Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич

Проламывая лед, судно повернуло вправо — точно на черневшую полынью с северо-западной стороны исполинской глыбы.

* * *

Впереди по курсу «Громова» льдины стали собираться в «гармошку». С одной стороны их поддавливал гонимый ветром «Семен Семеныч», с другой — шедший навстречу ледокол. В результате они вставали дыбом, лезли друг на друга, переворачивались или с треском ломались.

Ощутил искусственное давление и айсберг. Он покачнулся, замедлил движение. От внутреннего напряжения и внешнего давления по его подводной части стремительно прошла вертикальная трещина. Пострадала от сотрясения и покрытая снегом вершина — одна из ее частей откололась, но, слегка съехав, осталась на месте. Вниз полетели лишь мелкие куски.

«Михаил Громов» в этот момент находился в пределах полыньи, а его нос поравнялся с краем айсберга.

Стоящий на баке второй помощник первым заметил угрозу. Пригнув голову, он закричал в микрофон радиостанции:

— Мостик, наверху «Семен Семеныча» шо-то не так! Летят крупные осколки! Видать, мы его потревожили! Кабы не прихлопнуло нас!

Петров схватил бинокль, присмотрелся к вершине… И обнаружил готовую ринуться вниз отколовшуюся часть верхушки.

— Стоп машина! — крикнул он. — Полныйназад!

Винт ледокола бешено закрутился в обратную сторону, но, прежде чем погасить скорость, массивный ледокол продвинулся вперед еще метров на 40. Только после этого он остановился и, «подумав» пяток секунд, двинулся в обратную сторону.

Пока «Громов» сдавал назад, кусок вершины, весом не меньше сотни тонн, двинулся и прополз по ровному сколу. Но не сорвался — зацепился за край, сбросив вниз очередную порцию льда и снега.

Большие осколки сыпались на палубу и разбивались, оставляя чудовищные вмятины, а местами и дыры. При этом ледокол затянуло течением под айсберг; борт истошно заскрежетал о края глыбы.

Внешняя обшивка лопнула. Во всех коридорах ожили звонки громкого боя, подавая сигналы общесудовой тревоги.

— Банник! — крикнул в микрофон переносной радиостанции Петров.

За летевшим с вершины айсберга льдом и снегом из рулевой рубки совершенно не было видно бака. У Андрея похолодело внутри, когда он представил, что второго помощника может ими накрыть.

Но тот ответил:

— Шо хотел, мостик?

— Немедленно уходи оттуда!

— Понял.

— Сумеешь прорваться в надстройку?

— Попробую…

* * *

Аварийная команда приступила к ликвидации течи спустя всего три минуты.

И снова — уже второй раз за поход — натужно стучала помпа. Матросы вскрывали горловину цистерны и на карачках ползли под деку. Там они сражались с поступавшей водой паклей, резиной, металлическими пластинами…

И снова ничего не получалось — ледяная вода продолжала хлестать из-под краев заплатки так, что не справлялись два откачивающих насоса.

Тогда к работе привлекли сварного, и тот в жесточайших условиях соорудил два талрепа. Лишь после этого вода перестала прибывать.

А наверху в это время обстановка накалилась до предела.

Дизели работали на полную мощность, винт вспенивал за кормой воду. «Громов» пятился, стараясь как можно быстрее уйти из опасной зоны.

Наконец, «Семен Семеныч» сбросил с себя часть остроконечного пика. Несколько человек, находящихся в рулевой рубке, видели, как кусок льда огромных размеров отделился от айсберга и, плавно набирая скорость, полетел вниз.

Банник успел покинуть бак и теперь вместе с Петровым, Еремеевым и Тихоновым наблюдал за происходящим сквозь толстое оконное стекло.

Правильно оценить расстояние до падающей глыбы было невозможно, ведь никто не догадывался об ее истинных размерах. А потому не знали и последствий: заденет ли она носовую часть корпуса, рухнет ли прямо на нее или пройдет мимо в каких-то сантиметрах. Даже удар по касательной мог привести к печальным последствиям, не говоря уж о прямом попадании.

