Мушкетерка - Лэйнофф Лили

— Они правда хороши. Честное слово.

Анри внимательно посмотрел на меня:

— Спасибо, мадемуазель де Батц.

На нас словно опустился покров серьезности.

— Мы ведь друзья, правда? — Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал бодро. — Обязательно быть таким официальным?

С верхнего этажа по лестнице до меня донесся голос мадам де Тревиль:

— Таня! Где ты там?

— Обычно она так не кричит. — Анри не смог удержаться от нервного смешка, и я улыбнулась, обрадовавшись тому, что атмосфера разрядилась.

— Сегодня у меня будет задание. В первый раз. Вот бы она поняла, что моих переживаний хватит на нас обеих. — Я надеялась рассмешить его этим замечанием, развеселить по-настоящему. Но вместо этого лицо Анри приняло обеспокоенное выражение.

— Будьте осторожны. Дворец прекрасен, но прекрасные вещи зачастую самые опасные.

— А вы уже бывали во дворце? — спросила я.

Он замялся, словно от неловкости.

— Да, Сансон посылал меня туда с поручением. Думаю, с эстетической точки зрения он безупречен, однако то, что там происходит… — Он покачал головой. — В общем, будьте осторожны, — повторил он.

Анри удалился, оставив меня гадать, что он имел в виду и почему был сам на себя не похож. Действительно ли он так волновался об успехе моей миссии? И то, что он сказал о дворце, — будто тот был живым существом, которое может схватить и проглотить меня целиком.

Это всего лишь здание. Груда камня и мрамора, ничего более.

— Ну? Как я выгляжу? — нерешительно спросила я.

Они молчали. Я потянулась рукой к лифу с декольте, однако все вдруг засуетились и зашикали.

— Не трогай вырез! — взвизгнула Портия.

Теа отвела мои руки от алой ткани, и во мне опять поднялся страх неудачи. Я снова была девушкой, которую вырядили в платье, словно куклу, вынужденную беспомощно наблюдать, как юноша уходит от нее прочь. Но потом они поставили меня перед зеркалом.

Сегодня я была совсем не похожа на ту Таню, которая отправилась на свой первый парижский бал в голубом платье. Сегодняшний наряд был другим, а может, и я сама была другой. Мне показалось, что вместо меня в зеркале отражается какая-то незнакомая девушка.

Она была ослепительна. Блистательна. Ключицы тонули в красном шелке, облегавшем изгибы ее фигуры. С мочек ушей, словно разноцветные капли, ниспадали драгоценные камни. Юбка, отраженная в зеркале, напоминала всполох огня. Она была гладиатором и сиреной в одном лице, как и говорила мадам де Тревиль. Она была мушкетеркой.

— Думаю, нет поводов опасаться, что твой объект не заинтересуется. Он от тебя глаз не сможет оторвать. Хотя, — добавила Портия, постукивая пальцем по нижней губе, — если он обслюнявит тебе платье, мадам де Тревиль убьет его собственноручно. На шелке все видно. Слюни на лифе платья — это никуда не годится.

Мое лицо покраснело так, что сделалось одного цвета с платьем. Вот и Таня вернулась. Хорошо, у меня будет хоть что-то знакомое.

Дворец был похож на сказку, необычайно прекрасную и пугающую одновременно. Мраморные арки и колонны, простиравшиеся насколько хватало глаз, вели во внутренний двор — пространство, куда могли попасть только избранные из избранных. Мы лавировали, стараясь не приближаться к лошадям, чтобы не испачкать туфли и подолы платьев, и кивали многочисленным стражникам и слугам, встречавшим гостей у входа.

Бальный зал — один из многих — выходил на портик, и через стеклянные двери можно было наблюдать начинающееся празднество. Количество гостей было ошеломляющим. Их волосы, платья, жакеты, свет, играющий на драгоценностях. Смех, смешивающийся со звоном бокалов. Все было как на моем первом балу, но будто в десять раз масштабнее, в десять раз экстравагантнее. А учитывая количество вооруженной охраны — и в десять раз смертоноснее. Даже гости казались более резкими, пронзительными: яркие губы напоминали открытые раны, их запястья и шеи были стиснуты золотыми и серебряными украшениями. В воздухе витали пары́ духов и алкоголя.

Когда церемониймейстер прочистил горло, в зале все притихли.

