Она назначает жертву - Сергей Майоров

В туалете аэровокзала его не оказалось. Десять минут, которые потребовались Лисину для оформления документов, Зинчук использовал по своему усмотрению, весьма непонятному для всех и очень даже ясному для следователя. Окно в уборной было открыто, кабинки пустовали. Лисину сразу захотелось задать вопрос: а куда он мог, собственно, податься? Броситься в океан? Уйти в лес?

Следователь прыгнул в пикап Даддли, попросил его обогнуть аэродром и выехать на какую-нибудь важную трассу. В России такие именуются федеральными.

Даддли долго соображал, что такое федеральная трасса, прикидывал, как она может выглядеть. Лисин не выдержал. Он почти кричал, когда объяснял, что надо выехать на дорогу, ведущую в Монреаль или Оттаву. Констебль с интеллектом лесоруба наконец-то понял, что от него требуется.

Зинчук был замечен в трех километрах или двух милях на запад от Фрейшер-Бея. Он показывал водителям всех автомобилей, проезжающих мимо, большой палец правой руки, левой удерживая сумку.

Увидев знакомый пикап, Зинчук опустил руку и встал как вкопанный.

— Вам куда? — осведомился Лисин, высунув голову в приоткрытое окно.

Зинчук куснул губу, погладил бородку и промямлил:

— Испугался я. Понимаете, струхнул.

Он забрался в кабину, долго молчал, потом не выдержал, потрогал следователя за плечо и сказал:

— Бывает же такое, а? Ни в чем не виноват, а боишься. — Рыбак заметил на взлетной полосе самолет местной авиалинии, собирающийся доставить их в Оттаву, и добавил: — Знаю ведь, что невиновен, а страх такой, что прямо шкура дрожит. До чего же можно людей довести!..

Самолет с Лисиным и Зинчуком на борту поднялся в воздух в восемь вечера. В двенадцать они были в Оттаве.

В час ночи «Боинг» отправился в столицу России. В Шереметьеве их встретила «Волга» с Сидельниковым за рулем и Юштиным.

Старооскольск им был не рад. Небо заволокло тучами, повалил тяжелый снег.

— Мне не терпится встретиться с Сокольским, — сообщил Зинчук. — Он увидит меня и во всем сознается. Это меня и радует, и огорчает. Таких людей теряем!.. Афганский синдром доконал всех. Я все пытаюсь забыть о той войне в море. Быть может, для этого и сбежал на край света. Но вы не представляете, Иван Дмитриевич, как иногда хочется выйти в поле, распластать руки, лечь на землю и слушать биение ее сердца…

— Эка вас понесло! — удивился Лисин, пропуская рыбака в кабинет, где, судя по звукам, уже находились люди.

Зинчук переступил порог, сделал два шага, суетливо улыбнулся незнакомцу в форме юриста второго класса и вдруг стал недвижим.

В углу на стуле сидел Варравин. Его правая рука была пристегнута браслетом к батарее центрального отопления. В левой он держал сигарету и курил, иногда сжимая фильтр дрожащими губами.

— Рома?.. — только и смог выдавить из себя Варравин. — Ты здесь? А где Сокольский?

— При чем тут Сокольский? — пробормотал Варравин.

В кабинете повисла тишина.

— Я ничего не понимаю, — констатировал Зинчук. — Ты почему в наручниках?

— Да вы присаживайтесь, Николай Федорович. — Лисин криво улыбнулся. — Сейчас все выясним. Сокольского здесь нет, он в СИЗО. Ему уже предъявлено обвинение по факту ношения и хранения огнестрельного оружия.

— А кого опознавать-то надо? — сухо спросил Зинчук, с жадностью глядя на запотевший графин, стоявший в центре стола.

Молчали все. Лисин был занят делом и разговаривать сейчас вообще не собирался. Перед ним лежали десятки исписанных и распечатанных листов, и ему необходимо было упорядочить их расположение на столе.

Варравин смотрел в окно. Делать это ему было очень неудобно, потому как это был единственный в кабинете объект, к которому он сидел спиной. Но взгляд его был обращен именно на улицу, где под сводами крыш домов прятались нахохлившиеся сизари. Никто не знал, сколько он сможет просидеть в такой позе, перекрутив себя на сто восемьдесят градусов.

Сидельников снова занимался ногтями. То ли он не достриг их в день стрельбы по бутылке Ляписова-младшего, то ли они росли у него быстрее, чем у остальных людей.

Гасилов с нескрываемым интересом рассматривал Зинчука. Он никогда не видел альбиносов.

— Итак, начинаем, — объявил Лисин, сдернул с носа очки с узкими линзами и бросил их поверх бумаг, разложенных на столе.

— Иван Дмитриевич, я хотел бы понять, что здесь происходит, — сказал Ник Зинчук. — Я подал заявление в консульство Канады о смене гражданства, дело на рассмотрении, так что меня можно считать без пяти минут канадцем. Если так пойдет дальше, то я замкнусь, обещаю. — Он сделал страшные глаза и стал блуждать ими по кабинету, пугая всех присутствующих. — Тайны какие-то, недомолвки. Вы похитили меня с борта траулера!

