Журнал «Байкал» 2010–01 - Владимир Гармаев

В дореволюционных справочниках говорится, что узаконенное прикрепление крестьянства к земле совершилось («по наговору Бориса Годунова») указом царя Фёдора Иоанновича в 1592 г. Однако известный русский историк и археолог М. П. Погодин (1800–1875) в статье «Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права» настаивал:

«основателем крепостного права не был у нас никто, а винить в его развитии следует обстановку общественного бесправия, в которой возникли и воспитались крепостные отношения Московского государства»[31].

Одним из ранних документов, свидетельствующих об уже утверждающихся крепостных отношениях на Руси, считается писцовая книга 1580 г. тверских владений князя Симеона Бекбулатовича[32], где говорится о 305 «выбежавших» (т. е. беглых) крестьянах из общего числа 2217, прикрепленных к земле («крепких земле»).

А уже со второй четверти XVII в. крестьяне закрепощаются массово, давая помещику обязательство:

«всякую страду страдать и оброк платить, чем он изоброчит», жить «где государь ни прикажет, в вотчине или в поместье, где он изволит поселить», и даже соглашаться на то, что «вольно ему, государю моему, меня продать и заложить».

С середины того же века закрепощают и детей крестьянских.

С XVII в. имущественные и личные права крепостных крестьян уже ничем не ограждены, никакой закон не пытается как-то ограничить размеры крестьянских податей и повинностей. Вопреки церковному закону, помещики по своей прихоти женят и выдают замуж крепостных.

Думается, всем нам еще со школьных лет памятны строки великого русского поэта Н. А. Некрасова (что характерно, напрочь забытого нынешними СМИ):

…Помню ужасную свадьбу,Поп уже кольца менял,Да на беду помолитьсяВ церковь помещик зашёл:«Кто им позволил жениться?Стой!» — и к попу подошёл.Остановилось венчанье!С барином шутка плоха —Отдал наглец приказаньеВ рекруты сдать жениха,В девичью — бедную Грушу!И не перечил никто!..Кто же имеющий душуМог это вынести?.. Кто?..

О древнем праве «вотчинной расправы» известно с XVI в. Со временем на барских дворах появляются собственные тюрьмы. Об изощренных истязаниях крестьян их владельцами говорится в подлинных тогдашних документах. Подробно описаны и применявшиеся при этом орудия: кандалы, цепи и колодки, батоги и кнут, отмериваемые «нещадно». Появляются и чисто московские пытки — подвешивание за связанные назад руки с битьём при этом кнутом и поджариванием огнём. Как видим, Москва всегда отличалась чем-то эдаким, «гламурненьким».

Истязания подобными орудиями нередко приводили к смерти наказуемых, и Сенат в 1762 г. признал, что в законе нет наказания за такого рода убийства. Вот, например, знаменитая Салтычиха (1730–1801), прозванная в Москве «людоедкой» и садистски замучившая в течение 7 лет 139 душ своих крепостных, преимущественно женского пола. Её дело 21 раз начинало рассматриваться в низших инстанциях, но, благодаря родственным связям и взяткам, неизменно оборачивалось наказанием и ссылкой жалобщиков. Наконец, назначенная Екатериной II юстиц-коллегия в 1768 г., после 6 лет следствия, признала её виновной в «серийных» убийствах и приговорила к смертной казни, которая была заменена, по воле императрицы, пожизненным заключением в подземной тюрьме в Ивановском московском девичьем монастыре. Сообщники Салтычихи (её подневольные дворовые люди), подвергнутые вырыванию ноздрей и другим наказаниям, были навечно сосланы в Нерчинск на каторжные работы.

Кнут[33] был страшным орудием, в сравнении с ним даже плеть считалась более мягком средством «воздействия». Во второй половине XVIII в. появляются еще более «мягкие» розги: один удар плетью, по официальному уложению, приравнивался к 200 ударам розгами.

И тем не менее, употребление плетей сохранялось до конца существования крепостного права — еще в середине XIX в. правительство вынуждено было напоминать помещикам о запрете наказывать крепостных «трехременной плетью».

