Сокровища Массандры - Юрий Гаврюченков

Стены палатки заколыхались, из нее высунулось помятое личико Майи.

— Привет, Никитин. — За короткий бивуачный период подруга заметно опростилась.

Витавший в эмпиреях Макс несколько мгновений смотрел на нее, пока не вернулся на землю.

— Доброе утро, дорогая. — Он торопливо сложил карту и отодвинулся в кусты, следя, чтобы не подпалить бок. — Как спалось? Не замерзла?

— Хреново. Замерзла, — сипло отозвалась Майя и выползла на освободившееся пространство, целиком заняв его. — Что будем есть?

— Лапши запарим, чтобы не возиться. Доставай бомж-пакеты.

Макс загасил примус, налил кипяток в эмалированные кружки, опустил пакетики чая на веревочках. В кастрюлю высыпал две упаковки китайской вермишели, закрыл крышкой. Майя достала зачерствевший батон и сахар. Начали с чаепития. Глядя, как Майя рвет зубами булку, Верещагин с печалью констатировал одичание спутницы. Впрочем, со стороны он, наверное, выглядел не лучше: грязный, небритый, в пыльном тряпье.

— Кстати, надо бы одежду постирать, — сказал Макс. — Мои подсохшие носки уже стали ломаться.

— Принеси таз из поселка. Вода тоже понадобится, — принялась деловито перечислять Майя.

«Отмазки лепит, устрица ленивая!» — На Макса накатило, но он сдержался.

— За столько километров таскать на себе воду для стирки — это реально нереально… — Мошенник вздохнул. — В общем, ты поняла. Стирать придется в бочажке. На полдороге к Курортному есть родник, который стекает в естественное углубление. Там можно прополоскать одежду. Найти его несложно. Идешь по шоссе и слышишь утробное журчание, поднимаешься по склону, ручей не пропустишь.

— Я не найду, показывай, — надулась Майя.

«Разводит, как лоха, на компанию составить. — Жулик скрипнул зубами. — Составлю, черт с тобой! Заодно побреюсь и воды наберу. — Он покачал канистру, в ней гулко плеснуло. — Меньше половины или вовсе треть. Уговорила».

— Лады, — согласился он так легко, что Майя даже насторожилась: к добру ли? — Как там наш суп, сварился?

— Вермишель уже набухла.

— Пока походим, настоится?

— Как скажешь, милый, — проворковала Майя, на всякий случай решившая вести себя обходительно. — Я что-то налопалась, а ты?

— И я сыт. Оставим на обед. — Макс на четвереньках забрался в палатку, раскрыл рюкзак, на котором спал, и принялся набивать его грязными вещами.

— А носки расколоть и выбросить, — пробормотал он. — Жаль, что последние.

Надо было купить носков. Еды. Бензина для примуса. А для этого раздобыть денег — имеющейся наличности впритык осталось на отъезд.

«Придется топать в Щебетовку и что-то мутить, — сделал вывод Макс. — Пока она стирает, спущусь в поселок и толкну черным фуфловое рыжье. Звери любят все блестящее. — Он достал из котомки позолоченную цепь и застегнул на шее. — Имело бы смысл ее возле моря впарить, чтобы потом от терпилы не ныкаться, ну да ладно. Всажу какому-нибудь залетному черту».

Он выбрался на свет божий, пихая перед собой рюкзак.

— Готова? — спросил он. — Тогда сливай воду и вперед, на подвиги.

* * *

Родничок был мал, но журчал очень громко. Его было слышно издалека. Первым делом Макс наполнил канистру свежей ледяной водой и погрузил в рюкзак. Майя занялась стиркой. Мыло мылилось плохо — крымская вода была слишком жесткой. На топком берегу ноги разъезжались, и девушка балансировала, чтобы не нырнуть в бочажок.

Макс начисто выскоблил рожу и не торопясь отмывал бритвенный станок. Уходить не хотелось. Возле родника было прохладно, росла мясистая болотная трава и жили лягушки.

— Как похоже на Россию, только все же не Россия, — вздохнул мошенник, удивляясь накатившему приступу сентиментальности. Кто бы мог предположить, что он будет испытывать тоску по родным березкам и осинам, а вот!

— Лучше бы помог, Пушкин! — фыркнула Майя. — Тут нежные рученьки в кровь сбиваешь, а ты стихи читать вздумал, бездельник.

— Пушкин поможет, — увильнул Макс и замер. — Тихо!

Снизу, со стороны шоссе, послышался шорох листьев, голоса и стук подметок. Кто-то карабкался к роднику, и явно не один.

«Лесники! — похолодел Макс. — Застанут за осквернением источника на территории заказника — не откупишься. Пришьют какой-нибудь экоцид. — и тут же подумал: — Наплевать, договоримся».

