О привидениях и не только - Джером Клапка Джером

больно ударившись, на твердую землю реального мира.

Но полно! Что такое наши невзгоды, наш ужас? Чужаку наш дом кажется ярким и прекрасным. Труженики на полях смотрят снизу вверх и завидуют нашей обители славы и очарования! Если они думают, что наш дом прекрасен, мы должны быть довольны. Разве не учили нас жить для других, а не для себя и разве не ведем мы себя так отважно согласно этому учению самым тщательным образом?

О да, мы достаточно самоотверженны и достаточно верны в нашей преданности этому новому королю, детищу принца Обмана и принцессы Притворства. Никогда раньше не поклонялись так слепо ни одному деспоту! Никогда раньше не имел ни один земной монарх такой всемирной власти!

Человек, чтобы жить, должен кому-то поклоняться. Он осматривается вокруг и перед тем, что кажется ему самым лучшим и великим, падает ниц и благоговеет. Ему, чьи глаза впервые открылись в девятнадцатом веке, какой образ во вселенной может показаться более благородным, чем фигура Фальши в украденных одеждах? Она пронырлива, и бесстыдна, и бездушна, и отвечает идеалам его души, и он падает ниц, и целует ей ноги, и цепляется за ее костлявые колени, клянясь в вечной верности!

Ах, он могущественный монарх, этот раздувшийся, как пузырь, король Притворщик! Давайте построим храмы, где такие темные тени, что под ними можно поклоняться ему, укрывшись от света. Давайте поднимем его высоко на фальшивых щитах. Да здравствует наш трусливый вероломный вождь! Подходящий предводитель для таких солдат, как мы! Да здравствует Владыка Лжи, помазанник Божий! Да здравствует несчастный король Видимость, перед кем преклоняет колена все человечество!

Но мы должны возносить его очень старательно, о братья мои воины! Его необходимо «поддерживать». У него нет ни костей, ни жил, и он такой непрочный, бедняга. Стоит нам убрать руки, и он упадет кучей старых лохмотьев, и сердитый ветер унесет его прочь, оставив нас покинутыми. О, давайте проведем всю нашу жизнь, поддерживая его, и служа ему, и возвеличивая его, то есть надувая воздухом и пустотой, пока он не лопнет, и мы вместе с ним!

Однажды он должен лопнуть, как лопаются все мыльные пузыри, в особенности когда они слишком надуваются. А пока он все еще царит над нами, а мир все больше и больше превращается в мир фальши, преувеличений и лжи, и тот, кто преувеличивает и лжет успешнее всех, считается среди нас самым великим.

Мир – это дешевая ярмарка, где все мы стоим перед своими балаганами, и указываем на ярко раскрашенные картинки, и бьем в большие барабаны, и бахвалимся. Хвались! Хвались! Жизнь – это сплошная похвальба!

– Покупайте мое мыло, люди добрые, и вы никогда не покажетесь старыми, и на лысинах снова вырастут волосы, и вы больше не будете бедными и несчастными. Только у меня настоящее мыло, остерегайтесь подделок!

– Покупайте мою микстуру, вы, кто страдает от боли в голове, или в животе, или в ногах, или те, у кого сломаны руки, или разбиты сердца, или у кого гадкие свекрови; выпивайте по бутылке в день, и все ваши беды закончатся!

– Придите в мою церковь, вы, кто хочет попасть в рай, и покупайте мои еженедельные советы всего за пенни, и платите мне за место, и, умоляю, не обращайтесь к моему заблуждающемуся собрату вон там, через дорогу. Путь к спасению только у меня!

– О, голосуйте за меня, мои благородные и умные избиратели, и приведите нашу партию к власти, и мир станет, как новенький, и в нем больше не будет места грехам и печалям! И каждый свободный и независимый избиратель получит новенькую, с иголочки, Утопию, созданную для него одного, согласно его собственным идеалам, с прилагающимся к ней большим, сверхнеприятным чистилищем, куда он сможет отправить всех, кто ему не нравится. О! Не упустите свой шанс!

– О! Прислушайтесь к моей философии, она наилучшая и наиглубочайшая. О! Слушайте мои песни, они сладчайшие в мире. О! Покупайте мои картины, только они и есть настоящее искусство. О! Читайте мои книги, они самые лучшие.

