Где живет счастье - Джоджо Мойес

Глава 12

Проблема старения состоит не в том, что ты живешь прошлым, а скорее в том, что мучительные воспоминания мало-помалу накапливаются и затягивают тебя в свою трясину. Виви разбирала бюро в гостиной, чтобы вставить в альбом пожелтевшие от времени фотографии. Она рассчитывала справиться до прихода мужчин, но время летело незаметно, и вот часы уже показывали половину шестого. Виви внезапно обнаружила, что сидит без движения на маленьком диванчике, разглядывая свои изображения на старых снимках, которые она не доставала уже много-много лет: вот она, нарядно одетая, застенчиво позирует под руку с Дугласом на различных светских мероприятиях, вот гордо держит на руках своих новорожденных детей; правда, с годами она выглядела все менее уверенной в себе, а ее улыбка становилась все более натянутой. Хотя, возможно, она чрезмерно строга к себе. Или слишком сентиментальна. Возможно, она проецирует на себя тогдашнюю те эмоции, что захлестнули ее сейчас.

Сюзанна была спокойным ребенком. Теперь, вспоминая детские годы дочери и свои мучения из-за полного отсутствия материнского опыта, Виви сама удивлялась, как им удавалось настолько хорошо ладить. Да, в детстве Сюзанна не доставляла особых хлопот, чего нельзя было сказать о ее отрочестве, когда неуклюжие, длинные конечности вдруг, словно по мановению волшебной палочки, приобрели элегантную грациозность, а эти почти славянские скулы подчеркнули прежде неприметные черты лица, неожиданно ставшего для Дугласа напоминанием о давно забытых днях, и тем самым нарушили мир и покой в его душе. После чего Сюзанна, будто почувствовав некие невидимые вибрации атмосферы, слетела с катушек.

Здравый смысл подсказывал Виви, что она здесь ни при чем. Вряд ли кто-то другой мог бы подарить Сюзанне, с ее противоречивой натурой, столько бескорыстной любви и понимания. Но материнство и здравый смысл – вещи несовместимые. Даже сейчас, когда Сюзанна, казалось бы, остепенилась, ведь Нил поистине чудесный муж, Виви терзало чувство вины из-за того, что она так или иначе не смогла сделать дочь счастливой. «У нее нет ни малейших оснований чувствовать себя несчастной, – говорил Дуглас. – Мы предоставили ей самые широкие возможности».

«Да, но иногда все не так просто, как кажется», – заявляла Виви, не решаясь углубляться в психологию семейных отношений. Дуглас не любил поддерживать подобные разговоры и по-своему был прав. У Сюзанны действительно имелось практически все. Как, впрочем, и у остальных. Тот факт, что двое родных детей Виви казались вполне довольными жизнью, ничуть не снимал с нее бремени ответственности; скорее, наоборот, оно становилось еще тяжелее. Виви уже много лет задавала себе вопрос: а что, если она все-таки относилась к детям по-разному и неосознанно давала Сюзанне понять, что она идет в семье вторым сортом?

А кому, как не Виви, было не знать, насколько соблазнительным может быть столь простое объяснение возникших проблем.

Правда, Дуглас считал, что это чушь собачья. Его взгляд на отношения между людьми был достаточно примитивным. Если ты относишься к другим по-человечески, то и к тебе будут относиться так же. Если ты любишь своих детей, то и они тебя тоже любят. Если ты помогаешь им по мере сил, то и они стараются сделать так, чтобы ты ими гордился.

Или, как в случае Сюзанны, ты любишь их, а они прикладывают максимум усилий, чтобы стать несчастными.

Не уверена, что у меня хватит сил и дальше выносить эту пытку, думала Виви, глядя полными слез глазами на фото, где одиннадцатилетняя Сюзанна обнимала Виви за преждевременно расплывшуюся талию. Нет, нельзя сидеть сложа руки. И я возненавижу себя, если хотя бы не попытаюсь хоть что-нибудь предпринять.

А что бы сделала на моем месте Афина? Виви уже давным-давно перестала задавать себе этот вопрос. Афина была настолько загадочной личностью, что при ее жизни никто не знал, чего от нее можно ожидать. И теперь, спустя тридцать с лишним лет, Афина казалась настолько призрачной, а память о ней – настолько будоражащей и в то же время эфемерной, что ее вообще невозможно было представить в роли матери. И смогла бы Афина понять сложный характер своей дочери, являвшийся, честно говоря, отражением ее собственного? Или же наоборот: не причинила ли Афина непоправимого ущерба Сюзанне, то появляясь в жизни дочери, то надолго исчезая? Ведь трагическая неспособность Афины сыграть роль матери стала еще одним наглядным свидетельством роковой изменчивости ее натуры.