— Сам с лохами побазарю. — Мошенник выбрал покровительственный тон, чтобы успокоить подругу и в то же время пресечь нежелательную инициативу с ее стороны. Плутовская интуиция подсказывала, что женщине сейчас лучше помолчать.

Пыхтение и топот лезущих в гору путников приближались, сквозь листву замелькали фигуры. К удивлению и облегчению Макса, на поляну поднялись двое цыган.

Первым выскочил мелкий и шустрый парень в футболке и спортивных штанах, похожий на молдаванина. За ним тяжело вскарабкался великан с бородой и патлами, как у Карла Маркса, только более густыми и черными. Лоб, не обезображенный мыслительной деятельностью, был значительно выше, чем у немецкого философа, а вот одевался цыган куда беднее — в сизую выгоревшую рубаху и растянутый на коленях турецкий «Адидас».

«На ловца и зверь бежит!» — загорелся артист обмана, ощущая поднявшуюся изнутри волну драйва, которая обычно свидетельствовала о появлении верного шанса на хороший кидок.

— Здорово, — приветствие получилось непринужденным, а удивление даже имитировать не пришлось, оно естественным образом появилось на лице Макса.

Цыгане поначалу опешили. Они опасливо обошли Майю, присели на корточки у родника и принялись жадно пить, зачерпывая воду ладонью. Они явно дичились отдыхающих с их городскими заскоками, но вели себя нейтрально. Этой слабостью немедленно воспользовался Макс.

— Привет, ромалэ! — вполне конкретно докопался он до цыган, а тем ничего не оставалось, кроме как поздороваться в ответ. — Мы тут в отпуске задержались малость, подрастратились, видишь, белье в луже стираем. Лавэ нанэ, короче. У меня есть к вам делюга: купите цепь, десять с половиной граммов.

Жулик снял с шеи цепочку, протянул Карлу Марксу, рассудив, что состоятельнее и старше тот, кто крупнее. Цыгане встали, переглянулись. Цацка свисала между пальцев, покачивалась, по нетронутому золочению бегали солнечные зайчики.

— Пятьсот восемьдесят пятая проба. Отдам за триста пятьдесят долларов или гривнами по курсу. — Макс видел, что украшение действует на цыган, как чайное ситечко на Людоедку Эллочку, и продолжал гнуть свое: — Совсем новая, в Москве купил месяц назад.

Цыгане разом оттаяли, заговорили по-своему.

— Возьму посмотреть? — вежливо спросил Карл Маркс.

Макс передал ему фуфел. Цыгане пристально изучили пробу, поковыряли ногтем звенья, но позолота была новая и нигде не облезала. И тогда цыган попробовал цепочку на зуб!

— Э, ты че творишь… — запоздало рыпнулся Макс, но цыган флегматично кивнул в знак одобрения и показал надкус мелкому, который выдал длинную неразборчивую реплику.

— Берем, братишка. — Бородатый вернул цепь владельцу, отчего у Макса ворохнулась в душе опаска: а не настоящее ли золото, в самом-то деле? Вдруг у продавцов бижутерии произошла ошибка и на лоток выложили реальные вещи. — Сходишь с нами в Щебетовку, с собой денег нет, там рассчитаемся?

— Не вопрос! — с энтузиазмом ответил Макс, застегивая на шее замок. — Милая моя, ты давай достирывай и тащи всю байду в лагерь. Скажи Петру, что я вернусь часа через два и пойдем шашлык есть.

— Возвращайся, дорогой. — Лицо у Майи сделалось настолько искательное и глупое, что Макс втайне восхитился способностями подруги к перевоплощению.

Цыгане, заметно повеселев, ссыпались по тропинке. Макс за ними.

— Никитин!

— Чего? — обернулся на ходу Макс и чуть не сорвался в ребристый желоб, но успел ухватиться за ветку.

— Воду потом заберешь?

— Ее тоже в лагерь неси. — Трюкач доиграл роль до конца, хотя цыгане под воздействием силы земного притяжения вовсю ломились к шоссе и вряд ли его слышали.

Отворачиваясь, он успел заметить вспыхнувшее на лице подруги негодование, но гравитация взяла свое, и пришлось перебирать ногами, чтобы не пригладить копчиком каменистый глинозем.

По дороге перезнакомились. Бородатого цыгана звали Мишей, его мелкого наперсника — Сашей. В Щебетовку они приехали из местечка с чуждым русскому уху названием. Прибыли отдыхать и делать дела. Какие могут быть дела у цыган вблизи воинской части, Макс предпочел не знать. Он травил почерпнутые из газет и теленовостей светские сплетни и всячески изображал пресытившегося столичной жизнью жлоба: человека, безусловно, состоявшегося и состоятельного, но… волей случая оказавшегося на мели. Цыгане охотно поддакивали, их куда больше интересовало то, что можно было поиметь со случайного знакомца, а именно — золотую цепь.