Смерть на выбор - Марианна Баконина

— Вот. — Нина с головой нырнула в объемистую сумку. Сумку, в которой ей удавалось совместить несовместимое. Сумку, в которой одновременно царили хаос и порядок, в которой уживались папки с копиями древних трактатов и французская косметика — Максим просто силком заставил ее научится краситься, а потом она как-то втянулась, — сумку со списком продуктов, которые просто необходимо купить именно сегодня, и с ободранной очечницей — сменить очки Нина согласилась, а за футляр цеплялась, как за якорь или маяк. Ориентироваться в сумочном лабиринте умела только хозяйка такового, и конверт с фотографиями она нашла довольно быстро. — Вот фотографии. На них какой-то кинжал.

Сергей Валентинович живенько выхватил снимки.

— Да, это — джанбия, йеменский кинжал, очень интересная вещица.

— То есть?

Сергей Валентинович солидно улыбнулся, пригладил весьма буйную шевелюру и начал рассказывать:

— Наши представления об оружии вообще и о холодном оружии в частности довольно консервативны. Меч, прямой, европейский, шпага, кавказский кинжал и их вариации. В России, как державе особо приближенной к Азии, прижилась шашка, ну сабля еще. При всем богатстве выбора другое оружие кажется диким. Посмотрите, — ученый повернулся к шкафу и не вставая — о, простор наших академических кабинетов! — извлек из глубин связку ножей, — вот типичная джанбия, из недорогих. — Он распутал плотный клубок поясов, ножен и рукояток и отделил один из кинжалов. Джанбия действительно оказалась родным братом того ножа, который запечатлел на пленке оперативник Горюнов. Сантиметров тридцать в длину, причем рукоятка длиннее клинка, широкий, с толстеньким лезвием, особо выделялась выпуклость в середине клинка, так называемое ребро упругости, нож был странно искривлен — не лихой полумесяц турецкой сабли или ятагана, а хищный, даже злобный крюк, ножны на конце изгибаются почти под прямым углом. Нина осторожно дотронулась до кинжала — на зеркальном клинке остались следы пальцев.

— Да не бойтесь, возьмите его в руки, — ободряюще разулыбался Сергей Валентинович.

Джанбию нельзя было назвать тяжелой, рукоятка — довольно теплая, у края — ободок из серебряных гвоздиков, чуть выше поблескивали бляшки, тоже серебряные.

— Ручку обычно делают из дерева, а на дорогих — из рога носорога. Его контрабандой привозят из Восточной Африки. Веками везли — ценится носорожья кость, потому как она сохраняет мужскую силу, что волнует всех и везде, а на Аравийском полуострове в особенности, второй плюс — удача в бою. Для воинственных племен — а именно они придумали джанбию — очень и очень важный фактор.

— Но ведь… — Закончить вопрос Нина не успела.

— Знаю, знаю, носороги под охраной, массовый отстрел на экспорт запрещен. И все равно везут. Целые синдикаты этим занимаются, оснащенные наисовременнейшим оружием, автомобилями, спутниковыми телефонами. И везут не только в Аравию — в Китай, в Индию и далее везде. Сейчас и в Европе найдется немало охотников одолеть импотенцию при помощи древних азиатских снадобий. Обычно рукоять украшали монетами — золотыми или серебряными — римскими, византийскими, европейскими, турецкими — не своими. Иногда монеты подделывают — не напасешься же на всех. А в Йемене, и на севере, и на юге, кинжалы эти носят очень многие: на севере — практически все, на юге — только члены племен, но это почти все.

Нина крутила джанбию в руках, потом взялась за ножны. А ученый увлеченно продолжал:

— Эти кинжалы — олицетворение мужской чести. Скажем, в суде обвиняемый свою джанбию отдает судье — пока не будет вынесен приговор. Если вердикт оправдательный, кинжал вернут, а если нет…

Все это было безумно интересно. Но связать сей рассказ с рассказом геолога Нина не могла.

— А делают их где?

— Джанбии? Естественно, местные кузнецы. Раньше в ход шло индийское железо, а именно его считали лучшим. Сейчас используют зеллингеновскую сталь. А могут и автомобильные рессоры переплавить — очень подходящий материал для ножичка. Вот это — относительно новый кинжал, наверняка из чего-то подобного, к тому же хромированный. Неумолимая поступь двадцатого века. Раньше просто полировали.

Сергей Валентинович откровенно радовался: он любил эти кинжалы, любил свои обширные познания, и ему нравилось, что они кому-то пригодились.

— А ножны обычно кожаные, из хорошо выделанных антилопьих шкур. Сейчас, правда, тоже стараются заменить чем-то подешевле, вроде клеенки.

