека взяла в руки кружку и отхлебнула чаю.

– Просушили? – спросила она, имея в виду одежду и одеяла.

– Все занесли в дом. – Надежда развернула конфетку. – Мы сегодня смеялись над отцовским костюмом. Над тем, голубым… Его пора выбросить.

– Ну, нет! – возмутилась Мария Егоровна. – Отец еще вполне может его носить.

– Он молью побит и весь выцвел, – с иронией в голосе сказала Надежда.

– Неужели был еще ярче? – удивилась Дайнека.

– Куда денешься, другой ткани не было, – вздохнула Мария Егоровна. – Из-за этого костюма его на работе Голубцом называли.

– Голубчиком, – уточнила Надежда. – Ты сама говорила, что из-за голубого костюма на работе его прозвали Голубчиком.

Дайнека поперхнулась, откашлялась и переспросила:

– Как?

Мария Егоровна, улыбаясь, кивнула:

– Верно, Голубчиком.

Людмила Николаевна постучала дочери по спине.

– Не подавилась?

– Нет. Ничего. – Дайнека посмотрела на мать, потом перевела взгляд на часы. – Одиннадцать…

– Ты куда-то уходишь? – забеспокоилась Людмила Николаевна.

– Нет, – поразмыслив, проговорила Дайнека. – Просто нужно позвонить одному человеку.