Она назначает жертву - Сергей Майоров

— Неоны и барбусы от голода сдохнут, — безвольно предупредил следователя Варравин.

На следующее утро Лисин был в Москве. В Следственном комитете он провел два часа сорок минут. Потом следователь уселся в служебную «Волгу», и та доставила его в международный аэропорт Шереметьево. В VIP-зале он тянул из стакана тыквенный сок, который ему с трудом нашли бармены, курил и ждал своего рейса. В тринадцать часов двадцать минут «Боинг-747» поднял его над столицей и взял курс на запад. 

Глава 18

Появление во Фрейшер-Бее этого русского не столько удивило Фрэнка Даддли, сколько задело его. Когда в такие тихие места, как этот город, прибывают странные люди со своеобразным поведением, в местных полицейских начинает закрадываться сомнение в том, что в их вотчине все в порядке. Несколько констеблей вместе с комиссаром Элиоттом управляли городом, знали о каждом все и вся. Вдруг ни с того ни с сего появился тип, желающий заронить в их души сомнения в этом. Это почти оскорбление.

Вот и сейчас русский следователь зашел в участок со своей сумкой с таким счастливым видом, словно неделю назад он не был точно уверен в том, что жизнь города стоит менять, а сейчас знал это наверняка.

— Хелло, Фрэнк, — приветствовал констебля русский. — Мистер Элиотт у себя?

Это было уже слишком. Но Даддли поздоровался с гостем и даже проводил его до кабинета начальника.

О чем там шел разговор, Фрэнку было неизвестно. Но вскоре русский вышел вместе с Элиоттом. Когда шеф рассказал констеблю, чем он будет сейчас заниматься вместе со следователем, прибывшим из Москвы, Даддли изменился в лице.

Ему было поручено привезти мистера Лисина в порт, встретить там мистера Зинчука, возвращающегося с моря, и доставить рыбака в участок.

— Опять? — Даддли помнил свой глупый вид, с которым он сначала надевал, а после и снимал с Зинчука наручники, поэтому расстроился.

— Нам надо только добраться до Москвы. Зинчук нужен для опознания, — сообщил русский следователь.

— А для этого обязательно везти Зинчука в такую даль? — удивился констебль. — Покажите ему фотографии.

— Видишь ли, Фрэнк, у нас, у русских, во время опознания задаются вопросы, на которые требуются ответы двух сторон, — как старому другу объяснял Лисин. — Привезти фотографии я, конечно, могу, но совершенно не представляю, как буду с ними разговаривать.

Увидев Лисина, Зинчук удивился еще больше, чем Даддли.

— Что? Опять? — спросил он, вытирая рукавом, пахнущим рыбой, бороду, укрепившую его позиции с момента первого знакомства со следователем.

— Придется слетать в Москву, — сообщил Лисин.

Зинчук заметно поскучнел и осведомился:

— Я арестован?

— Николай Федорович, вы действительно долго находились в море и забыли, как отечественные следователи производят задержание. Разве я сейчас разговаривал бы с вами? — Лисин сделал ударение на местоимении «я», чтобы до Зинчука как можно лучше дошло понимание того, что в случае ареста с ним вообще никто не стал бы ни о чем беседовать. — Я бы в этом случае сидел и ждал, когда вас введут в мой кабинет.

Лисину верить было можно. Убежденность в этом укрепилась в Зинчуке после того, как волшебник-следователь и дело в Канаде сделал, и мужа с любовником не столкнул, и честь женщины не посрамил. Словом, правильный мужик.

— А что делать-то в Москве будем?

— Варравина знаешь?

— Ромку-то?! Ну вы даете!.. Это ж однокашник мой. А что случилось?

— Да нет, ничего. — Лисин затянулся и стал смотреть в море. — Это я так спросил. Потому что мне его имя другой человек назвал. Сокольский.

— Влад?! Влад Сокольский?.. Вы мне что, вечер школьных друзей решили устроить? Я с Сокольским под Кандагаром в разведку ходил. А с ним что случилось?

— С пистолетом его на улице задержали, Николай Федорович, такое вот дело неприятное.

— Так… — Зинчук мучительно соображал. — А я здесь при чем?

— Видите ли… гражданин Зинчук, — следователь перешел на официальный тон, и это почувствовал даже Даддли. — Сокольский утверждает, что это ваш пистолет.

Зинчук оцепенел.

— То есть как это?..

— Вы вроде русский человек, Николай Федорович. И я русский, говорю с вами на родном языке. На всякий случай повторю: Сокольский утверждает, что это ваш пистолет находился у него под курткой в момент задержания.

— Вот хрень!.. — просипел Зинчук, продолжая о чем-то раздумывать. — И вы в это верите?