— Его королевское величество Людовик XIV де Бурбон, милостью Божьей король Франции и Наварры.

Теа хотела было привстать на цыпочки, однако мадам де Тревиль дернула ее за рукав. Все взгляды были прикованы к королю. Никто не обратил внимания, когда объявляли остальных членов королевской семьи. Людовик XIV был меньше чем на год старше меня… как, должно быть, трудно такому юному мальчику выдерживать все это великолепие, весь этот пафос. Однако, даже если сменить его пышный наряд на крестьянскую одежду, никто не принял бы его за простолюдина — слишком изящное телосложение, слишком пышные темные кудри, спускающиеся ниже плеч.

Этого мальчика мы поклялись защищать, не жалея жизни. Его лицо казалось бледным от избытка пудры и недостатка солнечного света. Когда он в последний раз выходил из дворца? Видел парижские улицы? Посещал Двор чудес? Я сжала кулаки. Его жизнь была в опасности. Кто станет разгуливать по городу, проверять условия труда простого люда или чистоту вод Сены, когда за ним по пятам крадутся убийцы? Но если бы все было иначе, если бы ему не грозила опасность, разве стал бы он больше думать о своих подданных, лучше заботиться о них? Он просто мальчик в короне.

Я вспомнила вечер первого бала, когда Арья объясняла мне, что смысл нашей работы не в борьбе со студентами-вольнодумцами. Быть может, он даже не в защите короля. По крайней мере, не только в ней. Потому что для папы… а теперь и для меня это значило гораздо больше. Я делала это ради сестринства, братства. Ради таких же девушек, как я, которым говорили, что они лгут о себе и о своем здоровье, которые не надевают красивых платьев и не носят шпаг под юбками.

Танцы возобновились. Придворные не проявляли к королю большого интереса, однако гости глазели на него со своих мест вдоль стен. Его величество удалился в укромный уголок вместе со своим братом и несколькими сопровождающими. Придворный дегустатор находился при короле и не отходил, пока не отпил глоток вина, предназначавшегося его величеству. Когда он кивнул, королю налили полный бокал, и он произнес несколько слов, после которых собравшиеся разразились бурным смехом.

Мы вчетвером стояли поодаль от кружившихся в танце пар. Теа увлек за собой какой-то заикающийся кавалер, едва сумевший выговорить приглашение. Он даже не заметил, что ее взгляд неотрывно следит за королем. Портия как раз произносила длинный монолог о королевских портретах, когда мадам де Тревиль стиснула мой локоть.

— Он здесь! — Она убрала руку. — О, неужели это графиня де Пине! Какое изысканное платье! Я обязана немедленно выяснить, кто ее портной.

Наша наставница кивнула мне и удалилась в сопровождении Портии. Это был сигнал. Объект нас заметил: мадам де Тревиль и ее новая ученица, чье лицо было ему незнакомо. Загадочная девушка, о которой ему рассказывали знакомые мадам.

Я судорожно вздохнула. Расслабила пальцы, вцепившиеся в алый шелк.

— Мадемуазель, — произнес голос за моим плечом.

Этьен Вердон оказался вовсе не таким, каким я ожидала его увидеть. Он был гораздо старше, а ведь по рассказам Теа я представляла, что ему около двадцати пяти. И особенной красотой не отличался, хотя думать о таких вещах было неправильно. Может, все дело в освещении или в толпе. Да и какая разница, в конце концов? Все это не должно меня волновать.

— Добрый вечер, месье. — Я присела в реверансе.

Высунув язык, он облизал губы. Он стоял прямо передо мной, чересчур близко по любым меркам.

— Ma chère, вы очаровательны. Словно фарфоровая куколка. — Его палец коснулся моей щеки, и я сделала над собой усилие, чтобы не выдать отвращение, не вытереть рукавом то место, к которому он притронулся.

— Месье Бальдек, — в паре метров от нас раздался другой голос, в котором слышались разом насмешка и сталь. Я увидела молодого мужчину с улыбкой, словно приклеенной к лицу. На меня нахлынули воспоминания о первом бале, о карих глазах, смотревших на меня поверх пламени факела. Это был не просто какой-то незнакомец, это был человек, который видел меня в беде, который пошел за мной, чтобы предложить помощь, который говорил о таких, как я, с обжигающим душу состраданием.