– О! Я величайший сыровар, я величайший солдат, я величайший политик, я величайший поэт, я величайший циркач, я величайший фигляр, я величайший редактор, а я величайший патриот. Мы величайшая нация! Мы единственный хороший народ! Только наша религия истинна! Ба! Как мы все здорово орем!

Как мы все бахвалимся, и подпрыгиваем, и бьем в барабаны, и кричим; и никто не верит ни единому нашему слову, а люди спрашивают друг друга:

– Как можно понять, кто самый великий и самый умный среди всех этих вопящих хвастунов?

И отвечают:

– Нет среди них ни умных, ни великих. Умные и великие люди не здесь; им нет места в этом вавилонском столпотворении шарлатанов и невежд. Они всего лишь горластые петухи, и тот, кто горланит громче и дольше остальных, тот, должно быть, и считает себя самым великим и наилучшим. Это единственное мерило их достоинств.

Так что же нам еще остается, как не горланить? И тот, кто горланит громче и дольше остальных, и есть самый лучший и самый из нас великий на этой навозной куче, которую мы называем своим миром!

Но вообще-то я собирался рассказать вам о часах.

Начать с того, что их захотела моя жена. Мы обедали у Багглзов, а Багглз только что купил часы – «подцепил их в Эссексе», как он выразился. Багглз вечно что-то «подцепляет». Он может встать перед старинной деревянной резной кроватью весом около трех тонн и сказать:

– Да, славная вещица! Я подцепил ее в Голландии. – Будто нашел ее на обочине и засунул в зонтик, когда никто не видел.

Багглз ни о чем не мог говорить, кроме этих часов. Это были хорошие старомодные напольные часы высотой восемь футов, в резном дубовом футляре, с глубоким, звучным, торжественным тиканьем, ставшим приятным аккомпанементом к нашей послеобеденной беседе и словно наполнявшим комнату каким-то уютным достоинством.

Мы поговорили о часах, и Багглз рассказывал, как ему нравится их медленное, серьезное тиканье и как он сидит наедине с часами, когда в доме тихо, и ему кажется, будто с ним беседует старый мудрый друг, рассказывая о прежних днях, и прежних мыслях, и прежней жизни, и прежних людях.

На мою жену часы произвели огромное впечатление. Всю дорогу домой она была задумчива, а когда мы поднимались по лестнице в нашу квартиру, спросила: «А почему бы и нам не завести такие часы?» Это все равно, что в доме будет жить старый друг и заботиться обо всех нас – она уже представляет, как он присматривает за младенцем!

У меня в Нортгемптоншире есть человек, у которого я иногда покупаю старую мебель. К нему я и обратился. Ответной почтой он сообщил, что у него есть как раз то, что мне требуется. (Он всегда так отвечает. В этом смысле мне очень везет.) Самые лучшие и старомоднейшие часы, какие ему давно не попадались. Он приложил фотографию и полное описание. Присылать?

Судя по фотографии и описанию, это было, как он и сказал, именно то, что нужно, и я написал: «Да, присылайте тотчас же.

Три дня спустя в дверь постучались. Разумеется, к нам и до этого стучались, но сейчас я рассказываю только про часы. Служанка сказала, что меня спрашивают двое мужчин, и я к ним вышел.

Оказалось, что это носильщики от Пикфорда. Глянув в накладную, я убедился, что они привезли мои часы, и беззаботно воскликнул:

– О да, вы попали по адресу! Заносите их наверх!

Они ответили, что им очень неловко, но как раз в этом и трудность. Они не могут отнести часы наверх.

Я спустился вместе с ними и обнаружил на площадке второго этажа клином втиснутый туда ящик – на первый взгляд тот самый, в котором привезли Иглу Клеопатры.

Носильщики сказали, что это и есть мои часы.

Я принес топор и ломик, мы послали служанку на поиски, она привела к нам двоих крепких бродяг, и мы впятером трудились минут тридцать, но часы из ящика извлекли, после чего движение вверх и вниз по лестнице возобновилось, к великому удовольствию остальных жильцов.

Затем мы отнесли часы наверх,