— Нет, конечно, но факт остается фактом. Есть ствол и показания, которые нужно принять к сведению или опровергнуть. Слышали, что в Старооскольске случилось?

— От вас, — ответил Зинчук. — Если после убийства трех сотрудников прокуратуры ничего более не произошло, то я в курсе.

— Еще кровь была, — сообщил Лисин. — Две смерти. А тут твой Сокольский. На улице, и с пистолетом. Как в тему.

Рыбак шумно выдохнул и заявил:

— Ствол, конечно, не мой. Тут и соображать нечего. Сокольский до такого никогда не опустится — в людей в родном городе палить. А что на меня валит, так я не в обиде. Как ваш брат работает, так… Тут в чем угодно признаешься. Значит, не было у человека другого выхода. Он думал, что меня достать все равно невозможно. Хотя неприятно, чего уж тут душой кривить. А что за события в городе, Иван Дмитриевич? Что в тихом Старооскольске творится? Сначала троих, потом двоих… Передел?

Лисин усмехнулся, тут же стер рукой улыбку с лица и посоветовал:

— Сходите домой, примите душ, отдохните. Я после перелета сам еле на ногах держусь. С моим ростом сидеть в кресле двенадцать часов — смерти подобно. — Лисин лукаво посмотрел на Даддли. — Вы меня чаем не напоите?

Интересно, у них, у русских, это в порядке вещей? Ни один уважающий себя канадец не будет напрашиваться в гости с такой настойчивостью. В Канаде не принято ходить в гости без приглашения, а уж требовать, чтобы тебя чаем напоили!.. Россия нравилась констеблю все меньше и меньше.

— Конечно, — тотчас ответил Даддли, которому хотелось добавить: «…не напою». — Мой дом всегда к вашим услугам.

— Ваша жена готовит превосходный чай.

— Она берет цейлонский, смешивает его с мятой, душицей и хмелем. Получается неповторимый вкус.

«Да, — подумал Лисин. — Действительно неповторимый. Если не ошибаюсь, в московских аптеках такая смесь именуется «Сбор успокоительный № 3». Миссис Даддли вечерами гасит сексуальные порывы своего супруга, дабы тот не посягал на нее ночью. Для Зинчука же больше останется».

В доме русский следователь тоже оказался не самым тактичным визитером. Где это видано, чтобы гость гонял хозяина то за дипломом об окончании полицейской академии, желая взглянуть на него, то за пистолетом, чтобы сравнить его со своим, то за тоником для виски, то за льдом. Если бы не очевидная несостоятельность этой версии, то можно было предположить, что в то время, пока Фрэнк Даддли бегал за разными безделицами и стаскивал их в зал, как сорока в гнездо, русский следователь охмурял его жену.

Лисин продуктивно использовал отсутствие туповатого констебля. Из тех обрывков разговора, которые Эльзе Даддли удалось собрать и склеить в виде представления о будущем, ей стало ясно, что человек, которого водит в гости ее супруг, не так уж прост. Скорее это он водит мужа к ним в гости.

Эльза поняла, что может избежать огласки и, как следствие, не прослыть в городке похотливой самкой, что было бы сравнимо с изгнанием из рая. Она сдалась и стала общительней.

Если бы не муж-придурок, который в последний раз арестовывал кого-то лет шесть или семь назад, но сейчас рассказывающий русскому о криминогенной обстановке на восточном побережье Канады, то ее разговор с приезжим красавцем занял бы гораздо меньше времени. Быть может, он успел бы ей даже понравиться. Но сейчас ей было не до флюид. Русский выпил чай, похвалил виски, к которому едва притронулся, и вышел. Он даже не предложил Фрэнку проводить его до участка, как это случилось неделю назад.

В аэропорту произошло недоразумение. Зинчук исчез.

— Мистер Элиотт, российская прокуратура настроена столь решительно, что так можно и… Словом, до протеста моего правительства не так далеко, как вам думается. Не поймите меня превратно, мол, приехал и запугивает на чужой земле, но хотелось бы, так сказать, проститься на доброй ноте, не заявляя всяческих протестов. Где Зинчук?

Николай Федорович был оставлен под присмотр Фрэнка Даддли и еще одного констебля, которого все звали Ким. У него был раскосый взгляд и желтая кожа. На его фоне удивление констебля Даддли тем обстоятельством, что в Канаде появилась русская выдра, выглядело совершенно неуместным. Зинчук ушел в туалет и исчез.

В туалете аэровокзала его не оказалось. Десять минут, которые потребовались Лисину для оформления документов, Зинчук использовал по своему усмотрению, весьма непонятному для всех и очень даже ясному для следователя. Окно в уборной было открыто, кабинки пустовали. Лисину сразу захотелось задать вопрос: а куда он мог, собственно, податься? Броситься в океан? Уйти в лес?