Цивилизация классического Китая - Вадим Елисеефф

Несмотря на раннюю смерть своего лидера Чжан Цзяо в 184 г., «желтые повязки», как они себя называли, оставались очень опасными. Одновременно с ними в Сычуани процветала революционная секта, называвшаяся «Пять мер риса». Обширные пространства Центрального Китая были опустошены:

— Я вышел на дорогу:ни всадника, ни колесницы не видать на этой пустынной дороге.Я взобрался на холм:перед взором моим раскинулись девять провинций одиночества и отчаяния.

Власти больше не существовало. Полководцы быстро поняли ту выгоду, которую они могли извлечь из этой ситуации. В 189 г. генерал Дун Чжо разграбил столицу. По сути, мир Хань исчез. Экономическая неразбериха, колебания правительства между поддержанием собственного авторитета и либеральностью, глубокий кризис в сельском хозяйстве, восстания крестьян на периферии, быстро создавших хорошую организацию и снабженных политической программой и системой управления, передача «Мандата Неба» посредством народного вмешательства, переустройство империи, воспринятое как восстановление несправедливо нарушенного древнего порядка, — вот краткая характеристика этого периода. На протяжении двух тысяч лет, от династии Хань до наших дней, история Китая больше, чем история любой другой страны, казалось, повторяла один и тот же цикл, в котором периоды величия сменялись драматическими периодами ослабления страны.

Жизнь Китая в первые века империи

Трансформация хрупкой экономической системы показывает, что на протяжении четырех веков правления династии Хань императоры могли сохранять равновесие между различными методами управления государством так, что ни один из них никогда не получал абсолютного превосходства. На протяжении многих лет даже казалось, что все тенденции развития философии — речь идет о легизме или конфуцианстве — отходят на второй план, когда воскресают существовавшие в самом раннем Китае космогонические верования. Их особый характер воспринимался с большим или меньшим оптимизмом, с большей или меньшей строгостью или даже вполне терпимо.

Единственным оригинальным новшеством, действительно появившимся в период Хань, была забота о создании строгой иерархии и делении на группы любого сообщества, поиск такой системы, которая не оставляла за своими границами ни одной точки зрения, ни одного элемента существования.

Именно с этой точки зрения можно объяснить политический успех конфуцианцев. Противостоя крайнему догматизму, они обладали определенного рода гибкостью, которая позволяла им заполнять эту пустоту. Либо потому, что отчуждение собственности, предпринятое легистами, не вызывало доверия, либо потому, что феодалы потеряли все свое влияние и лишились тех обязанностей, которые они когда-то исполняли согласно традиции, конфуцианцы по праву сохраняли за собой посты, по разным причинам не занятые другими. Далекие от того, чтобы быть строителями, они проникали в систему, позаимствованную легистами из древнего учения сюнь-цзы, корни которого, в свою очередь, лежали в доктрине учителя Куна: если посмотреть на это со стороны, кажется, что круг замкнулся, произошло объединение положительного и отрицательного.

Распространение влияния конфуцианства

Возвращение расположения к просвещенным людям, опозоренным Цинь Шихуанди, и благоволение, которым император У вознаградил конфуцианцев, помимо влияния на систему управления, привело к глубоким интеллектуальным и социальным последствиям.

По наущению Дун Чжун-шу, того, кто поднял скандал, связанный с рабством, император в 124 г. до н. э. учредил университет, целью которого была подготовка хороших администраторов за один год обучения. Это новшество имело блестящие результаты: к концу I в. до н. э. в нем учились около трех тысяч студентов, а в эпоху правления династии Поздняя Хань — в десять раз больше. На две тысячи лет система управления империей оказалась в руках людей, которые одновременно были воспитаны и для чистой науки, и для управления, причем последнее, теоретически, было тесно связано с первым. Личность конфуцианского философа, человека знания, «просвещенного мужа», обрела четкие очертания и определение, в то же время бесспорно поднялась над массой тех, кем управляла, над огромной массой людей, занятых сельским хозяйством или ремеслом. Сложилась иерархия, которая не вызывала никаких споров, потому что она была основана не на силе или родовитости человека, а на его талантах. Дун Чжуншу советовал, чтобы «знать, правители провинций и чиновники с жалованием в две тысячи мер [риса] выбирали достойных людей среди служащих и простого народа. Каждый отправлял в столицу двух человек в год, которым там предоставляли жилище и принимали на службу… В связи с этим все должны делать все возможное, чтобы найти достойных людей и чтобы образованные люди со всей империи могли бы получить официальные должности и оказаться в правительстве».