Сидельников с Юштиным бросили невольные взгляды на следователя, который заявил:

— В начале и окончании этого разговора, который обязательно должен состояться, заинтересованы все. Особенно я. Мне очень хочется оказаться дома, встать под душ и рухнуть в кровать. Вы что-то хотели сказать, Варравин? Не испытывайте наше терпение, излагайте! Вы не ограничены ни словарным запасом, ни временем, ни едой, ни питьем. Если вдруг вы потеряете сознание от голода, то вам принесут поесть. Если уста ваши пересохнут от долгой речи и начнут трескаться со звуком поджарившихся семечек, вам нальют воды!

На свою версию, никому не известную, Лисин поставил все, что имел. Теперь он хотел разыграть карту до верного.

— Вы помните, Варравин, что я советовал вам, когда закрывал за вами дверь в камеру?

— Говорить правду? — уточнил Роман Алексеевич, и глаза его засияли, а щеки стали такими бледными, что выглядели глянцевыми. — Вы ее услышите. 

Глава 19

Глаза Варравина, сильно уставшие, с сеткой кровеносных сосудов в белках, потухли.

— Я просил Зинчука оставить мою сестру в покое, — заговорил он наконец. — Долгих полтора месяца уламывал его, грозил и даже предлагал деньги. Но он со слюной на губах убеждал меня в том, что нашел свою любовь.

Сидельников поднял голову и оставил ногти в покое. Лисин был невозмутим.

— Она ездила к нему через весь город. Пожалуйста, дайте воды.

Юштин поднялся, плеснул в стакан и подал.

Варравин жадно выпил, поблагодарил кивком и заявил:

— Не он к ней ездил, а она — к нему!

— Как же мне было к ней ездить, если ты покоя нам не давал и караулил у подъезда?! — взорвался Зинчук. — Если бы не ты, она была бы жива! Может, и я бы в Канаду не уехал!..

Варравин криво улыбнулся:

— Я знал, что это плохо закончится. Такой союз был невозможен. Двое непохожих друг на друга людей встречаются, общаются… и даже утверждают, что любят друг друга.

— А как вы думаете, Варравин, Пушкин и Наталья Гончарова были очень похожи друг на друга? — поинтересовался следователь.

Варравин посмотрел на Лисина.

— При чем здесь Пушкин?

— А при чем здесь вы? — усмехнулся следователь. — Вы что, всерьез решили, что вправе решать судьбу сестры?

Зинчук сорвался с места и подскочил к столу.

— Он караулил нас на каждом шагу! Этот идиот вбил себе в голову, что я недостоин быть рядом с Лилией! В тот вечер я не пошел ее провожать, потому что она со слезами на глазах умоляла меня остаться дома!

— А если бы пошли? — тихо спросил Лисин.

— Если бы пошел, то этих ляписовых и мухомедзяновых в асфальт по плечи вбил бы!.. — Он внезапно ослаб и опустился на стул. — Да они бы и не подошли к ней, когда бы я был рядом…

В кабинете повисла пауза, тишину нарушал лишь гул воды в батарее центрального отопления.

— Мы уже хотели подать заявление и сейчас жили бы вместе. Я не уехал бы подальше от Старооскольска, если бы не этот дурак. — Зинчук опустил голову.

Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что он прячет слезы.

Лисин отошел к окну, закурил и, не поворачиваясь, заявил:

— Варравин, после того как все случилось, вы осознали, что явились главной причиной смерти сестры, и решили доказать, что виновны не вы. Не так ли?

Варравин молчал, глядя в пол.

— Сколько людей вокруг виновны в смерти вашей сестры — верно! Сотрудники прокуратуры Хотынцев, Журов, Голощекина! Сам городской прокурор! Ляписов-младший, его двое друзей! И, конечно, Зинчук! Если как следует заняться раскопками, то выяснится, что виновны все, кроме вас, не так ли?

Варравин криво улыбнулся и спросил:

— Разве не они виновны в смерти моей сестры?

— Виновны. Но не Зинчук, с которым вы решили покончить после завершения дела в Старооскольске.

— Что? — Зинчук поднял голову и стал осматриваться, словно проснулся в незнакомой компании. — Что вы сказали, Лисин?

— Ваш друг детства сделал все, чтобы подставить под удар вас. Макияж, документы, манера говорить — он был похож на вас как две капли воды. Гражданин Варравин каждый день ждал, когда из уст лиц, занимающихся расследованием убийства прокурорских работников, прозвучит ваше имя как главного подозреваемого. Он хотел покарать вас руками прокуратуры и следствия. Так, в его понимании, должна была быть поставлена точка в этом деле. Пусть все сожрут друг друга. Только так Варравин убедил бы себя в том, что виновны все, кроме него. Но время шло, а на вас никто не надевал наручники. Тогда Варравин решил ехать в Канаду, чтобы расправиться с вами лично.