Мавритания - Анна Ковальска-Левицка

Культура имрагенов во всем отличается от культуры окружающих их мавританских племен. Прежде всего в отличие от остального населения страны они не занимаются скотоводством, а связали свое существование с морем. Правда, у них нет лодок, но из веток и стволов карликовых деревьев, растущих кое-где в пустыне, они сооружают нечто напоминающее небольшой плот и ложатся на него так, что ноги остаются в воде. Это позволяет рыбакам удерживаться на гребне волны. С этих маленьких илотов имрагены ловят рыбу шестом. Рыболовные сети они плетут из волокон титарика. Рыбу ловят все вместе. Мужчины идут по плоскому дну как можно дальше в море и оттуда гонят косяки рыбы к берегу. Серьезную опасность при такой ловле представляют акулы, которые часто встречаются у Атлантического побережья. Имрагены надевают на время лова кожаные штаны и считают, что они служат достаточной гарантией от этих морских хищников.

Группы рыбаков с семьями ходят вдоль морского побережья в поисках косяков, подходящих к берегу. Обнаружив, сразу приступают к лову. Пойманная рыба передается женщинам, которые занимаются ее дальнейшей обработкой: обрезают головы и сушат на специальных решетках из веток или просто на песке. Эти сушилки можно узнать по страшному запаху и тучам мух, что, впрочем, ни у кого не отбивает аппетита к такому ценному продукту. Вяленую рыбу укладывают в мешки, и время от времени женщины уходят в глубь материка на караванные пути и продают ее проходящим мимо торговцам, а те, в свою очередь развозят ее по всей стране.

Сегодня насчитывается всего 200–300 активных рыбаков-имрагенов, и, несмотря на столь примитивные способы лова, количество пойманной ими рыбы приближается к 100 тоннам в год. Конечно, это цифра оценочная (как и большинство статистических данных, касающихся Мавритании), тем не менее она основана на серьезных наблюдениях. В целом это дает представление о рыбном богатстве побережья Мавритании, как известно, самого богатого рыбного района Атлантики.

Имрагены не ставят палаток, они живут в крытых травой шалашах, сделанных из стволов карликовых деревьев. Их пища состоит только из рыбы, приготовленной в морской воде, ведь на всем морском побережье нет ни одного колодца. Оказывается, можно обойтись и без пресной воды.

Нетрудно догадаться, что имрагены были мишенью разбойничьих нападений различных вооруженных шаек кочевников. В первые годы XX века им удалось приобрести старый катер, уже непригодный для дальних странствий. Его доставили из Сен-Луи, но почти не использовали для лова рыбы. Он был своего рода укрытием. Если вдали появлялась группа наездников, не походивших на обычных торговцев рыбой, на этот кораблик спешно грузились женщины, дети и мешки с вяленой рыбой и отходили от берега на небольшое, но достаточное расстояние, чтобы всадники не могли до них добраться. Тем временем мужчины-имрагены убегали и скрывались в зарослях. Налетчики забирали оставшуюся свежую и вяленую рыбу и скрывались. Катер причаливал к берегу, мужчины выходили из укрытий, и жизнь, как всегда, продолжала идти своим чередом.

При современной системе лова судьба имрагенов как рыбаков, кажется, предопределена. Серьезными конкурентами для них, как мы уже говорили, становятся прежде всего негритянские рыбаки из района Сен-Луи, осваивающие все более удаленные участки мавританского побережья. Параллельно этому само государство стало проявлять заботу о более эффективном развитии рыболовства. В Нуадибу открыта школа рыбного хозяйства для мавританцев, приобретаются новые морские суда, предназначенные для лова в прибрежной зоне, но уже на морской глубине. Там же построены современные сушильни рыбы, оборудованные в соответствии с правилами гигиены и производящие значительно больше этой продукции, чем имрагены. Несмотря на это, и по сей день на рынках в пустыне самым большим успехом пользуется вяленая рыба, приготовленная имрагенами. Население традиционно считает ее самой вкусной и поэтому по сей день отдает ей предпочтение перед рыбой с современных сушилен.

Наконец, последняя группа, на которой следует остановиться, — это немади, кочевники-охотники. Охотой занимаются и воины, часто это помогает им продержаться в тяжелые сезоны года, но охотниками-профессионалами являются только немади. Они охотятся на крупного зверя и, что совершенно нехарактерно для остального мавританского общества, держат своры охотничьих собак. Немади отправляются в глубь пустыни в долгие, продолжающиеся нередко по нескольку месяцев походы, охотятся и тут же на солнце сушат мясо убитых животных. По внешнему виду вяленое мясо напоминает бурую толстую стружку, торговцы продают его прямо из больших мешков. Его можно хранить годами, только в сухом месте, а в этом Сахара не испытывает недостатка. Такое мясо обычно продается на базарах. Особенно много я его видела, например, в Атаре.

Еще перед второй мировой войной в Сахаре было довольно много животных, особенно антилоп. Но война и послевоенные годы отрицательно сказались на их поголовье. Во время войны через пустыню прокладывали дороги мобилизованные вооруженные сенегальцы. В условиях лагерной жизни, полной опасностей со стороны не только врага, но и природы, трудно было воспрепятствовать браконьерству солдат. Во время войн в 1957 году не был налажен подвоз продовольствия отрядам кочевников, и это катастрофически отразилось на поголовье диких животных. В настоящее время в связи с новым положением об охране природы и уменьшением личного огнестрельного оружия у мавританцев ситуация начинает меняться — количество животных из года в год увеличивается. Однако до положения, которое существовало в довоенные годы, еще далеко, и немади не могут рассчитывать только на охоту. Они вынуждены искать различные другие источники дохода, заниматься скотоводством или наниматься на работу на новые горнодобывающие предприятия в Сахаре.

Немади — это последняя из каст мавританского общества. Хотя их роль и незначительна, о них нельзя не упомянуть, если стремишься представить всю эту сложную общественную систему, которая, несмотря на новые демократические шаги молодого правительства, жива по сей день и всеми уважаема. И сегодня еще в Мавритании продолжают существовать классовые барьеры, которые невозможно переступить, разве что покинув свою страну. Но и в соседних странах действует та же система. Даже богатство не в силах скрыть происхождение. Наш знакомый фульбе весьма современных и либеральных взглядов, связанный с левым движением «Молодая Африка», как-то в разговоре признался, что, несмотря на свои весьма радикальные взгляды, он не смог бы примириться с тем, чтобы его дочь вышла замуж за человека, принадлежащего к другому классу. Не столь важен цвет кожи, главное — классовая принадлежность. Браки между хасанами и марабутами, даже между белокожими мавританцами и чернокожими свободными аристократками негритянских племен, проживающими в долине Реки, еще возможны, но браки между представителями свободных высших классов и каст кузнецов, гриотов, немади даже трудно себе представить. Скорее можно признать законными детей, появившихся на свет от «рабыни», чем заключить легальный брачный союз с представительницей одного из этих свободных и независимых высших классов.