Тебе здорово повезло, мысленно обратилась Виви к Афине, вспомнив о том, как отмахнулся Дуглас, когда она, Виви, пыталась поднять вопрос о Розмари с ее грязным бельем. Что ж, оставаться призраком куда проще. Тогда твой образ постепенно окутывается романтическим флером и становится лишь ярче, а не тускнеет, как у некоторых, под действием суровой реальности. И на этой грустной ноте Виви посмотрела на часы и усилием воли поднялась со стула, попутно отругав себя за то, что пытается найти себе столь странное оправдание и завидует упокоившейся с миром.

Алехандро появился в четверть десятого. Он приходил теперь практически каждый день, но всегда в разное время, в зависимости от расписания дежурств. Говорил мало. И даже не читал газету. А просто сидел в углу, прихлебывая кофе и время от времени улыбаясь жизнерадостной болтовне Джесси.

Джесси, умевшая, наверное, и мертвого разговорить, поставила перед собой задачу узнать все о человеке, которого окрестила Гаучо-Гинеколог, и задавала ему вопросы, порой вгонявшие Сюзанну в краску. Он что, всегда хотел стать акушером? Нет, только после того, как понял, что не попадет в национальную футбольную команду. Ему нравится помогать роженицам? Да. А женщины не против мужчины-акушерки? Как правило, нет. А если роженицы стесняются, то он благородно удаляется. Хотя пациенты обычно не стесняются человека в форменной одежде медика. А у него есть девушка? Нет. При этих словах Сюзанна поспешно отвернулась, проклиная себя за то, что явно зарделась.

Алехандро, казалось, не возражал против вопросов, которыми засыпала его Джесси, хотя обычно уходил от прямого ответа. И, как успела заметить Сюзанна, всегда садился поближе к прилавку, тем самым демонстрируя, что ему вполне комфортно в обществе хозяйки магазина и ее помощницы. А вот Сюзанна, наоборот, старалась держаться от Алехандро подальше. Поскольку у нее возникло такое чувство, будто этот человек уже в некотором роде собственность Джесси. И она, Сюзанна, пытаясь проявить дружелюбие, только усугубляет неловкость ситуации.

– Сколько новорожденных вы сегодня уже успели принять?

– Только одного.

– Сложности были?

– Кажется, нет. Если не считать того, что новоиспеченный папаша упал в обморок.

– Фантастика. А вы что сделали?

Алехандро потупился:

– Ну, он выбрал не самое удачное время. Поэтому мы были вынуждены убрать его с дороги.

– Вам пришлось тащить его волоком?

– Руки у нас были заняты. Мы отпихнули его в сторону ногами, – смутился Алехандро.

Джесси обожала подобные истории. А вот Сюзанне, с ее щепетильностью, приходилось включать музыку на полную громкость или подыскивать себе срочное дело в подвале. Уж больно неформальными становились все эти разговоры. И тем не менее Сюзанна нередко ловила себя на том, что исподтишка разглядывает Алехандро. В Лондоне его жгучая красота вряд ли привлекла бы внимание Сюзанны. Откровенно говоря, там она наверняка приняла бы его за представителя безликой массы низкооплачиваемых эмигрантов. Однако в захолустном городишке, населенном исключительно бледнолицыми представителями, и тем более в этом тесном магазинчике Алехандро стал для Сюзанны глотком свежего воздуха, экзотическим растением, напоминавшим об огромном мире вокруг.

– Боже, неужели отец пропустил момент появления ребенка на свет?!

– Не совсем. Но по-моему, он был изрядно смущен. – Алехандро улыбнулся своим мыслям. – Очнувшись, он попытался меня стукнуть, а затем назвал мамашей.

Алехандро рассказал им еще одну историю: о мужчине, который, пока его жена корчилась и кричала от боли, преспокойно сидел на ее кровати и читал газету. Алехандро сгибался под тяжестью навалившейся на него женщины, промокал капельки пота у нее на лбу, утирал ее слезы, а супруг роженицы даже не потрудился оторвать глаз от газеты. К тому моменту, как ребенок появился на свет, Алехандро, по его словам, уже реально хотелось хорошенько вмазать этому горе-папаше. Однако жена, со своей стороны, казалось, вовсе не держала обиды на мужа. И когда новорожденного наконец положили ей на руки, супруг встал, окинул их обоих спокойным взглядом, поцеловал жену в мокрый от пота лоб и вышел из палаты. Алехандро, вне себя от ярости, поинтересовался у роженицы, не смущает ли ее столь вялая реакция мужа. Нисколько, ответила женщина. И, увидев плохо скрытое изумление на лице акушера, все подробно объяснила. Оказывается, ее муж до смерти боится больниц. И они пришли к соглашению. Муж обещал просто посидеть в палате, а жена сказала, что, если он будет рядом, она непременно справится. А так как он ее очень любил, то смог пересилить себя и побороть свой страх.