Детектив Франции 7 - Дидье Дененкс

Весь следующий день они провели в постели. В девять часов они вышли из дома поужинать, но вечер был испорчен мыслями об ее предстоящем отъезде, все казалось вокруг серым и унылым. Во вторник утром она взяла свою ужасную тирольскую сумку и поцеловала его в обе щеки.

— Я постараюсь остановить грузовик у Итальянских ворот.

Когда она вошла в лифт, он подумал, что, может быть, все, что ни делается, действительно к лучшему. Вернувшись в квартиру, он был даже рад тому, что все так быстро и легко закончилось.

— Однако, — скажет ему позднее комиссар Бретонне, — вы ведь договорились с ней о свидании.

— Не совсем о свидании.

— В первый раз вы сказали, что она пообещала телеграфировать вам десятого августа, чтобы сообщить о своем местонахождении, и что вы жили только ожиданием этой минуты.

— В некотором роде это так и было.

— Хорошо, вернемся к телеграмме.

— Я так и не получил ее.

— Как вы это докажете?

— Никак, — сказал Бернар.

— Она могла позвонить вам.

— Могла. Она могла вернуться в Париж, я мог отправиться туда. Эта история, полна нереализованных возможностей.

— На вашем месте я отнесся бы к ней с большей серьезностью.

— Хорошо. Я ждал телеграмму в течение целого месяца, но она так и не пришла.

— Мне кажется, мы топчемся на одном месте, — сказал Бретонне. — Допустим. Но в таком случае, почему вы отправились на юг?

— Я был в отпуске.

— Вы искали ее?

— Конечно, это глупо, но мне почему-то казалось, что она в Марселе.

— Почему в Марселе?

— Несмотря на всю свою безалаберность, у нее был кое-какой план, и она собиралась в середине августа быть в Марселе.

— И вы утверждаете, что не встретили ее?

— Я не утверждаю, а заявляю это.

— И чем же вы занимались?

— Я провел в Марселе четыре дня, а потом поехал вдоль побережья.

— Вы искали ее?

— В некотором роде. Я был в Сен-Тропезе и Хуане и осматривал там все террасы кафе.

— И вы не встретили ее?

— Она была уже мертвой, господин комиссар, поэтому я не мог ее встретить.

Выйдя из здания судебной полиции, Бернар вошел в кафе, расположенное напротив Дворца правосудия, и позвонил отцу.

— Папа, не мог бы ты прекратить весь этот идиотизм?

Его отец ухмыльнулся в трубку:

— Ты преувеличиваешь мои возможности. Кроме того, ты зануда, мягко говоря. И, в-третьих, тебе пора стать мужчиной.

После обнаружения трупа прошло сорок восемь часов. Расследованием занимались непосредственно восемь человек, но информация, запросы, ответы, подтверждения передавались из одного ведомства в другое, из комиссариата в командный пункт, из маленького городка в Париж, Лион или Марсель. В настоящее время полицейские и жандармы были заняты сбором фактов, не классифицируя их на наиболее или менее важные.

Было установлено, например, что на вилле де Горд было совершено ограбление между 7 и 14 августа. Вилла принадлежала одному лионскому коммерсанту, который провел на ней уик-энд 14 июля. Он вернулся на виллу только 15 августа, обнаружив взломанные и открытые ставни и окна. Один из соседей утверждал, что утром 7 августа ставни были заперты. С виллы были похищены одежда, банки с консервами и рыболовные снасти.

Было известно, что 13 августа неподалеку от старого монастыря в Сен-Поль-де-Мозоль найден брошенный мопед, что 17 августа в Кастеле у некоего господина Пашреля похищен мужской велосипед марки «пежо», что 16 августа в Робионе был украден женский велосипед зеленого цвета (он был обнаружен 18 августа в 15 километрах от обозначенного места), что в ночь с 14 на 15 августа в Салон-де-Провансе был также угнан автомобиль марки «симка».

Было установлено, что утром 16 августа старый пастух Виктор Ламазер с фермы Фонвьель прогонял стадо баранов по Адской долине. Удивительно, что ни одна из его двух собак (а одна из них была терьером) не предупредила хозяина лаем о нахождении неподалеку трупа. В некотором смысле старый Ламазер стал первым подозреваемым.