Невозможно было лучше выразить ни принцип равенства всех перед знанием, также нельзя было лучше определить основание для продвижения по социальной лестнице. Однако была одна немаловажная проблема: речь идет о выборе критериев, по которым должно было вестись продвижение по службе. Понадобилось еще несколько веков, для того чтобы разработать логичную систему испытаний и экзаменов, которые теоретически должны были отдавать первенство только по достоинствам. Более того, относительно внезапное появление постоянно возрастающей массы выпускников императорского университета поставило перед власть имущими очень тяжелую проблему использования этих специалистов. Подобный вопрос впервые в столь крайних формах возник именно в период правления династии Хань.

Тем не менее нельзя объяснить подобное возвышение конфуцианцев ни простым механизмом занятия властных должностей, ни даже тем, что в эти годы существовал определенный философский вакуум, который и был ими заполнен.

Из всех существовавших тогда теоретических школ самое большое влияние на императора У оказало учение одного человека. Речь идет о Дун Чжун-шу, авторе трактата «Обильная роса летописи «Чуньцю» («Чуньцю фанлу»), в котором он высказывал свою точку зрения, объединявшую сразу несколько уже существующих теорий, на связь политических механизмов с движением мира. Разработанная им модель опиралась на таинства и всемогущество главы государства, который воплощает Деяние, не компрометируя себя тем, что становится его исполнителем, так как особенностью лидера является умение делегировать свою власть: «Небо находится высоко, оно раздает свои благословения. Оно скрывает свое устройство, но далеко распространяет свой свет. Тот, кто становитвя главой над людьми, подражает пути Неба, скрываясь от мира, чтобы быть святым, и рассматривает все издалека, чтобы быть просвещенным. Он использует толпы людей, чтобы достичь успеха, но не вмешивается сам в ведение дел, чтобы его продолжали восхвалять…Он сидит на троне Недеяния, используя достоинства своих чиновников. Его ноги не двигаются, их ведут его министры. Его рот не произносит никаких слов, но его прислужники выражают его мнение. Его разум не постижим, но его министры делают то, что должно. Именно такой правитель идет путем Неба».

Правитель ведет народ к цели, так же как Небо даровало Путь, который питает Землю. Но только человек может привести мир к процветанию, так как он объединяет эти три элементы. Именно так пишется иероглиф ван (правитель) — вертикальная черта, символизирующая человека, пересекает три горизонтальные черты, символизирующие Небо, Путь и Землю.

Подобное обобщение вновь вывело на первый план и систематизировало принципы, принятые Цинь Шихуанди, а также очарование космосом, пронизывающее всю китайскую философию начиная с древних идеологов, сторонников государственного единства, вплоть до работ Цзоу Яня (около 350–270 до н. э.), труды которого с основания империи пользовались значительным уважением. Это обобщение основывалось на предположении, что существуют странные соответствия между числами и пятью элементами, слияние которых, соответствуя чередующимся и взаимодополняющим циклам инь и ян, находилось у истока всех тайн жизни.

Поиск этих тайн напоминал стремление раскрыть все секреты при помощи магии и астрологии. Значение, которое придавалось природным явлениям, стало настолько важным, что, например, внезапное появление на небе кометы могло привести к глубокой реформе всей системы управления. Дун Чжуншу в своем трактате так убедительно раскрыл механизм этого поведения, что подобный ход событий кажется разумным: «Создания Неба и Земли иногда сталкиваются с необычными изменениями, которые они называют чудесами. Наименее значительными из них являются зловещие предзнаменования. Эти предзнаменования всегда появляются раньше чудес, которые следуют за ними. Предзнаменования — это предостережение Неба, тогда как чудо — это угроза Неба. Сначала Небо посылает предостережения, а если люди их не понимают, тогда появляются чудеса, предназначенные Небом, чтобы напугать людей. Именно об этом написано в „Ши цзин”: „Мы трепещем перед страхом и ужасом Неба”. Происхождение этих предзнаменований и чудес — прямое следствие ошибок государства. Когда в государстве начинают проявляться первые следы этих ошибок, Небо посылает дурные предзнаменования и бедствия, чтобы предупредить людей и возвестить об этом. Если, несмотря на эти предзнаменования и предупреждения, люди еще не понимают, насколько они ошибаются, Небо посылает им чудеса, чтобы их напугать. Если и после того как начали случаться чудеса, люди еще не испугались, приходят стихийные бедствия и невзгоды. В связи с этим мы можем видеть, что воля Неба благосклонна к людям, поскольку оно никогда не устраивает для людей неожиданных ловушек и не предает их».