Опять мимо. Нина вздохнула. Геолога и к этому не приспособишь. Хотя кинжалы безусловно специфические. Она машинально разматывала кинжально-портупейный шар. Кажется, портупеей называют ремень, на котором носят всякие кортики-кинжалы-палаши. Нина не слишком разбиралась в оружии, как и положено вполне беспомощной библиотечной барышне.

Теперь ножи, хранившиеся в персональном научном шкафу Сергея Валентиновича Перцева, были разложены по росту и ранжиру. Они были очень разные. Еще три — очевидные джанбии. Крючковатые и злые. Один — маленький, в серебряных ножнах — отдаленно напоминал вполне обыденный грузинский.

— Это друзский кинжал, или ханджар. — Ученый перехватил любопытствующий Нинин взгляд и немедленно пришел на помощь. Почему «или», востоковеду объяснять не надо. Каждый более или менее квалифицированный специалист по Востоку знает, что русское «кинжал» — это искажение арабского термина «ханджар», что, собственно, и означает кинжал.

— Функции приблизительно те же, что и у джанбии, только носят их ливанские друзы. А это вот — тоже почти полный аналог джанбии.

Ученый коснулся лежащего рядом с изящным друзским ножичком топорика. Очень напоминающего томагавк.

— В Омане и в других странах Залива их носят так же, как в Йемене джанбию. — Перцев сказал «в странах Залива», просто «залива», без уточнений. Опять же умолчание, понятное лишь специалисту.

Узкий рукав Индийского океана, отделяющий Аравийский полуостров от материковой Азии — Ирана и Пакистана, гордые иранцы и вместе с ними весь остальной мир называли Персидским. Это знает каждый школьник. Персия — древняя империя, близкая и знакомая еще грекам, по крайней мере куда более близкая, чем засыпанная песками Аравия. Никому и дела не было, что это название совсем не нравится тем, кто живет на противоположном берегу синего моря вместе со своими старухами и верблюдами. Потом нашли нефть, и аравийские племена и племена, заселившие берега и острова Залива, внезапно разбогатели. Невероятно, чудовищно разбогатели. Тогда-то Европа и начала изучать географию с другой точки зрения, особенно после энергетического кризиса семидесятых. Школьные карты не меняли, а вот в политических документах стали использовать элегантный эвфемизм, этакую многозначную фигуру умолчания. Из серии ни вашим ни нашим — просто Залив. И весь политически ангажированный мир теперь знает, что на карте мира есть заливы Финский, Ботнический, Мексиканский и Бискайский, а есть просто Залив, разделяющий иранцев, то бишь персов и арабов.

Нина разглядывала топорик — довольно увесистый, прочно прикрученный к длинному древку.

— Так что все эти на вид разные предметы — суть одно и то же. На языке этнографическом — часть национального быта, непременный атрибут национального костюма.

— Вроде лаптей?

— Можно и так сказать, — охотно согласился легкомысленный ученый. Все ученые делятся на легкомысленных, то есть умеющих воспарить над материалом, и глубокомысленных — эти вгрызаются в науку, как кроты, — копают глубоко.

— Только лапти давно превратились в сувенир, ну еще есть пара-другая в этнографических и краеведческих музеях. А джанбия — жива. Люди богатые носят ее справа, средний класс цепляет в центре пояса, а бедняки — слева.

— А как ею пользуются?

— Я видел только, как с нею танцуют — охотничьи мужские танцы. Под такую ритмичную музыку, выстраиваются рядами — из ружей постреливают и кинжалами помахивают. Очень впечатляет. А так, рассказывают…

Тут Нина принялась записывать. Весь исключительно занимательный этнографический обзор ученого Максим назвал бы мутным сырьем для научно-популярного, причем малотиражного, журнальчика. Как фехтуют на джанбиях, как их использовали при смертной казни и почему именно с помощью джанбии следует мстить кровникам, — это еще как-то могло пригодиться.

Хотя если рассуждать здраво — Петербург, коммунальная квартира, геолог, неведомые гости, подбросившие аравийский кинжал, — при чем тут кровная месть или смертный приговор?

Нина поблагодарила Сергея Валентиновича за консультацию и начала прощаться.

— Конечно, конечно, приходите еще… А могу я полюбопытствовать, почему вдруг такой интерес к йеменским джанбиям и что это за снимки?

Максим, как мужчина деспотичный, наверняка велел бы отрезать непослушной жене язык — как это принято у единовластных хозяев патриархальных семей. Но какого черта она должна юлить и прикидываться: человек ей помог от чистого сердца, потратил свое время и все такое. И Нина вкратце поведала печальную повесть о пришедшем в милицию хозяине джанбии.