В среду утром один жандарм отправился на бойню Салона, откуда он вернулся с отрезанной головой барана. Голову положили у подножия миндального дерева на то место, где был обнаружен труп девушки, и пастуха заставили повторить тот путь, который он проделал 16 августа с баранами и собаками. Собаки бегали между баранами, сбегали с тропинки, обнюхивая заинтересовавшие их предметы, но вскоре было установлено, что ветер, дующий с востока на запад, не доносил до них запаха тления. Метеорологическая служба подтвердила, что 16 и 17 августа ветер дул в том же направлении. Однако это не помешало тому, что беднягу пастуха продержали сорок восемь часов в участке в Сен-Реми, подвергая непрерывному допросу.

В тот момент, когда проходили эти проверки, все подозрительные лица региона были взяты под контроль, а их времяпровождение тщательно проверено. Однако казалось удивительным: не было обнаружено никаких следов пребывания Кандис в радиусе пятнадцати километров. Первые показания были получены от мадам Лоре, продававшей газеты в де Горде. Она хорошо помнила эту девушку, купившую у нее 12 августа газету на английском языке. В настоящее время мадам Лоре была свидетелем, последним видевшим Кандис живой (несколько месяцев спустя обнаружилось, что она ошиблась на один день). Другая информация была получена в конце дня: директор туристской базы для молодежи «Армельер», в Камарге, утверждал, что американка останавливалась на базе с 7 по 9 августа, то есть на две ночи. «Армельер» находилась в 43 километрах от Бо-де-Прованса и в 82 километрах от Горда. Таким образом, маршрут Кандис не поддавался никакой логике.

К настоящему времени были установлены личности трех человек, с которыми молодая американка так или иначе пересеклась во время своего путешествия по Франции. Первым был Бернар Вокье, утверждавший, что провел с ней праздник 14 июля в Париже; вторым был водитель грузовой машины, явившийся в жандармерию, чтобы сообщить о том, что утром 15 июля девушка села в кабину его грузовика у Итальянских ворот и сошла в шестнадцать часов в Аваллоне; и наконец, третьим оказался промышленник Лоран Киршнер, который по совету своего адвоката прямо связался с заместителем директора судебной полиции в Париже. 15 июля Киршнер отправился на юг в своем «мерседесе», чтобы присоединиться к семье, выехавшей раньше. Девушка остановила его на дороге, не доезжая Вьена, и он довез ее до Сен-Рафаэля. Больше ему нечего было добавить, и он не хотел, чтобы его показания получили огласку.

Тщательный осмотр вещей Кандис Страсберг, найденных в ее рюкзаке, наводил на мысль о возможной краже. Из показаний Бернара Вокье стало известно, что у девушки был с собой фотоаппарат «Полароид», который исчез, равно как и обратный билет, купленный на голландское судно, часы и деньги (скорее всего, чековая книжка) тоже исчезли. Таким образом, мотивом убийства могла быть кража, либо она могла быть инсценирована для камуфляжа истинного мотива. Изучение тетради в черной обложке в данный момент не проливало света на обстоятельства дела. Тетрадь не была дневником, в ней не было указано ни одной даты и ни одного имени, кроме Марчелло, которое встречалось на страницах несколько раз либо написанное отдельно, либо вставленное в нечто вроде поэмы. Всего в тетради было семь поэм, а может быть, речь шла о словах песен. Некоторые из них рассказывали о войне во Вьетнаме, героем которых был Фидель Кастро. Однако судья Суффри здравомысленно заключил, что Фидель Кастро не может быть причастен к этому убийству (позднее он усомнится в этом).

И наконец, в тетради была найдена черно-белая фотография плохого качества, по-видимому снятая фотоаппаратом жертвы. На ней был изображен молодой человек лет двадцати, одетый у рубашку «Лакост» и вельветовые джинсы. Он стоял на набережной какого-то порта (судя по типу стоящих на якоре судов, это был средиземноморский порт) и смотрел на море, повернувшись к объективу на три четверти, так что его лицо оставалось в тени. Тяжелая прядь волос прикрывала его лоб и правый глаз. Черты его лица говорили о слабом характере, скорее всего инфантильном. Общее впечатление, на котором сошлись следователи, было: ангельское лицо; хорошо воспитанный молодой человек; юноша из хорошей семьи. По общему согласию было решено не сообщать об этой фотографии прессе, а также не упоминать пока ни черной тетради, ни имени Марчелло.

24 августа в присутствии полицейских жандармских и судебных властей была произведена реконституция преступления, которая не принесла ничего нового. Один жандарм занял место трупа, другой накинул ему на шею шнур и стал затягивать его. Вечером того же дня судья Суффри принял в своем кабинете журналистов.

— Как вы объясните, господин судья, тот факт, что не обнаружено никаких следов? — спросил специальный кон-респондент одной марсельской ежедневной газеты. Его тон был агрессивным, словно это задевало его лично.