Совершенно в ином, чем крепостные крестьяне, положении находился обширный класс так называемых государственных крестьян, образовавшийся при Петре Великом. Сюда относились служилые люди (рейтары, драгуны, солдаты, пушкари, казаки), экономические (бывшие монастырские) крестьяне, свободные хлебопашцы, поселяне-магометане Таврической губернии и Кавказской области, задунайские переселенцы, жители казённых земель в Бессарабии и т. д. В это сословие входили также кочевники Европейской и Азиатской России. Среди последних к 1838 г. насчитывалось примерно 235–240 тысяч человек сибирских инородцев.

Упомянутые справочники конца XIX в. сообщают, что, согласно российскому законодательству:

«...государственные тягости могут быть на них (инородцев. — В. М.) налагаемы лишь с величайшей постепенностью в связи со своеобразным строем их быта…

Воздействие государственной власти на их быт исчерпывается надзором за их самоуправлением, подчинением их российскому уголовному суду за наиболее тяжкие преступления, ограждением их от некоторых зловредных влияний (от спаивания виноторговцами, закабаливания под видом найма, захвата их земель), содействием их промыслам — продажа от казны пороха, других припасов и т. д.».

В тех же источниках читаем:

«Важнейшие привилегии относятся к воинской повинности. До 1880-х гг. они (инородцы. — В. М.) вообще не подлежали рекрутской повинности. Позднее их стали привлекать на основании особых положений и в большинстве на разного рода льготных основаниях».

* * *

Перейдём к «ясаку» и «ясашным людям».

В авторитетном труде «Сборник документов по истории Бурятии. XVII век» имеется словарь старинных слов и терминов, где поясняется: «Ясак — подушные подати, взимавшиеся с коренного населения Сибири в XVII — начале XVIII вв.».

Если отрешиться от частностей, то ясак — это, говоря обобщенно, то же самое, что нынешний налог.

Следовательно, выражение «ясашные люди» в устах Петра I означило «государственные налогоплательщики», что в более широком смысле подразумевало — «российские подданные».

Само же слово «ясак» восходит к Великой Ясе Чингисхана, в которой нынешние учёные видят некий универсальный кодекс, соединяющий в себе как морально-этические предписания, так и правовые установления. Известный востоковед Г. В. Вернадский замечает:

«Монгольское слово яса (ясак, джасак[34]) означает „поведение“ или „декрет“. С моей точки зрения, Яса как целое ни в коем случае не может быть охарактеризована как обычное законодательство. Она была монгольским имперским законом, сформулированным Чингисханом»[35].

Полного текста Великой Ясы не сохранилось. Но то, что доступно исследованиям, дает учёным основания выделять в ней целый ряд статей, в том числе о международном праве, о законодательствах административном и уголовном, гражданском и военном, о коммерческом праве.

Производные от слова ясак были широко распространены на Руси и обозначали нечто, имеющее отношение к закону, праву, правилам, к государству вообще в самом широком смысле этого слова. Так, в словаре Владимира Даля указано:

«Ясак — сторожевой и опознавательный клич, знак, маяк; лозунг, отзыв, пароль; подать, платимая инородцами. Ясачные крестьяне — казённые. Ясаул — чин в казачьих войсках. Ясачные деньги — податные, подушные. Ясачная дорога — столбовая, почтовая».

Помимо всего прочего, здесь виден отголосок тех давних, достаточно непростых военно-административных и деловых, в том числе и фискальных, взаимоотношений, существовавших некогда между Монгольской империей и еще не объединёнными в единое целое русскими княжествами.

Здесь стоит упомянуть, что одним из таких «отголосков», благополучно доживших до наших дней, является слово таможня. В словаре В. Даля поясняется:

«тамга (платить тамгу) — внутренняя таможенная пошлина, введенная на Руси монголо-татарами и взимавшаяся со всех продаваемых товаров вначале натурой, позже — деньгами; тамжить — ставить печать; тамговый — таможный; таможенный товар — заверенный печатью (тамгой)».

Известно, что для исчисления причитавшейся дани золотоордынские чиновники в 1245 г. и позже проводили в отдельных княжествах перепись населения. Золотая Орда к тому времени, хоть и оставаясь в составе общемонгольской империи, уже формировалась в виде автономного государства под сильной рукой Бату, внука Чингисхана. В проводимой им политике в отношении Руси главенствовали два пункта: