О привидениях и не только - Джером Клапка Джером

что ни один человек в пансионе не задал ни единого вопроса на ее счет.

Кузину сэра Уильяма незнакомец считал сокровищем для любого пансиона. Леди из высшего общества! Казалось, ничто в ее наружности не говорило, что она принадлежит к высшему обществу. Она сама, разумеется, не упоминала об этом, но любому это было ясно без слов. Сама того не сознавая, она разговаривала благовоспитанным тоном, создавала атмосферу учтивости. Не то чтобы незнакомец так много ей об этом говорил. Кузина сэра Уильяма поняла, что он так думает, и всей душой разделяла его мнение.

К мистеру Лонгкорду и его компаньону как к представителям избранного круга деловых людей незнакомец испытывал огромное уважение. Насколько он сам не имел у них успеха, уже известно. Любопытно, что их фирма, похоже, была удовлетворена ценой, которую пришлось заплатить за хорошее мнение незнакомца; даже ходили слухи, будто они взяли себе за правило добиваться уважения честных людей. И в будущем это могло обойтись им весьма дорого. Но у всех нас есть свои прихоти.

И полковник, и миссис Девайн сначала сильно страдали от обрушившейся на них необходимости менять образ жизни в столь почтенном возрасте. Наедине в собственной комнате они сочувствовали друг другу.

– Что за чепуха, – ворчал полковник. – Мы с тобой начинаем ворковать и миловаться в наши годы!

– Больше всего мне не нравится ощущение, – вторила ему миссис Девайн, – будто меня каким-то образом заставляют это делать.

– Подумать только, муж и жена не могут пошутить друг над другом, беспокоясь, что о них подумают какие-то нахальные выскочки! Несусветная глупость! – бушевал полковник.

– Даже когда его нет, – произнесла миссис Девайн, – я так и чувствую на себе этот неприятный взгляд. Этот человек для меня в самом деле как наваждение.

– Я где-то его видел, – задумчиво протянул полковник. – Клянусь, где-то видел. О Боже, скорее бы он уехал.

Сто замечаний за день хотел сделать полковник миссис Девайн, сто претензий за день хотела предъявить миссис Девайн полковнику. К тому времени как им предоставлялась возможность осуществить эти свои желания без свидетелей, весь интерес к разговору уже пропадал.

«Женщины останутся женщинами, – успокаивал себя полковник. – Мужчина должен проявлять терпение. Ему никогда нельзя забывать, что он джентльмен».

«Ну и ладно, полагаю, здесь нет никакой разницы, – смеялась миссис Девайн наедине с собой, пребывая на той стадии отчаяния, когда спасение можно найти лишь в веселье. – Какой смысл выпускать пар? Это не приносит никакой пользы, а только коробит людей».

Ощущение, что ты с героической покорностью терпишь вопиющую глупость других, приносит некоторое удовольствие. Полковник и миссис Девайн научились ценить роскошь одобрительного отношения к самому себе.

Но человеком, которого всерьез возмущала глубокая вера незнакомца во врожденную добродетель каждого, кто встречается на его пути, была апатичная и красивая мисс Девайн. Незнакомец утверждал, что мисс Девайн женщина с благородной душой и высокими идеалами, нечто среднее между Флорой Макдоналд[22] и Жанной д’Арк. Мисс Девайн, напротив, представляла себя холеным, любящим роскошь существом, готовым продаться покупателю за самую модную одежду, самую изысканную еду, самое роскошное окружение. Такой покупатель уже имелся в лице ушедшего на покой букмекера, скользкого старого джентльмена, однако чрезвычайно богатого и, несомненно, питавшего к ней слабость.

Мисс Девайн, решив, что нужно совершить этот поступок, хотела сделать это как можно скорее. И поэтому нелепое мнение о ней незнакомца не только раздражало, но и беспокоило ее. Под взглядом человека, каким бы глупым он ни был, убежденного в том, что ты наделена величайшими достоинствами, присущими представительницам того же пола, трудно вести себя так, будто ты руководствуешься лишь низменными мотивами. Дюжину раз мисс Девайн собиралась положить этому конец, официально приняв большую дряблую руку своего пожилого поклонника. И дюжину раз перед мисс Девайн возникал образ незнакомца с его серьезным доверчивым взглядом, который мешал дать определенный ответ. Когда-нибудь он должен был уехать. И по его же собственным словам, что он не кто иной, как просто путешественник. Когда он исчезнет, станет легче – так она думала в то время.

Однажды во второй половине дня незнакомец вошел в комнату, когда она стояла у окна, глядя на голые ветви деревьев Блумсбери-сквер. Уже впоследствии она вспомнила, что тот день выдался таким же туманным, как и день приезда незнакомца три месяца назад. Больше в комнате никого не было. Незнакомец закрыл дверь и подошел к ней своей немного странной подпрыгивающей походкой. Его длинное пальто было наглухо застегнуто, а в руках он держал старую фетровую шляпу и массивную узловатую палку, выглядевшую почти как посох.

– Я пришел попрощаться. Ухожу.

– Я больше вас не увижу? – спросила девушка.

– Трудно сказать, – ответил незнакомец. – Но вы будете думать обо мне?

– Да, – с улыбкой ответила мисс Девайн. – Это я вам обещаю.

– А я всегда буду вас помнить. И желаю вам всех радостей жизни – радости любви, радости в счастливом браке.

Девушка вздрогнула.

– Любовь и брак не всегда одно и то же.

– Не всегда, – согласился незнакомец. – Но в вашем случае они сольются воедино.

Она посмотрела на него.

– Думаете, я не заметил? – улыбнулся незнакомец. – Красивый обходительный парень, и умный. Вы любите его, а он любит вас. Я не смог бы уйти, если бы не знал, что у вас все будет хорошо.

Она отвела глаза.

– Ах да, я люблю его, – дерзко ответила она. – Вы хорошо видите, когда захотите. Но одной любви в этом мире недостаточно. Я скажу, за кого выйду замуж, если уж вам интересно. – Она продолжала разглядывать неясные очертания деревьев, туман за окном и вдруг заговорила быстро и яростно: – За человека, который может дать мне все, чего душа пожелает: деньги и вещи, которые можно купить за эти деньги. Думаете, я женщина? Я всего лишь животное! Он весь потный, дышит как морская свинка, на уме у него одна хитрость, а его тело – один сплошной живот. Но он мне вполне подходит.

Она надеялась привести незнакомца в замешательство – тогда он, вероятно, уйдет, – и рассердилась, услышав, что он лишь рассмеялся.

– Нет, вы не выйдете за него замуж.

– Что же мне помешает? – в запальчивости крикнула она.

– Ваша лучшая сторона.

В его голосе звучала странная повелительность, заставившая ее повернуться и посмотреть ему в глаза. Та фантазия, которая преследовала ее с самого начала, оказалась правдой. Она встречала его, говорила с ним на тихих деревенских дорогах, на многолюдных городских улицах – где это было? И всегда при разговоре с ним возвышалась духовно и была такой, какой он всегда ее представлял.

– Есть те, – продолжал незнакомец, и впервые она заметила, что его кроткие, как у ребенка, глаза могут и приказывать, – кто уничтожил в себе лучшую сторону своими руками, так что она их больше не беспокоит. Ваша же, дитя мое, окрепла настолько, что всегда будет повелевать вами. Вы должны слушаться. Сбежите от нее – она будет следовать за вами. Вы не сможете от нее скрыться. Оскорбите ее – она будет наказывать вас жгучим стыдом, мучительным самобичеванием изо дня в день. – Суровость покинула красивое благородное лицо, и оно вновь засветилось нежностью. Он положил руку на плечо юной девушки. – Вы выйдете замуж за любимого. С ним вы пройдете путь, на котором вам встретится и солнечный свет, и тьма.

И девушка, взглянув в это сильное спокойное лицо, поверила, что так и будет, что способность сопротивляться своей лучшей стороне покинула ее навсегда.

– Теперь, – сказал незнакомец, – пойдемте со мной к выходу. Прощание не что иное, как бесполезные переживания. Позвольте мне уйти незаметно. Тихо закройте за мной дверь.

Она подумала, что, возможно, он еще раз повернется к ней лицом, но не увидела ничего, кроме необычной округлости на его спине под наглухо застегнутым пальто, прежде чем он растворился в сгущавшемся тумане.

Потом она тихо закрыла дверь.

Часы[23]

Есть два вида часов. Одни