Петров провожал обломок завороженным взглядом. Его бешено стучащее сердце вдруг замедлило ритм…

Обломок имел форму конуса и, едва заметно вращаясь, летел вниз острием. Когда острие проскочило мимо ледокольного носа, промелькнула надежда. Когда за корпусом скрылась средняя часть, капитан перестал дышать. Настал черед самого широкого элемента. И самого опасного…

От сотрясшего судно удара Банник не удержался на ногах и отлетел к крылу мостика. Петров с Еремеевым устояли, вцепившись в поручень. Тихонова бросило в заднюю переборку; стукнувшись о нее затылком, он упал и потерял сознание.

— Задел или нас подбросило волной?! — крикнул старпом.

— Ясно дело, шо задел, — потирая ушибленное плечо, пробасил Банник.

Андрей Николаевич бросился к лежащему Тихонову…

Никто из членов команды не был готов к такому сильному удару, сотрясшему ледокол.

Занимавшийся обедом Тимур покатился вместе со слетевшими с плиты кастрюлями в другой угол камбуза.

Никто из находившихся ближе к корме матросов не устоял на ногах.

Пострадало от удара несколько полярников.

И даже Черногорцев не удержался в своем кресле — перелетев через панель управления, он упал в метре от нее, в кровь разбив себе лоб.

В коридорах «Громова» опять гремели звонки громкого боя, объявляя общесудовую тревогу…

Глава одиннадцатая

СССР; Ленинград; отделение гинекологии Центральной клиники Петроградского района Антарктида; море Росса; борт ледокола «Новороссийск» — борт вертолета Ми-2 — борт ледокола «Михаил Громов» Июль 1985 года

В операционном блоке заканчивалась подготовка к операции.

Уснувшая Галина лежала на специальном столе в центре операционной. Над столом ярко горели сферические светильники. Анестезиолог расположился у своей аппаратуры недалеко от выхода. Там же на стене находилась подводка медицинских газов: кислорода и закиси азота.

Мебели и оборудования в операционной было мало — только самый необходимый минимум: три инструментальных столика, подставки для биксов и капельниц, наркозная аппаратура, электрокоагуллятор. Вся остальная техника, обеспечивающая помощь бригаде и жизнедеятельность пациента, была сосредоточена в соседней комнате — аппаратной.

Ассистенты и операционные медсестры докладывали профессору о готовности к операции:

— Катетер установлен.

— Трубка для вентиляции легких установлена.

— Перистальтика кишечника активизирована…

— Хорошо. Приступаем, — спокойно отвечал профессор Акулов. — Делаем низкий поперечный разрез по Керру — Гусакову…

* * *

Ледокол «Новороссийск» полным ходом шел к дрейфовавшему «Громову». С каждым днем температура воздуха опускалась в среднем на два-три градуса, но погода после опасных 40-х широт казалась сказочной. И только крепкий ветерок, иногда поднимавший двухбалльную волну, портил это впечатление.

В рулевой рубке кипела будничная работа.

Склонившись над картой, начальник экспедиции Манугаров с капитаном Митрохиным отмечали пройденный за минувшие сутки путь. Невзирая на свою «древность», «Новороссийск» выдавал неплохой ход — почти прямая линия пути на карте продлилась на добрых 350 миль. Руководителя спасательной экспедиции этот факт радовал.

Помимо Манугарова и Митрохина на мостике присутствовал рулевой матрос, один из помощников капитана, а также Сафонов. Последний, заложив руки за спину, расхаживал вдоль ряда окон и о чем-то размышлял.

Ничто не могло отвлечь его от этих глубоких размышлений. Даже робко приоткрывшаяся дверь и появившаяся на пороге Людмила.

Он заметил ее случайно. Дошел до последнего окна, развернулся на каблуках, сделал пару шагов в обратном направлении… И вдруг увидел то, чего не должно было быть в рулевой рубке.

— Мостик — место для вахты и командного состава, — надменно процедил он. — Когда вы понадобитесь, я скажу.

Услышав строгую фразу, Манугаров отвлекся от карты, заметил у двери молодую женщину и поймал ее умоляющий взгляд.